Как, когда и в чем проявлялось знакомство алан с христианством? Уже в комплексах VI–VII вв. Мокрой Балки наряду с обычным инвентарем найдены бронзовые подвески в виде крестика (правда, изображение нетипично и лишь предположительно может быть связано с крестом). К VIII–IX вв. в катакомбах Мокрой Балки и в ряде скальных захоронений найдены гагатовые бусы-пронизки в форме миниатюрных крестиков, а на ряде катакомб Песчанки — процарапанные кресты.

Примером борьбы христианства с язычеством является находка сломанного в древности солярного амулета в катакомбе 10а Гоуста (рис. 64, 109). У амулета грубо обломано внешнее кольцо, в результате чего из круга с вписанным крестом остался только крест. Случай этот позволяет вспомнить описание Моисеем Каганкатваци борьбы епископа Исраила с ношением языческих амулетов, из которых на глазах у толпы он «делал изображения креста Господня» [Моисей Каганкатваци, 1861, с. 205]. Свидетельством взаимопроникновения языческих и христианских мотивов является обычного вида и привычных размеров круглый амулет с вписанным ажурным крестом (рис. 64, 120).

В целом рассматриваемая эпоха — это постепенный подъем и усиление алан в Центральном Предкавказье. Уже к концу VI в. они начинают играть выдающуюся роль в международных событиях. В это время сложилась яркая и своеобразная аланская культура, включившая в себя как черты материальной культуры недавно перешедших от кочевания к оседлости сармато-алан, так и ряд особенностей материальной и духовной культуры местных кавказских племен. Контакты с миром евразийских кочевников продолжались на всем протяжении IV–IX вв. Тюркюты, болгары, хазары простирали свою власть на аланские племена на разный срок, привнося в их культуру новейшие достижения в области вооружения и конского снаряжения и, в свою очередь, быстро меняя свой быт и материальную культуру при тесном общении с ними.

Северо-западный Кавказ (Прикубанье и Черноморское побережье) был занят массивом адыго-черкесских племен, которые больше, чем местные племена Центрального Предкавказья, определяли облик материальной культуры эпохи раннего средневековья, несмотря на проникновение в Прикубанье с северо-востока сармато-алан, а позднее тюрок, а с запада через Боспор на Черноморское побережье Кавказа — готов-тетракситов. Топонимика, преемственность в материальной культуре, сведения античных и раннесредневековых авторов согласно свидетельствуют в пользу этого.

Археологические памятники рассматриваемого времени были открыты на северо-западном Кавказе в конце прошлого века [например, Спицын А.А., 1907а, с. 103–107; 1907б, с. 188–192; Саханев В.Б., 1914, с. 75–219]. Тем не менее, они исследованы еще слабо и неравномерно. Почти не изучены поселения, мало известны места погребений местных племен с территории Прикубанья (рис. 57). Сейчас мы располагаем материалами только с двух могильников (Пашковский и Ясеновая Поляна). Несколько более значительны по количеству материалы из дореволюционных раскопок на Черноморском побережье (Агойский аул, Борисовский, Веселое и т. д.), существенно дополненные материалами из раскопок Н.В. Анфимова в Сопино [Алексеева Е.П., 1964, с. 201] и А.В. Дмитриева в Абрау-Дюрсо [Дмитриев А.В., 1975, с. 106].

Работы последних лет позволяют по-иному представить себе хронологию этих древностей. Так, Пашковский могильник 1 [Покровский М.В., 1936, с. 159–169; Смирнов К.Ф., 1951, с. 155–161], где исследовано не менее 40 погребений, дал коллекцию одновременных вещей не IV–VI вв., как датировали его ранее, а VII в. [Амброз А.К., 1971, с. 107]. Основанием для новой датировки является передатировка нижнего слоя Суук-Су, хронология пальчатых и двупластинчатых фибул, наличие В-образных пряжек как ранних, так и поздних типов, пряжек с квадратной рамкой и полуовальным щитком, круглых серебряных бляшек-накладок, антропоморфных амулетов, фибул, инкрустированных стеклом или же с четырьмя птичьими головками по кругу (последние не найдены в комплексах старше рубежа VII–VIII вв., так же как и бронзовые колокольчики). По аналогии с Пашковским могильник у Ясеневой Поляны следует датировать также не IV–VI вв. [Дитлер П.А., 1961, с. 148–150], а VII в.

Погребения всех эпох, начиная с V в. (небольшое число комплексов) по VIII–IX вв., представлены в обширном могильнике Абрау-Дюрсо. В хронологии могильников северо-западного Кавказа прослеживаются те же закономерности, которые характерны для обширных территорий Евразии. Здесь также редко встречаются комплексы IV–V и V–VI вв. Гунны и здесь произвели массовые опустошения. Во второй половине VI–VII в. можно констатировать появление нового населения в долине Кубани и на побережье. Дальнейшее развитие его представлено комплексами VIII–IX вв.

Локальные различия, проявляющиеся как в погребальном обряде, так и в инвентаре, объясняются притоком населения из разных (соседних или дальних) районов: Крыма, северо-кавказских или азиатских степей.

В первые века нашей эры античные авторы знают на левобережье и правобережье Кубани (очевидно, до Лабы) меотов, на Таманском полуострове — синдов, на Черноморском побережье — ахейцев, гениохов, кораксов, зихов и т. д. вплоть до колхов и лазов.

В раннем средневековье византийские авторы в связи с ирано-византийскими войнами неоднократно упоминают в своих хрониках причерноморские племена, среди которых имя зихов (зехов), или «к-с-к» (касогов), полностью вытеснило имена более мелких племен. Отношения зихов с Византией были дружественными, к ним ссылали неугодных Риму лиц еще в IV в., а по землям зихов вдоль моря или через горные проходы шли миссионеры, торговцы и воины.

Древние авторы ничего не говорят о городах адыгов. Исключением является свидетельство анонимного персидского автора книги «Худуд-ал-Алам», упоминающего укрепление «кешак» в стране алан на Черноморском побережье Кавказа. И, действительно, не считая многочисленных авазгских крепостей в районе Сочи, занимающих естественно укрепленные отроги гор, дополнительно огражденных каменными высокими стенами, сложенными на крепком известковом растворе, мы знаем севернее на территории зихов лишь одну крепость, которую, возможно, справедливо отождествляют со Старой Лазикой. Это большая крепость на левом берегу р. Нечепсухо в 1–1,5 км. от берега моря. Она окружена крепостной стеной толщиной в 2 м. и датируется по керамическому материалу IV–VII вв. Внутри крепости обнаружены руины базилики.

На меотских городищах Кубани (и ее левых и правых притоков) жизнь продолжалась до VI в., а частично и до VIII–IX вв. Городища занимают мысы высоких террас, состоят из центрального округлого холмообразного укрепления, окруженного глубоким кольцевым рвом, и прилегающего поселения, в некоторых случаях также окруженного рвом (например, поселения у хутора Красного, аулов Гатлукая, Пшекуйхабль, Тахтамукай по разведкам Н.В. Анфимова или же у аула Вочепший, Красная Батарейка, Новобжегокай, хутора Ястребовский по разведкам автора). Культурный слой насыщен раннесредневековой керамикой и имеет в ряде мест мощность свыше 1 м. Большинство поселений представлено неукрепленными селищами, возникшими как в V–VII вв., так и в VIII–IX вв. (датировка слоев производится по наличию тарной посуды, привозимой с Таманского полуострова, и по характерной салтово-маяцкой керамике). Занимали они надпойменные террасы притоков Кубани и плато недалеко от речек, впадающих в море.

Отсутствие раскопок на них не позволяет представить ни планировку поселений, ни особенности строительной техники и устройства жилищ.

Что касается абазгских крепостей, то на них сказывается влияние позднего Рима в использовании строительного раствора при сооружении крепостных стен.

О раннесредневековых ремеслах мы можем судить только на основании тех предметов, которые найдены в могилах в качестве погребального инвентаря, поэтому вопрос об орудиях труда освещен очень слабо. В нашем распоряжении имеются лишь серпы из Сопино, случайные находки, хранящиеся в Новороссийском музее, вещи из поздних погребений Абрау-Дюрсо, топоры (они могут быть как орудиями, так и оружием), пряслица, грузила (до 50 штук в одном погребении).