Каждый День Победы я ходила к Большому театру. Сначала искала однополчан папы Вани, потом – просто для того, чтобы отдать дань поколению, которое дало возможность выжить детям войны. С Бессмертным полком, как бы я ни хотела, пройти не могу (ноги болят).

Моя мама Ольга Георгиевна Данциг

На этой фотографии мою маму не узнать, т.к.за время войны она потеряла всех родных и очень исхудала.

3 декабря в России отмечается памятная дата День Неизвестного Солдата. К могиле Неизвестного Солдата возлагаются гвоздики. Одна из них – папе Ване.

Имя Ирина по гороскопу означает «закрытая женщина с яркой, ранимой душой. А с древне-греческого – это имя означает «согласие, мир и покой».

В генетике есть такие термины: доминантные и рецессивные гены. Фотографии моего отца в семье нет. У мамы были большие глаза, удлинённый носик, неправильный прикус и узкие губы. У меня – лоб маленький, носик маленький, правильный прикус, тонкие губы и всегда были персиковые щёчки. Меня мужчины всегда так и называли «персик». Я больше была похожа на бабушку в юности. К старости у меня лицо похудело, волосы выпали, лоб стал больше, и все говорят, что я сейчас очень похожа на маму.

Концерт. Выступает Кристина Орбакайте. Глаза у неё совсем не мамины, овал лица не мамин, но до операции был папин. Некрасивая девочка «чучело» превратилась с помощью хирургии в красавицу.

Так вот, длинный нос, большой лоб, удлинённый овал – это доминанты. Маленький лоб, маленький носик, голубые глаза – это рецессивы, и проявляются они, когда встречаются два гетерогенных носителя рецессивных признаков у обоих родителей. Ни черт характера, ни внешних признаков отца я не знаю. Если бы искала? Если бы нашла? Сколько разочарований у тех людей, которые находят по телевизионным программам, сколько слёз. Я всегда уважала оскорблённое чувство мамы: в 4 месяца беременности она осталась одна. Я всегда уважала её восторженное воспоминание о первом муже – Вите Данциге, поэтому беспрекословно принимала «родство» с Данцигами. И не захотела даже в замужестве стать Тихоновой. Кабы знала я, кабы ведала – из русской народной песни.

Вы поняли, что моя школа находилась в 1-ом Неопалимовском переулке. Когда мы с мамой в августе 1944 года шли записываться в школу, мне не было 7-ми лет. У ворот школы я нашла половину буханки чёрного хлеба. Это событие я запомнила на всю жизнь. И строгую, в деловом костюме, директрису, Ольгу Вячеславовну Кечкину, заслуженного учителя СССР, «вселенскую маму» я тоже помню. Школе нашей было присвоено звание Лёли Колесовой, такой же партизанки как Зоя Космодемьянская, героини войны. Когда-то на дачу я ехала на электричке им. Лёли Колесовой. Для остальных пассажиров её имя ничего не говорило, кроме меня. Сразу нахлынули воспоминания о моей первой учительнице, Клавдии Ивановне Плечёвой. Она тоже одна поднимала дочку Лидочку, которая впоследствии стала учительницей. И, не смотря на то, что я всегда была растрёпана и в зелёнке, т.к. лихорадка на губах всегда была, она не вызывала мою маму для нравоучений, как в старших классах делали другие. Может, что-то от Клавдии Ивановны говорило во мне, когда я сама стала учителем. Мы были на «продлёнке», спали в классе, питались в столовой. Родители за нами не приходили, мы сами шли домой. Знакомство с театром состоялось тоже в школе. В кабинете химии шло представление «Снежная королева». Т.к.там была химическая лаборатория, то переодевались артисты «в театральной уборной». Сказка о Герде и Кае до сих пор трогает души детей. 2022 год. Театр Пушкина вспоминает эту пьесу…

Однажды, Фая Богомолова, из многодетной татарской семьи, живущей в подвале, на уроке английского языка сказала: «Повторяй за мной стихи Пушкина, через каждое слово вставляя «топай, топай кверху жопой»». Мой дядя, топай, топай, самых честных правил кверху жопой, когда не в шутку занемог, топай, топай, он уважать себя заставил кверху жопой. От истерического смеха я свалилась с парты на пол. Вот был спектакль! Анна Алексеевна Горская, учительница английского языка, нравоучительно сказала: «Будете, Данциг, учительницей, вспомните обо мне!». Вспоминала каждый день. И раз на трамвайной остановке через 20 лет встречаются пенсионерка и молодая учительница.

Математика мне давалась с трудом. Седая старушка, Мария Спиридоновна, была очень строга. Тригонометрию я вообще не понимала. Что две прямые не пересекаются в пространстве, я не понимала. Мама нанимала студента Алёшу, чтобы мне хоть тройку поставили. Однажды мне всё это надоело, совесть заговорила, я избила сама себя портфелем и стала учиться только на 4 и 5. Звонок на перемену осуществляла уборщица колокольчиком. Позже появились электрические звонки.

Перед глазами и сейчас стоит сценка: рядом со входом в школу – двухэтажный деревянный дом. Первое весеннее Солнце, огромные прозрачные сосульки с крыши этого дома. Сбиваем их, каждая тащит в рот кусок «конфетки», радуется весне и не задумывается о том, что на крыше была грязь, что холодное может вызвать ангину… Вот это всё называется детством.

Когда училась в начальной школе, тетрадочки были тоненькие, в 12 листов. Только потом появились общие тетради. На обложках были таблица умножения и меры веса, длины. Писали чернилами, на столе стояли чернильницы-непроливайки. Ручки были деревянные, в них вставлялись стальные перья. Кляксы устранялись промокашками. А ещё были специальные тряпочки для прочистки перьев, скреплённые пуговкой. Клякс у меня было полно. Набор цветных карандашей из 6-ти штук был доступен, а из 12-ти, не круглых, а гранёных, – был только у богатеньких. Карандаши точили ножичком, потом – лезвием. Как назло, грифель у меня часто ломался. Потом, через много лет, появились точилки. Изложения, а потом и сочинения были о Гастелло, о Покрышкине, о «Мальчише-Кибальчише», о «Молодой гвардии». За отличные отметки в первых классах мама водила меня в кафе-мороженое на Арбат, напротив Театра Вахтангова, на углу, где сейчас магазин «Самоцветы». Самое вкусное – это была калорийная булочка – кусок сдобного теста с изюмом, с коричневой лакированной корочкой, из которой выглядывали кусочки зелёных фисташек.

Новогодние поздравления писались мною на листе серой бумаги, куда через копирку из календарей я переводила фигурки Деда Мороза и Снегурочки. И только у Иры Машинской были немецкие открытки. Её родители работали в МИДе. Маму с праздником 8-е Марта и Новым Годом я тоже поздравляла на самодельных открытках. А ещё зажимался уголок, где было написано «Прочти на счастье». Все поздравления были одинаковы у всех как под копирку. Они у меня сохранились.

А кукол мы тоже вырезали из бумаги. Конечно самая красивая была у Иры Машинской. Одежду для кукол сочиняли, вырезали из бумаги, раскрашивали. Платья были на бретельках, которые загибались за плечики картонной куклы.

Заборов вокруг школы не было. Поэтому выход к Зубовской площади и к Смоленскому бульвару был через арки дома № 15 и дома № 17. Это были в длину 6-ти этажные кирпичные дома, где жили в основном ученики 47-ой школы. Со мной в классе Таня Ельцина и Катя Сухова жили в подъезде, выходящем на Садовое кольцо. В этом подъезде когда-то жил герой Советского союза генерал Карбышев. В подворотне стоял бюст ему, и каждый год мы приносили 9-го мая цветы. Теперь – это барельеф, но 94-летняя Люда из нашего двора 9-го мая несёт туда букетик.