Хочу рассказать как на Смоленской улице, в доме архитектора Жолтовского, где находится станция «Смоленская» Арбатской линии Метрополитена (построена в 1935 году, им Кагановича), собирались смотреть салют Победы в мае 1945 года. Небо пересекали лучи прожекторов. Сам салют я не запомнила. А потом на школьных тетрадках, на обложках, был рисунок: пересечённые прожекторы над Москвой, а рядом – таблица умножения. Где-то лежит такая обложка.

В Доме архитекторов жили девчонки, дочери знаменитых архитекторов: Ира Черняк, Наташа Мовчан, Рита Голосова, Таня и Серёжа Бархины, Ира Кусакова.

Когда я вспоминала про Виту и Беллу Виленских, то забыла сказать, что их отец, Борис Виленский, был архитектором станций метро «Красносельская», «Аэропорт» и «Партизанская». А муж Виты – Игорь Шаферан – был известнейшим поэтом-песенником.

В феврале месяце 2022 года была передача, ему посвящённая. Умер он без всяких наград, а написал более 1000 песен. И это не однодневки как РЭПерские. «На тебе сошёлся клином белый свет» была посвящена Вите. «Ромашки спрятались, поникли лютики» стала народной. «На пароходе музыка играла» – и до сих пор играет. Жили они в доме «на ногах» на Садовом кольце, на Зубовском бульваре. Беседу вела уже повзрослевшая его дочка с такой же копной рыжих вьющихся волос как у Витки.

Все празднования Дня Победы, оформленные салютом, мы бегали смотреть на высокий берег Москва-реки через арку Дома архитекторов. Сначала из пушек стреляли с крыши Дома архитекторов редкими выстрелами. Огни салюта были только четырёх цветов, и мы соревновались кто больше наберёт остатков от снарядов салюта. Потом, когда был построен Университет, по левую руку на Воробьёвых горах в небе вспыхивали яркие облака. И где-то за Дорогомиловкой, прямо – второй источник, а по правую руку – салют то ли с площади Восстания, то ли из Кремля. Количество залпов с каждым годом увеличивалось.

С Виталием мы уже ходили и на Бородинский мост (кишел от толпы людей, и мы думали: «провалится мост», но выдержал. А теперь из Парка культуры гром залпов по любому поводу (из ресторанов).

В 90-х годах XX века на Москва-реке был ресторан-дебаркадер. День рождения любого «туза-олигарха» отмечался салютом, и вся Плющиха не спала.

Из писем бабушки знаю как трудно было найти хорошие продукты. Мама работала и днём, и ночью. Днём – в секретариате ГИТИСа у Баяджиева (автор книги «Театры Франции»), а ночью печатала кому-то лекции, кому-то книги.

Не помню, какой радиоприёмник был в самом детстве. Потом был одноканальный белый ящичек, крутилась рукояточка. Слушала «Мурзилку», «Пионерскую зорьку», запомнилось как читала Бабанова «Тимура и его команду», как Василий Качалов читал Есенина «Дай друг на счастье лапу мне…». Никаких заграниц не искали. Потом полюбила передачи о животных Александра Згуриди, позже, с мамой, уже смотрели Василия Пескова, потом появился Николай Дроздов, а теперь смотрю «Видео видели» и канал «Живая планета» о любопытных и редких животных с комментариями учёных. Потом появился радиоприёмник ВЭФ, и я начала интересоваться политикой и джазом. Теперь всё доступно по телевизору.

А первый телевизор со стеклянной линзой, заполненной водой, появился у тёти Лены Цейтлин в квартире № 14. В большой комнате у них собирались Галя Сокольникова, Марина Круглова, я, тётя Лена, дядя Айзик. Люди были очень добрые. А потом мы купили телевизор «Темп» с маленьким экраном. А телевизор «Рекорд» мы везли на санках с мужем из Александрова, где находился известнейший на всю Россию радиозавод. А потом соседи сагитировали меня купить современный занимающий мало места телевизор «Samsung».

Нам с мамой нравились передачи с Александром Каплером, потом – с Валентиной Леонтьевой, затем – с Василием Песковым. Сейчас люблю путешествовать вместе с Дмитрием Крыловом (его голос интеллигента успокаивает нервную систему). Смотрю всё по каналу «Культура» и возмущаюсь передачей «Маски» (это просто позор…). Конечно, слушаю оперы, но раздражает то, что смотришь в субботу, повторяется в воскресенье. Слава Богу, что вспомнили сейчас про фильмы 70-80-х годов: «Старший сын», «Юркины рассветы», «Три тополя на Плющихе». И интонации у артистов не орущие, и раскрытие характеров героев не вытеснено «стрелялками», матерными словами и отлакированными костюмами. Всё хорошее – всё в прошлом.

Все новшества в литературе добывали из журналов: «Дружба народов», «Юность», «Наука и жизнь», «Иностранная литература», «Техника молодёжи», «Роман-газета». Стояли в очереди в библиотеке на них, получали по блату (распространённое слово в то время). А теперь бумажные книги читают единицы, по диагонали, а в основном в электронном виде, не получая удовольствия от шуршания страниц…

ЗА ВСЁ ТЕБЯ БЛАГОДАРЮ

Я нашла много позже, чем начинала книгу, выписку из церковных записей от 30 октября (12 ноября по новому стилю) 1904 года, что в семье купца 1-ой гильдии Абрама Иосифовича и Розалии Куперманов в городе Николаеве родилась дочь Ольга. Но евреям позже разрешили менять имена и Оля, Зёзя и Шурик стали Георгиевичами.

А мама была для меня всем – и папой, и мамой, и дедушкой, и бабушкой, и прадедушкой, и прабабушкой. Я даже после смерти мамы называла Виталия мамусей. Вопрос веры возникает у меня часто. Но мама для меня и Бог, и ангел-хранитель. Мамины родинки, мамины болезни, мамина вера во врачей, мамина привычка закусывать губу от боли, не кричать и не мешать врачу, не хватать его за руку… Мамина решимость бросаться на помощь людям и получать «хорошие» уроки жизни. Мы так с ней и не усвоили одну простую истину: «Не делай добра – не получишь зла». Мамина привычка называть всех ласковыми прозвищами: «Светик», «Ленок», «Натуха», «Люлёк». «Галчонок», «Серёга».

Вот какое письмо прислала мне перед смертью институтская однокурсница Рая Вейцман: «Ирочка, напиши подробно о себе. Я тебя всегда любила. Помню как на 1-ом курсе вы с Ольгой Георгиевной меня лечили. Побольше тебе и радости, побольше удачи. Ты была у нас самая умная и красивая в группе. Какая красавица Ольга Георгиевна. Ты удивительно на неё похожа. У меня есть твоя фотография с распущенными волосами – одно лицо. И характером ты в неё – сильная, не нытик».

А теперь я хочу вас познакомить с письмом мамы в НИКУДА от 31 июля 1937 года. «Я хочу иметь девочку – спокойную, хорошую дочку, похожую на мою маму (красота), Её будут звать Ирина, Ирина Викторовна Данциг! И это будет моя дочка, а значит и Витина. Она будет только твоей, Витенька». Первое время в школе я была Ирина Александровна, т.к.Пикмана заставили пойти в ЗАГС. С 1953 года я была Ирина Владимировна – отчим записал меня на своё имя. Фамилию мы никогда не меняли – ни мама, ни я, – не смотря на то, что она связана с 5-ым пунктом.

«Пусть каждая минута,

Каждый час

Приносят тебе только радость

И счастье, моя кошечка».

Это последнее поздравление мамы на мой день рождения лежало под подушкой в 1988 году, напечатанное на машинке на библиотечной карточке. Сейчас оно в рамке, за фотографией мамы, рядом с календариком 1988 года, где обведена цифра 10 октября. А в 85 лет я надела на палец её любимое гранатовое кольцо, которое она всегда носила, хотя были и другие кольца.

Мама умела переносить боль в себе. Первое кровотечение началось при дяде Володе. Маму положили в больницу, а он запил. Второе крушение – обнаружили рак груди. С моей помощью, через родителей школы № 589 я устроила её в больницу на Пироговку. Облучили, пережгли, три года мама ходила с открытой раной, закрывая ее сооружённым из проволоки каркасиком. Эта была та грудь, на которой всегда были видны швы нитки. Как-то я спросила у мамы: «Что это такое?». Мама, отшучиваясь, сказала: «Ты прокусила». И я долго верила этому (это была молочница). Через 20 лет – кровотечение, рак матки. Институт им.Герцена. Каждый день я должна была быть в больнице после уроков. К этому времени у мамы осталась только одна подруга – тётя Нина, которая её и посещала. От всех остальных мама скрывала свою болезнь, т.к.рак считался заразным. А в 1988 году, в октябре, мама попала в 61 Городскую клиническую больницу, на улице Доватора. С колоноскопии сошёл мертвец – так было больно. Отдали помыть перед операцией. Мой муж, Виталий, нёс её на руках (за это я прощала ему его неблаговидные поступки всю оставшуюся жизнь). Я постригла маме ногти на ногах и случайно задела сосудик. Возвратили обратно в палату – гангрена. Мама закусывала губу, но ни разу не вскрикнула. Эта сцена всю жизнь стоит у меня перед глазами. И, может быть, поэтому ни на одной операции, ни при одном болезненном уколе я не мешаю врачам и никогда не кричу, только закусываю губу.