— А как же каникулы?
— До каникул еще дожить надо. Но когда придет время, я позабочусь и об этом тоже.
— А как же вечера?
— А что в них такого особенного? Я вовсе не собираюсь каждый вечер нянчиться с ним, если ты хочешь спросить меня именно об этом! И ты не имеешь права упрекать меня за это — вон, сама-то, небось, в стороне норовишь остаться.
— Я просто рассуждаю логически, — ответила Лесли. — Я и прежде ни на что не намекала, и сейчас не собираюсь искать скрытый смысл в чем бы то ни было. В данный момент ты считаешь, что мое пребывание здесь разом решит все проблемы, но это далеко не так.
— Тебе хорошо об этом говорить, — усмехнулся Тод. — Это как будто оправдывает твое стремление облегчить себе жизнь. — Он направился к двери. — Я сейчас пойду и пожелаю малышу спокойной ночи, а потом выйду и куплю что-нибудь выпить. Ты не дожидайся меня, ложись спать.
Позднее тем же вечером, уже лежа в постели, Лесли думала о том, что Тод в какой-то мере прав: она действительно хочет облегчить себе жизнь, собираясь вернуться обратно в Лондон. Вполне возможно, что в первое время, повинуясь благому порыву, Тод и в самом деле начнет проявлять неподдельную заботу о сыне, но вряд ли его хватит надолго. И что тогда? На этот случай возможное будущее Бобби представлялось ей яснее ясного: постепенная деградация некогда ухоженного домашнего мальчика до уровня запущенного уличного оболтуса. Лесли взбила подушку и вздохнула. Делать нечего, придется все-таки наверное согласиться с предложением Тода. По крайней мере, работая в Ливерпуле, у нее появится возможность самой присматривать за Бобби и выполнить тем самым обещание, данное Жанет.
Лесли чувствовала, как ее начинает медленно одолевать беспокойный сон, когда внезапный шум заставил ее снова проснуться. Вздрогнув, она села в кровати и прислушалась. В прихожей послышались тяжелые шаги Тода, а затем стало слышно, как он поднимается по лестнице. Сначала он хлопнул дверью в ванной, и через некоторое время снова раздался грохот — пробираясь к себе в спальню Тод налетел на попавшийся у него на пути стул.
Из комнаты Бобби послышался тихий плач, и Лесли тут же вскочила с кровати, накидывая на себя халат. После аварии мальчика мучили ночные кошмары, и он в ужасе просыпался от малейшего шума. Распахнув дверь своей комнаты, Лесли поспешила в детскую. Тод был уже там, его лицо побагровело от злости.
— Перестань скулить! — орал он. — Что ты ревешь?
— Ты меня разбудил, — плакал Бобби.
— Ну так снова ложись спать. Я не собираюсь тайком вползать в собственный дом, только потому, что, видите ли, ты изволишь спать! — от этого крика Бобби заплакал еще громче, и тогда, выругавшись, Тод бросился к его кровати.
Краем глаза Бобби увидел Лесли, и тогда он попытался выбраться из постели, но Тод грубо толкнул его.
— Сиди здесь, когда с тобой разговаривает отец! Я заставлю тебя слушаться!
— Я хочу к тете Лесли! — плакал Боби. — Я к тебе не хочу!
Тод ударил сына по губам.
— Ты как с отцом разговариваешь?! Мне следовало бы самому догадаться, что твоя тетка постарается настроить тебя против меня.
— Уходи! — хныкал Бобби.
Тод занес руку для новой пощечины, и тогда, не в силах сдержаться, Лесли бросилась к нему через всю комнату.
— Не смей бить ребенка! — выкрикнула она.
— Со своим сыном я буду делать все, что захочу! — Тод грубо схватил ее за плечи, и развернув, начал толкать к двери. — Я его отец и не позволю тебе учить его ненавидеть собственного отца.
— Мне нет нужды учить его этому. Он сам все прекрасно видит! — вырвавшись, она опять повернулась лицом к нему. — И не удивительно, что он боится тебя! Только вспомни, что случилось, когда ты напился в последний раз! Ты убил Жанет и…
— Заткнись! — заорал Тод. — Ты не смеешь так со мной говорить. Возможно, ты умнее и образованнее своей сестры, но зато в тебе нет даже четвертой части той любви и доброты, на которые была способна она.
— Очень жаль только, что ты не ценил этого при ее жизни! — крикнула ему в ответ Лесли. — Самую большую ошибку в своей жизни она сделала, когда вышла за тебя замуж.
— Потому что не стала больше нянчиться с тобой. Конечно, маленькая сестричка осталась без присмотра. И всегда завидовала чужому счастью, потому что ее никто не любил. — Он снова схватил ее за плечи. — Я! Я буду любить тебя, если тебе этого так хочется!
Он крепко прижался к ней губами, но тут, изо всех сил толкнув его и вырвавшись, Лесли бросилась к двери.
— Тетя! — завизжал Бобби. — Не бросай меня!
Лесли остановилась в нерешительности. Еще какое-то мгновение жалость боролась со страхом; но затем она снова вернулась к детской кроватке. Летели неуловимые секунды, а стоявшие над ребенком мужчина и женщина продолжали в упор смотреть друг на друга, и вот безумные светло-голубые глаза с покрасневшими веками отвели свой взгляд, и Тод, тяжело опустившись на кровать, обхватил голову руками.
— Ну, давай! — забормотал он. — Скажи это. Говори.
Лесли тронула Бобби за плечо.
— Беги в мою комнату, дорогой. Я скоро приду к тебе.
Мальчик с готовностью послушался, и лишь после того как за ним закрылась дверь детской, Лесли заговорила снова.
— Еще раньше сегодня вечером я уже было приняла решение перевестись на работу в Ливерпуль, чтобы оставаться здесь на выходные и заходить иногда среди недели. Но теперь об этом не может быть и речи. Надеюсь, мне не стоит объяснять, почему.
— Я никогда… этого больше никогда не повторится.
— Потому что я не дам тебе больше такой возможности. Утром я уезжаю. Бобби я забираю с собой.
— Я не отдам его тебе.
— Только попробуй остановить меня. — Охвативший ее гнев оказался сильнее страха. — После того, что случилось здесь сегодня вечером, я даже собаку не доверила бы твоему попечению — не говоря уже о ребенке! Жанет предупреждала меня на твой счет, в ту ночь, перед смертью, и теперь я сама смогла во всем убедиться. Я…
— Ты о чем? — прервал ее на полуслове Тод. — Ты же говорила, что Жанет умерла, не приходя в сознание.
— Потому что жалела твои чувства. Но теперь уже ничто не удержит меня от того, чтобы сказать тебе об этом сейчас. Она говорила мне, что ты пьяница и бабник, и что она никогда не могла доверить тебе Бобби. После сегодняшнего я вполне понимаю, почему. Ты слабак и неудачник, а поднять руку ты можешь только на тех, кто слабее тебя!
— Да пошла ты со своими нотациями!.. — огрызнулся Тод. — Или может быть тебя совесть мучает оттого, что ты хочешь украсть у меня сына?
— Я его не краду. Я его увожу для его же собственного благополучия и твоего тоже. Потому что в следующий раз, напившись и подняв на него руку, ты запросто можешь оказаться в тюрьме! Я не знаю, что заставляет тебя пить, и, честно говоря, меня это волнует меньше всего — но я не позволю тебе искалечить жизнь Бобби из-за этого.
— И ты безустанно печешься об этом, да? Бобби!
— Он мой племянник.
— Но он и мой сын! Я не собираюсь делить его ни с кем. Если ты сейчас его увезешь, то и оставляй его себе!
— Как ты можешь так говорить? Ведь даже у такого чудовища как ты должны же быть хоть какие-то чувства.
— Удивительно, что ты вообще вспомнила об этом.
Лесли тяжело вздохнула.
— Может быть хватит взаимных обвинений? По-моему, мы оба и так уже наговорили намного больше, чем это было задумано с самого начала.
— Да уж! — Тод направился к двери, и уже у самого порога обернулся, лицо его было бледным и блестело от пота. — Вообще-то я не такая уж сволочь, как ты думаешь. В моей жизни наступила полоса неудач, и я не смог справиться с собой. Жанет еще как-то пыталась помочь мне, но она была слишком слабой — и слишком нервной… — он провел рукой по глазам. — И не такое уж я чудовище, как тебе кажется.
Лесли ничего не ответила, и тогда он прислонился к дверному косяку.
— Наверное и вправду всем будет лучше, если ты возьмешь Бобби к себе. Там ему будет лучше, чем со мной. Я буду тебе присылать деньги на него… сколько смогу.