Может, поэтому мы пока не спешили искать Ванессе новых соседей. Мы знали, что рано или поздно этот момент наступит, но сейчас нам было хорошо всем вместе, словно бы мы вдруг снова переместились в студенческое общежитие.

Я прошла собеседование и взяла на себя раздел о кинематографе. На самом деле, я вполне могла вести его из Сиэтла, однако предпочитала работать в офисе редакции. Это сильно сблизило нас с Селин, ведь теперь мы виделись почти каждый день, обсуждая работу, модные новинки, фильмы и обедая отменной марокканской едой в Café Mogador. Свободное время я заполняла живописью и прогулками. Ванесса взяла себе на обучение новой группы по дэнсхоллу в школе танцев, а Бренда в миллионный раз помирилась с Итаном.

С Джеймсом мы больше не общались. Той ночью я выплакала из себя все желание обладать этим мужчиной, но любовь к нему была жива во мне до сих пор. Я запрятала ее очень глубоко внутри себя и отправилась в новую жизнь. Мне все еще было больно, и я проводила много времени в одиночестве. В то же время мне казалось, что я наклонилась над пропастью, но в последний момент сделала шаг назад. Словно течение, несшее меня к отвесному водопаду, вдруг резко успокоилось, и я выплыла на берег, чтобы согреться у костра и обсушить одежду.

Новая работа, связанная с кино, наброски цветными ручками и акрилом, оранжевые лучи над Хай-Лайн-парком, майский вечерний ветер и горячий сыр моцарелла на нашей с Эбби любимой пицце – все это я чувствовала необычайно остро и впитывала в себя каждую краску окружающего меня мира, каждое тактильное ощущение и запах. Я сохраняла в особую папку поразившие меня кадры фильмов, покупала новые книги, меняла одни тюбики красок на другие и наконец-то начинала исцеляться. Прошел всего месяц, но изматывающие отношения с Люком, слезы из-за Джеймса, потеря работы, ссора с мистером Мартинсом – все это казалось мне необычайно далеким, хоть воспоминания были еще живы и посещали мою голову каждый день.

Когда я приехала, я сразу же забрала свои вещи из редакции Мартинса и рассказала об этом Габи. К моему замешательству, она совсем не была удивлена и новость эту восприняла холодно, сказав лишь о том, что скучает по мне и ждет меня в Тромсё в любое время года. Я ответила ей, что с удовольствием приеду осенью. Однако сейчас меня, уставшую от слез и боли, тянуло к солнцу и лесам, полным свежей зелени. Я часто уединялась в парках или возле водоемов и думала о том, как хорошо было бы уехать на месяц в Южную Калифорнию.

Я выдавила немного белой краски, чтобы закончить блики на скулах и носу девушки, и с досадой заметила, что тюбик снова пустой.

– Я пойду в магазин, чтобы купить акрил. Хочу закончить картину сегодня, не люблю растягивать надолго. Ты пойдешь со мной? – повернулась я к Ванессе, доставая из шкафа свободное платье нежного лимонного цвета.

– Нет, я сегодня останусь дома.

Я пожала плечами, оделась и вышла из квартиры. Воздух на улице был наполнен ароматами кофе, хот-догов и свежих фруктов из многочисленных кафе и ларьков, горячего асфальта и камелий. Стояла необыкновенная жара, и ткань платья сразу же начала липнуть к моей коже, но сейчас мне даже нравилось чувствовать это и осознавать, как близко лето с его ночными музыкальными фестивалями, кинотеатрами под открытым небом и пикниками в Центральном парке. В художественной лавке было еще жарче, и запахи масла, скипидара и бумаги приятно смешивались между собой. Взяв несколько нужных тюбиков, я подумала о том, что можно было бы присмотреть себе новый блокнот и поехать с ним в Уильямсбург, чтобы зарисовать там интересных прохожих.

– Я видела тебя на балконе.

Я повернулась на голос, неожиданно прозвучавший прямо над ухом. Передо мной стояла та самая девушка, которую я увидела перед поездкой в Сиэтл в доме напротив, расписывающая холст на полу широкой малярной кистью. В прошлый раз я плохо ее рассмотрела, но сейчас, даже в полумраке лавки, я заметила, насколько она прекрасна. Девушка была высокой, выше меня минимум на голову, и необычайно изящной. Ее тело было достаточно худым, поэтому тонкая шея, ключицы, плечи, скулы и костяшки пальцев резко выпирали, но это ее не портило. Полные губы, нос с горбинкой и большие глаза создавали в ее лице ощущение всего «слишком» и «чересчур», и в другом случае эти черты можно было бы, бесспорно, назвать порочными, но широкая улыбка на пол лица и заинтересованный взгляд делали незнакомку похожей на любопытного шкодливого ребенка. Белое платье свободно сидело на теле, однако темная смуглая кожа выдавала все очертания прекрасной фигуры. Темно-шоколадные, почти черные волосы она собрала на затылке причудливым гребешком, но их волны все равно спускались на плечи, спину и шею. Девушка явно была моей ровесницей или чуть старше.

– Что? – переспросила я.

– Я видела тебя на балконе напротив своего окна несколько раз. Ты выходила зарисовывать вид с него и пару раз созванивалась с кем-то по телефону. Не подумай, что я слежу или что-то еще, просто у меня спальня с той стороны, и мне захотелось поздороваться с тобой.

Ее говор и интонации звучали быстро и резко, она почти тараторила, но ясно выделяла все гласные звуки. Я готова была покляться, что ее родной язык – испанский.

– Да? Я тоже видела тебя. Ты что-то рисовала.

– Очевидно, что, если мы обе в художественной лавке, мы любим живопись, – каждая улыбка незнакомки становилась все шире. – Как твое имя?

– Грейс.

– Грейс… Отлично! Я Мария.

– Рада познакомиться!

– Не хочешь выпить немного кофе или угоститься севи́че у меня дома? Я наготовила так, как будто живу с семьей человек из восьми, а не одна!

В другой ситуации предложение поужинать дома от человека, которого я знаю несколько минут, наверное, напрягло и оттолкнуло бы меня. Но, глядя на ее огромную открытую улыбку и радостные темно-карие глаза, я почему-то почувствовала спокойствие и странный импульс подчиниться судьбе с ее поворотами и шутками.

– По правде говоря, я предпочитаю чай, если ты не против, – улыбнулась я.

– Это не проблема, я могу заварить мате!

– Тогда пойдем, придется помочь тебе с тем, чтобы съесть всю эту еду.

Мария засмеялась, мы расплатились за покупки и, изнывая от нью-йоркской жары, отправились в ее квартиру. Она была небольшой, и с порога я сразу почувствовала сильный запах рыбы, сандала и растворителя для масла. Неудивительно – картины были здесь везде: на шкафах, на подоконниках, за кроватью, в любом свободном месте. На полках громоздились глиняные статуэтки и разные мелочи, которые люди обычно получают в подарок от семьи на праздники или привозят из путешествий. Возле открытого окна в маленький вытянутый флакон из синего стекла были вставлены ароматические палочки. Комната напоминала барахолку или блошиный рынок, но это придавало ей особое очарование.

Темно-зеленые стены были покрыты разными репродукциями и фотографиями. Я подошла поближе и рассмотрела несколько снимков. На них Мария обнимала черноволосую женщину лет 45 и высокого парня. У него были темные, почти как у Марии волосы, с разницей лишь в том, что оттенок был более холодный – не золотисто-каштановый, как у девушки, а пепельный. Карие глаза смотрели мягко, но одновременно насмешливо. Полные чувственные губы светло-розового цвета изгибались в улыбке, а нос и щеки покрывала россыпь коричневых веснушек. На одном из снимков Мария, смеясь, целовала его в щеку, а мужчина довольно улыбался. Наверное, это ее парень или жених, они гармонично смотрелись вместе. Странно, что тут нет мужских вещей, на фотографии они выглядят такими счастливыми, я могла бы подумать, что они знают друг друга давно. На других фото Мария была одна на фоне высоких гор, покрытых зелеными лесами, или европейских улиц незнакомого мне города. На всех этих снимках она казалась немного больше весом – более фигуристой и пышной.

– Это Барселона.

Я обернулась. Мария стояла за моей спиной и раскладывала сырую рыбу с лаймовым соком и красным луком в небольшие синие тарелки. Я заметила, что, кроме мате в чайничке, она приготовила нам два стакана рома со свежим зеленым лаймом, тростниковым сахаром и льдом, и, хоть я уже несколько недель не пила алкоголь и старалась употреблять больше здоровых продуктов, сегодня такой напиток показался мне очень кстати.