Тина спрятала что-то за спиной и поманила его пальцем, когда он подошел. радостно протянула затянутый в зеркальную пленку квадратик:

– Сегодня я была у врача. и машина выдала портрет нашей девочки, какой она будет в два года. Здорово? – она с нежностью поцеловала портрет.

– Здорово, – сказал Лин, вымученно улыбнувшись.

– Что с тобой? – Улыбка на лице Тины стала бледнеть. – Ты даже не хочешь взглянуть?

– Вы с мамой возвращаетесь на Землю. Собирайся. – Он постарался сказать это как можно более твердо.

Тина приподняла брови, но не произнесла ни слова. Она застыла на одном месте с портретом дочери в руках и следила глазами за тем, как Лин и Мэй торопливо собирают ее нехитрый багаж. Она почти весь день с нетерпением и волнением ждала возвращения отца своего прекрасного ребенка, намереваясь обрадовать его и увидеть счастливые глаза и почувствовать благодарные объятия. И что же теперь? Он не только не взглянул на портрет, но и отправляет ее обратно. Невероятно!

– Ты с ума сошел, дорогой? – спросила она спокойно. Он не отозвался. – Неужели ты думаешь, что я соглашусь на это? – Опять никакой реакции. – Эй, Лин, я остаюсь. ты слышишь?!

Лин перестал собираться и подошел к ней. Терпеливо повторил:

– Вы с мамой возвращаетесь на Землю. Пожалуйста, не спорь.

– А ты не считаешь нужным объяснить свое решение? Как я могу появиться дома? Ты в своем уме? – разочарование превратилось в злость.

– Не волнуйся об этом. Я сегодня встретил Фатха. он возьмет вас с собой и все устроит.

– Фатха? Я, конечно, буду рада поболтать с капитаном, но никуда не полечу. Не стоило решать за меня.

– Это не я решил, а она. – Лин вырвал у нее из рук квадратик, сложил вчетверо и бережно спрятал в карман. – Если ты не поедешь, кроме этого портрета у нас ничего не останется. Собирайся скорее.

– Почему… не останется? – Тина инстинктивно положила руки на живот. защищая еще не родившееся дитя от замаячившей на горизонте опасности.

– Я не говорил тебе раньше, потому что не было выхода, а теперь могу сказать. – Лин привлек ее к себе, поцеловал в испуганные глаза. – Здесь рожать нельзя, если останешься на Сезон ветров, мы потеряем ребенка. Поэтому не спорь со мной, пожалуйста, лети с Фатхом и не о чем не беспокойся. Мама там за тобой присмотрит, а когда девочка родится, я заберу вас.

Тина вдруг все поняла. Так вот почему с тех пор, как стадо известно, что им придется пережить Сезон, он ходит сам не свой, пропадает целыми днями в порту, встречает и провожает корабли… "Бедный мой. – подумала она, – что же он пережил за это время, один, без меня!" Тина готова была разрыдаться от мысли о своей невнимательности, ведь она даже не подумала поинтересоваться, что с ним происходит. Ей все казалось, что дело в воспоминаниях, в непривычных для землянина законах колонии, в действующем на нервы сладковатом запахе искусственной атмосферы и постоянно висящей в воздухе микроскопической пыли, приносимой ветром с алмазных рудников. У нее было оправдание – ребенок, мысли о беременности полностью поглотили ее, и Лин со своим проблемами отошел на второй план. Она успокаивала себя тем, что рядом с ним была мать, которая всегда могла позаботиться о сыне. Он же, как оказалось, все это время думал только о ней и их ребенке и, наверное, переносил ужасные муки, не находя выхода. Переполненная чувствами, Тина обвила руками его шею, прильнула к нему губами, всем телом, животом, в котором неслышно билось объединяющее их маленькое сердечко.

Мэй молча собирала вещи, демонстративно повернувшись к ним спиной. Она посмеивалась и качала головой, прислушиваясь к их спору. а затем – к наступившей тишине. Уж она то прекрасно знала: не будь у него на то серьезной причины, ее сын никогда не отпустил бы от себя зеленоглазую женщину…

В порту они никак не могли оторваться друг от друга, пока Фатх Али не начал многозначительно покашливать и поглядывать на часы. Возле "Антонии", сложив руки на груди и ухмыляясь , стоял, расставив ноги, широкоплечий красавец Роберт.

– Приветствую доктора Лина, – сказал он, не меняя позы.

Лин покосился на него и кивнул в ответ.

Капитан очень торопился и затянувшаяся церемония прощания начала его нервировать. Он подхватил багаж и первым стал подниматься по пупырчатому, покачивающемуся при каждом шаге трапу, за ним двинулась Мэй. Тина разрыдалась в голос.

– Я обязательно приеду за вами, а пока слушайся маму и капитана, – шепнул Лин ей на ухо и в последний раз вдохнул ее родной запах. – Смотри, не сбеги от них, а то знаю я тебя. Обещаешь?

Когда все пассажиры уже были в лифте, Роберт вперевалочку, совсем как Фатх, подошел и протянул руку.

– Ну что, доктор Лин, вижу, приключения продолжаются? – дружественно улыбнулся он. – Капитан мне все рассказал. Весело ты живешь.

– Веселее некуда. – Лин сжал протянутую ладонь.

– Счастливо оставаться. – Роби сделал движение к кораблю, но остановился. – Кстати, хочу, чтобы ты знал, это не я настучал на вас в комиссию, а звездочет Бини.

– Я знаю, – невозмутимо сказал доктор. – Присматривай там за ней.

Лин не отходил от корабля до последнего момента, пока не замигали стартовые огни и сворачивающиеся конструкции причала не стали оттеснять его все дальше за линию безопасности. Вскоре опустившаяся с потолка раскрашенная черными и желтыми полосами панель полностью перекрыла выход и сделала окончательным его одиночество в опустевшем и затихшем до лучших времен здании космопорта.

Убедившись, что остался один, Лин вынул из кармана сложенный листок, но прежде чем развернуть, попробовал представить, какой должна быть она, его дочь. У нее будут зеленые глаза, такие же как у матери, иначе просто невозможно, она вообще будет похожа на мать, такая же красавица. Нарисовав в уме образ маленькой Тины, он развернул листок и счастливо рассмеялся. С портрета на него смотрела смешная черноволосая и черноглазая мордашка.

Колония ушла под землю почти неощутимо, только несколько минут мигал свет и мелко дрожал пол. Никто из колонистов не прервал своих обычных занятий, но, как заметил Лин, в глазах людей появился лихорадочный блеск. За прошедшие десять лет многое изменилось, колония уже не была той организованной и строго дисциплинированной общиной землян, какой он когда-то ее видел. Сегодня К-16 жила странной анархичной жизнью, не придерживаясь никаких правил и инструкций. Рудокопы маялись, словно каторжане, и если бы не огромные банковские счета на Земле, пополняющиеся с каждым днем, колония действительно могла бы показаться каторгой.

За час до начала урагана в коридорах почти не осталось людей, рассосалась даже толпа зевак у "Призрака", ежедневно осаждающих невиданный на К-16 доселе корабль. Это показалось странным, потому что в прежние годы Сезон ветров становился для колонии праздником, временем отдыха и безалаберного веселья.

Лин бесцельно бродил по бункеру. зашел в администрацию, посидел в смотровом зале, но картина начинающегося урагана не вдохновила его. Прошел всего один день, а тоска по Тине уже становилась невыносимой. Что же будет дальше? – думал он, меряя шагами бесконечные гулкие коридоры. Перекинувшись несколькими словами с Сафаром, возившимся со своими ребятами у корабля, он решил со скуки заглянуть к диспетчеру топливной базы Болтуну. Десять лет назад это был тщедушный чернокожий паренек с изъеденным язвами лицом. Сегодня он превратился в двухметрового юношу с длинными руками и хитрыми глазенками.

Болтун сидел в наушниках спиной к двери, закинув ноги на пульт, и раскачивался в такт музыке. Завидев в одном из многочисленных экранов отражение вошедшего доктора, он развернулся и зашумел, стараясь перекричать музыку:

– Ну нет у меня ничего для вашей посудины, нет! Что я могу сделать? Нет и не будет в ближайший месяц! Все – нет! Магазин закрыт!

– Да не ори ты, – сказал Лин и сорвал с головы Болтуна наушники.