— Что ты можешь рассказать? — Олла жадно внимал Сано, стремясь уловить каждое ее слово.

Я без разрешения, под неодобрительный взгляд Сано, уселась с ней рядом, с наслаждением вытянув ноги. Повторить позу Жрицы, которая свернулась в невероятный узел на подушках, и при этом казалась расслабленной, мне было не под силу. Мужчины устроились рядом — Мариус присесть отказался, приподнял бровь и остался стоять. И только поняв, что разговор предстоит длинный, наемник присел на краешек обшарпанного стола, скрестив руки на груди. В храме ему было некомфортно, и Мариус не стеснялся это показать.

Жрица усмехнулась и погрозила Олле пальцем:

— Хитренький! Любая информация имеет свою цену, ты готов ее заплатить?

О как! Я уставилась на Сано, мельком отмечая лихорадочный румянец, гуляющий на впалых щеках. За несколько недель с нашей последней встречи, Жрица еще сильнее похудела, истончилась, да и не замечала я за ней таких перепадов настроения: от глухой меланхолии до истерического возбуждения. Она пожирала глазами Оллу, ощупывала с ног до головы взглядом, а пальцы, которыми Сано недавно касалась его кожи, — судорожно сжимались. На ладони остались темные лунки от ногтей, немедленно наполнившиеся кровью. Заметив кровь, Жрица медленно лизнула ладонь и снова подняла глаза. Олла с шумом выдохнул, расправляя плечи. Хламида за спиной натянулась, как парус — крыло бунтовало. Но ничего не произошло. Силы Оллы не действовали на этом пятачке, я могла бы и раньше понять. Крыло недолго трепыхалось, стремясь вырваться на волю, а затем опало. Смирилось.

Привратник стиснул зубы, выдавливая из себя слова:

— Назови свою цену.

Он сам себя загнал в ловушку. Сидящая перед ним девчонка могла попросить что угодно, даже экскурсию в Бездну, и Олла не смог бы ей отказать. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Без Сано мы обречены. Проще сесть на главной площади Города, рядом с ратушей, и ждать, пока Каин явится получить свое.

Жрица тоже это понимала, а потому улыбалась широко и искренне. Так широко, что улыбка стала походить на исступленный оскал, аж жутко стало.

— Ты.

Повисла тягучая и неловкая пауза. Олла хлопнул ресницами, пытаясь придумать достойный отказ, но слова, кажется, не находились. Вместо этого Привратник издал приглушенное, змеиное шипение. Тонкий, раздвоенный язык пробежался по пересохшим губам и снова скрылся.

Мариус громко расхохотался, не скрывая своего злорадства. С самой первой минуты знакомства, они с Оллой находились в состоянии непрекращающегося соперничества, молчаливого и холодного. Наемник не удержался от того, чтобы в очередной раз не продемонстрировать свое превосходство. Ситуация была до ужаса комичная, а для меня еще и пугающая. С Сано было что-то не так. Я чуяла это нутром, а интуиция у курпусов отменная.

Наконец, собравшись с мыслями, Олла покачал головой:

— Это неприемлемо. Назови другую цену.

Сано оскорбленно молчала, уставившись в стену. На пустой каменной стене висел портрет — маленькая девочка, в обнимку с потертой плюшевой игрушкой. Время не пощадило полотно: холст выцвел, порыжел, по края потрескался, краска полопалась. Один из углов был угольно-черным, обгоревшим. Жрица не отводила от портрета глаз, морща лоб и беззвучно шевеля губами. Она что? Общается с картиной? Я пригляделась внимательнее и точно. Изображение "плавало", силуэт девочки двигался внутри тусклой, поблекшей рамы, от одного края к другому. Магии я не чуяла, но мне казалось, что вид у девочки был какой-то недобрый.

— Хорошо, — изрекла Жрица, прерывая тишину. Голос у нее в один миг стал сонным, вялым, будто Сано едва перебарывала желание хорошенько вздремнуть. — Я расскажу вам. Пускай это будет мой вам подарок.

Я прикусила губу, понимая, что Жрица намекала на брачные узы, которые связывали нас теперь с Оллой. Мариус приподнял вопросительно бровь, но настаивать на ответе не стал. Как же я ему была благодарна!

— Привратник, вспомни! Где ты совершил ошибку? В тот миг, когда лишился своего крыла, где ты ошибся?

Лицо Оллы потемнело как небо перед грозой:

— Джинн?

Жрица кивнула в ответ, вытаскивая из волос новое перо, на этот раз белое. Белизна его могла сравниться с шерстью араяна, есть такое животное, на Пустоши водится. Свирепое и кровожадное, на него никто не охотится. Мясо у него сухое и жесткое, и не стоит тех усилий, которые будут затрачены на его добычу. Дурной знак, подумалось мне. Да еще эта картина! Подозрительная она, крайне подозрительная. Но пока я размышляла, разговор двигался своим путем.

— Именно. Джинн, который может становиться тише журчания ручья, незаметнее чем слабая тень во тьме. Помнишь, где ты ошибся?

Олла вздохнул прерывисто, будто в груди не хватало воздуха, и схватился за голову, издавая мучительный стон:

— Я знал! Знал, что надо было с него начинать поиски!

Деликатно откашлявшись, я предложила:

— Может, и нам расскажешь?

Привратник отозвался еще одним отчаянным, долгим стоном.

Рассказ Оллы был весьма печален и прост. Работа Привратника страшно уныла и однообразна: стой себе и стой, следи, чтобы никто не рискнул сбежать, а наглецов возвращай в Бездну. Скука, да и только. К тому же, срок контракта не ограничен, а значит — бессрочный, а уволиться невозможно, если ты на должности с самого начала времен. И длится это уже которую тысячу лет. В общем, в один не самый прекрасный день Олла заскучал. Беглецы возвращались им во тьму и безысходность без прежнего огонька, Привратник все чаще задумывался о смене поля деятельности, да с тоской смотрел на Город Дверей, который во всем своем великолепии раскинулся вдали. Там его, конечно, никто не ждал, да и в самоволку Олла ни за что не пошел, но мечтать о лучшей жизни никто не запрещает, правда?

Дни тянулись, безрадостные и тоскливые, и Олла был готов упасть на самое дно черной меланхолии. Он иногда даже разговаривал с теми, кто пытался совершить побег из Бездны. Естественно, не о погоде, в Чертовом городище не бывает ничего, кроме угольной пыли и палящего зноя. Кто-то из беглецов рассказывал истории из своей жизни, кто-то жаловался на существование в Бездне. Сплетни и слухи окутывали глубины Бездны как тончайшие нити паутины, и Олла внимал им с неподдельным интересом, надеясь развеять скуку.

Одной из таких собеседников была я. Но не помню, чтобы Олла со мной разговаривал. Скорее, он заглянул в мое нутро, сразу же и бесповоротно видя меня насквозь.

Так дело пошло куда веселее. А потом на склоне отвесной горы появился она. Маленькая точка, размером с маковое зернышко. Олла с любопытством следил, как маленькая ловкая фигурка скачет по скалам, стремясь добраться до ущелья, ведущего в Бездну и прямиком в объятия Привратника.

Фигурка крупнела, обретала различимые очертания, но просвечивала и дрожала в воздухе. Только один народ в Городе Дверей мог творить такое со своим телом, не испытывая дискомфорта. Джинны.

— Приветствую! — приблизившись, джинн склонился в шутовском поклоне, будто бы выражал почтение, но Привратника это не обмануло. Джинны уважают только себя, считая остальных всего лишь декорациями к собственному спектаклю. Но Олла скучал — все беглецы, с которыми он общался на протяжении последних дней, не могли развеять его тоску.

— Что тебя привело в этот край? — голос Привратника разнесся над Чертовым городищем, взметнув облако пыли. Она клубами пронеслась над долиной, на мгновение заслонив солнце, и сгинула в дали. Джинн отнесся к этому с безразличием, даже когда облако прошло сквозь его долговязое тело. Он был само спокойствие, даже когда Олла наклонился ближе, сверля его самым строгим и ужасающим взглядом, на который был способен. Джинн всего лишь оглянулся, словно подбирал слова, чтобы сформулировать, как же все-таки его сюда занесло, а затем, расплывшись в самой обольстительной улыбке, на которую способны эфирные создания, проворковал:

— Величайший из величайших! Не желаешь ли ты сыграть со мной?

Привратник опешил. Мало кто захотел бы с ним даже разговаривать, ведь, как и говорил Мариус, репутация всегда опережает тебя на два шага, а Олла не всегда отличался покладистым характером. В Городе Дверей еще остались те, кто знал и помнил про него всю правду. И правду эту сложно загладить беззаветной службой Бездне.