Да, она была красива, но эти слова не смогли бы вместить то, насколько она была ослепительно прекрасна. Одеяние — красная накидка струящегося шелка, — колыхалось при каждом ее движении и едва прикрывало пышную грудь. У талии ткань перехватывалась серебряной застежкой, и от этого очень тесно обхватывала соблазнительные бедра. Женщина двигалась легко, ступала по воздуху, ничуть не смущенная тем, что двигаться приходилось мимо призрачных очертаний трупов, а иногда и прямо по ним там, где тела были свалены друг на друга. Хрустели кости, лопаясь под ее шагами, но мертвецам не бывает больно.

Мариус застыл на месте, глазами пожирая диковинное видение, тревожась, что оно вот-вот растает в воздухе, как мираж. Но этого не произошло — незнакомка легко преодолела разлом, спрыгнула рядом. От прикосновения стоп к полу заскрипели электрические разряды, на паркете остались выжженные отпечатки сандалий. Она улыбнулась — завораживающе, обольстительно, — маленький спектакль, рассчитанный на скудную, но благодарную аудиторию. Мариус подарил ей зубастую улыбку в ответ. Из его нутра вырвался животный, ни с чем ни сравнимый рык. Зверь почуял добычу, но то, что она ему не по зубам — еще не в курсе.

От фигуры в красном исходил ощутимый холод. Кровь в жилах не мерзла, нет. Но густела, текла лениво и неохотно. Жизненное тепло испарялось, кости ныли, а дыхание становилось поверхностным, прерывистым.

— Ты кто такая? — я отшатнулась в замешательстве. Задела плечом Мариуса, но тот и бровью не повел. Все его внимание сосредоточилось там, где в просвете алой ткани мелькала бледная кожа.

Олла ответил раньше, чем женщина успела представиться:

— Ранкода.

Я уставилась на Привратника, надеясь услышать что-то более конкретное. Имя — это хорошо, но вот явки и пароли тоже были бы кстати. Тем более, что имя мне ни о чем не сказало, хотя по насупленному лицу Оллы читалось, что он ожидал более живой реакции.

— Костлявая, — уточнил Олла, складывая руки на голой груди.

Незнакомка провела рукой по волосам, искоса кидая томные взгляды на наше трио, и рога тут же отозвались болью. Не той, что предупреждала о появлении в Городе Каина. Не той, что окутывала голову при мысли о Бездне. Эта боль была новая, еще неизведанная — мне раскололи череп, и сотни игл вонзились в его мягкое, уязвимое содержимое. Одним мимолетным взглядом Ранкода ощупала меня изнутри, безошибочно выявляя слабые места. Колени подогнулись, превращаясь в студень, который готовили в кафешке на Третьем Кресте: липкая, мерзкая на вид и вкус субстанция. С трудом двинувшись, я нашарила спинку стула и рухнула на него.

Олла растерял все свое божественное превосходство, но на Ранкоду-Костлявую смотрел без страха, как на равную. Смерть, а это была именно она, отвечала ему тем же. С минуту продолжалась молчаливая дуэль, а затем Олла спросил:

— Зачем пришла? Ты редко покидаешь свое святилище.

— Редко, но сейчас особенный случай. Кто-то убил моего жреца, и я обязана взыскать за его смерть. В последний миг он умолял отомстить, а причина его гибели — в этой комнате.

Костлявая шагнула вперед, оттесняя Оллу в сторону. Ага, намерилась вести разговор напрямую со мной. На гладком, красивом лице не было ненависти, только равнодушие профессионального убийцы. Интересно, к чему взывал Двухголовый, когда рассыпался прахом под ногами Каина? К тому, быть может, чтобы Ранкода выпотрошила меня как лесного зверька, а потом на костях сплясала. О патологической жестокости адептов Костлявой ходят легенды, я уже говорила. Злоба и ненависть бурлят в них, как зелье в котле, раз за разом выплескиваясь через край.

Когда-то давно я уже смотрела в лицо Костлявой, чуяла ее смрадное дыхание, а потому образ, принятый ей, не мог меня обмануть. Я знала, кто она и как выглядит на самом деле, и смотрела ей в глаза без страха. Она могла собрать свою жатву, а затем удалиться, но не собиралась этого делать.

Протянув тонкую руку, Ранкода коснулась моего лица. Ледяное прикосновение оставила на щеке синевато-сизый след ожога. В лицо ударил запах свежей кладбищенской земли, пропитанной дождем. Костлявая все пристальнее вглядывалась в меня. Но страх так и не пришел, вместо него в груди разлилась бесконечная усталость.

«Мне конец?» — безучастно уточнила я у Оллы, но тот не ответил. Мариус тоже молчал, разглядывая масштабы разрушений. Гильдия Убийц сильно пострадала от рук Ранкоды, но мне до этого не было никакого дела.

— Два десятка трупов, мы понесли серьезные кадровые потери, — Мариус потер подбородок, отозвавшийся скрежетом щетины, а затем схватил со стола чистый листок. Строчил он так судорожно, что вены на запястье вздувались. Ручка то и дело переставала писать, от чего наемник ярился все сильнее, под нажимом рвалась бумага. Олла приподнял бровь, незакрытую повязкой, но Мариус не удосужился дать хоть какие-то объяснения. Вокруг него металась плотная вуаль серого цвета. Могу дать голову на отсечение, что он нас не слышал и не видел!

Наконец, Ранкода отстранилась, покачав хорошенькой головкой.

— Не ты, — она прикусила губу, скрестив руки перед собой. Костлявая была озадачена. — Но ты отражена в его посмертии.

Хаха, какой каламбур. Я встала, отворачиваясь от Оллы, от Ранкоды, отворачиваясь от всего гребанного мира, предпочитая наблюдать Мариуса, погруженного в бюрократический абсурд среди тел своих подчиненных. Костлявая рассуждает о посмертии? Я глупо хихикнула, а затем согнулась от едкого, хриплого хохота. Он рвался из моей груди, терзал глотку, я захлебывалась им как дешевым вином на орочьей вечеринке. Наверняка, я выглядела как сумасшедшая. И, положа руку на сердце, я не могла сказать — выглядела или на самом деле ей являлась.

Олла дернул Костлявую за руку, вынуждая обернуться:

— Если это не она, то что тебе еще нужно? Мы здорово торопимся.

Ранкода зашипела как змея, и изогнулась, искажая все представления об анатомии.

— Ах, Олла, — пропела она, прижимаясь к Олле всем телом. Юркие пальцы царапнули обнаженную грудь Привратника, напряженную шею, дотянулись до лопаток и теперь гладили багряное оперение уцелевшего крыла. От каждого прикосновения Олла морщился как от боли, вздрагивал, но не двигался с места. Дыхание участилось, на лбу выступили капли пота.

Ранкода усмехнулась, терзая его все сильнее. Она зарывалась пальцами в пух, кажется даже выдернула одно из перьев, от чего Олла неловко, по-детски всхлипнул.

— Я даю тебе шанс, — ласково проговорила Костлявая, пристраивая на плече Оллы голову. Глаза она щурила, как довольная кошка, вдоволь налакавшаяся сливок. Я утерла рот, выпрямилась и смотрела ей прямо в бездонные, ледяные глаза.

— Я даю тебе шанс, — повторила Ранкода, обращаясь ко мне, — всего один шанс. Слышишь, Олла? Я могу быть сострадающей.

Ее ремарка, обращенная к Привратнику, намекала на какой-то давний, забытый спор. Олла прикрыл глаз, веко опухло и потемнело. Рыжие патлы, торчавшие задорными иглами, тоже поникли. Ранкода мучила его, наслаждаясь страданиями.

— Найди мне того, кто убил моего жреца. Я отомщу. И забуду, что однажды ты уже ускользнула из моих рук.

Закончив говорить, Ранкода отшвырнула от себя Оллу и растаяла как дым в воздухе. Олла шатался, обхватывая себя за плечи. Крыло, ослабшее и тусклое, медленно пульсировало, отбрасывая на его лицо темную, кроваво-красную тень.

— Нам точно сюда? — Олла с подозрением осматривал маленький, очень скромный храм. Облупившаяся краска, ветхая крыша и поляна, заросшая буйным кустарником, не внушали ему доверия. Вполне понятная реакция, я в первое время тоже так реагировала.

В новом плаще, который ему одолжил Мариус из запасов обмундирования наемников, Привратник снова выглядел как среднестатистический житель Города. Широкий капюшон скрыл лицо, а мешковатый покрой — упрямое крыло, которое старательно привлекало к себе внимание. Теперь любой, кто посмеет уставить на Оллу свой дерзкий взгляд, будет видеть перед собой одного из многочисленных членов Гильдии Убийц, не больше и не меньше.