Но возникла проблема у входа в другую часть помещения: больша-ая такая проблема в виде здоровенного парня с АКМ на плече. Этот амбал был на голову выше Тестера и намного шире в плечах. «Вот так Слуга Божий, твою мать!» – подумал Тестер.

– Куда прэш? – пробасил амбал. – Рано тебе ещё!

– Как это «рано»? – не понял Тестер

– А вот так: рано, и всё! Скажут, когда можно! Возвращайся взад и жди, когда позовут! – лениво ответил охранник, сняв автомат с плеча и направив дуло на Тестера.

– А кто позовёт? – поинтересовался Тестер.

– Кому надо, тот и позовёт! Дуй назад, кому сказал! – парень повысил голос. – Сначала ходить научись, кукла бородатая!

Тестер ещё потоптался немного перед амбалом, тщетно пытаясь решить новую загадку: какой смысл мёртвого человека пугать автоматом, но потом подумал, что будет благоразумнее пока не лезть на рожон, а потому повернулся и заковылял вдоль стены обратно.

Ноги и руки по-прежнему слушались с трудом, ходьба давалась тяжело и Тестер быстро устал. Усевшись отдохнуть на свободную койку, он продолжил изучать окружающую обстановку, и, в частности, отметил, что коек в помещении было гораздо больше, чем людей. «Видимо, – подумал Тестер, – остальные уже прошли процедуру Страшного Суда, а эти – такие же, как я, «вновь поступившие». Это предположение частично подтвердилось, когда он попытался поговорить с кем-либо из находившихся в «дурдоме»: никто даже не отреагировал на его «здрасьте» – настолько глубоко, видимо, люди переживали своё горе…

Оставив в покое «товарищей по несчастью», Тестер обратил внимание на стены. Они сплошь были покрыты рисунками и надписями на разных языках. Преобладали почему-то русские: пресловутое «здесь был Вася», растиражированное в десятках вариантов и имён, соседствовало с другими перлами, типа «Спартак – чимпион», «Дебальцево зажигает», «Превед, медвед!»…, а так же сотнями ругательных слов. Среди всей этой «наскальщины» Тестер высмотрел и такое: «Абитель – ацтой, Влодыко – выпий йаду!» «Однако! – удивился он, вспомнив, что Владыкой Ильич назвал хозяина этой непонятной «больнички», называемой Обителью. – Оказывается, и в Последнем Пристанище есть богохульники!»

Медленно передвигаясь вдоль стены и читая надписи, Тестер добрался до второго выхода из помещения. Здесь тоже стоял охранник…, кстати, о-о-очень похожий на известного певца. Питая некоторое уважение к этому артисту, Тестер рискнул подойти к нему с вопросом, надеясь, что человек, написавший и спевший столько хороших песен, не сможет обругать только что умершего гражданина, к тому же – земляка, но… он даже не успел договорить вежливого «извините», как «певец» двинул Тестера в живот стволом автоматической винтовки, да так, что тот со всего маху грохнулся на пол.

– Пшёл на койку! – прошипел «звездун», даже и не посмотрев в сторону корчащегося от боли Тестера.

С трудом поднявшись, страшно злой и так и не понявший ничего Тестер, еле добрался до ближайшей пустовавшей койки.

Сел и задумался. Что-то не похоже было это ни на рай, ни на ад. Ни чертей со сковородками, ни ангелов с арфами нигде не наблюдалось. «Всё-таки, наверное, это то самое место, где люди ждут Страшного Суда, – решил Тестер. – Приемник-распределитель, твою мать, предбанник перед чистилищем! Вон и трон какой-то стоит. Никак, для какого-нибудь архангела? А может, для Бога?»

Действительно, невдалеке на возвышении стояло большое кресло. Пустое. А рядом – охранник. Предположение о Страшном Суде по-прежнему казалось самым логичным, и оно вновь успокоило Тестера. И тут к нему подошёл высокий охранник в офицерской форме, с пистолетом в кобуре. Он чётким жестом вытащил из кармана блокнот, карандаш и скомандовал:

– Ну, рассказывай, братец! Кто такой? Имя, фамилия? Род занятий?

Первым объектом всепоглощающей страсти городского паренька Артема Бардина стали отнюдь не компьютеры и сотовые телефоны: и того, и другого тогда ещё не было и в помине. Его первым увлечением стала… музыка. Артем закончил музыкальную школу, а затем – и училище по классу аккордеона, попутно весьма сносно освоив несколько других инструментов. Но лишь только отгремел туш и отзвенели бокалы училищного выпускного вечера, Артем задвинул футляр с аккордеоном на самую дальнюю полку в кладовке и больше никогда о нем не вспоминал. Музыкантом он считал себя только тогда, когда играл в школьном ансамбле (а потом и в училищной группе) на клавишных инструментах. А аккордеон был только «прикрытием». Для родителей.

«Юность» – первая «клавиша» (или «ионика», как говорили тогда), на которой играл Артем в школе, считалась в те далёкие времена чуть ли не чудом техники. Однако в училище у него был уже двухмануальный гэдээровский «Фармейшн», к которой позже прибавилась стильная «Вермона-пиано-стрингс». А в армии… В армейской самодеятельности рядовой Бардин играл не на чем-нибудь, а на настоящем «Корге», потрясая приходивших на концерты и танцы окрестных парней и девчонок точным копированием клавишных «соляков» из «Пинк Флойд» и «Дип Перпл» (а также – из «Весёлых ребят», «Машины времени» и барыкинского «Карнавала»).

Но вот появились секвенсоры и японские «балаболки», и стало возможным заменить кучу музыкантов одним-единственным инструментом, возможности которого казались безграничными. Технический прогресс смел с эстрад и танцплощадок весёлые, непохожие друг на друга, но очень громоздкие (и дорогие) группы, усадив на их место скучноватую, но весьма экономичную пару «клавишник-вокалист»…(гм, и только лишь для того, чтобы всего через несколько лет сменить ее на ещё более скучного и ещё более экономичного вокалиста с «минусовкой» в кармане).

Для Артема же тот период стал поворотным: его увлекла не столько творческая, сколько техническая часть новой музыкальной эпохи. Секвенсоры и синтезаторы, ритм-боксы и другие разнообразные электронные «примочки» стали предметом его ежедневных многочасовых занятий. Артем прослыл в музыкальном мире города настоящим профессором электронно-аранжировочных наук, непревзойдённым знатоком формата «миди», и лучшие вокалисты считали предметом особой гордости иметь в своём архиве «минусовку от Бардина». Артем бесконечно совершенствовал свой арсенал и мечтал об универсальном музыкальном устройстве, способном сделать работу аранжировщика свободной от нудного прописывания «степом» инструментальных партий, бесконечного редактирования бесчисленного числа параметров и вообще, от всяческой подобной рутины.

Но именно тогда, когда в его квартире появился первый музыкальный компьютер «Атари», Артем окончательно свернул на дорогу, уводящую его всё дальше и дальше от музыкального творчества. Не прошло и года, как распроданные и раздаренные друзьям синтезаторы, секвенсор, драм-машина и прочие «прибамбасы» освободили место для «чуда чудесного» – персонального компьютера, на котором бывший музыкант Бардин и начал познавать премудрости новой для себя профессии.

К тому времени Артем повстречал Надежду, а года через два (Бардин ничего не делал наспех и все серьёзные дела скурпулёзно просчитывал) к ним присоединился грамотно спланированный и точно в срок появившийся Илюшка. К чести этой замечательной семьи, занимавшей крошечную часть жилфонда огромной страны, двери их небольшой квартирки всегда были открыты друзьям: и старым, «музыкальным» друзьям, и новым, «компьютерным», а иногда – и тем и другим сразу! Какие вечеринки там проходили, какие темы обсуждались там за рюмочкой коньяку, стопочкой водки, а, на худой карман, и за стаканом портвейна! «Полуторка» Бардиных стала местом, где любой думающий человек мог гарантированно встретить достойного собеседника, а то и единомышленника.

Вскорости Артем стал настоящим фанатом компьютерного дела, вовлекая в эту незнакомую ещё широким массам сферу своих менее опытных товарищей. Он легко вертел непонятными для них словами «хард», «софт», «монитор», «процессор», он пытался обучить этому абсолютно всех (причём, неизменно начиная с философии вопроса), но тщетно… Дальше управления игрушкой «Принц Персии» дело, как правило, не заходило.