Открыла глаза и вижу перед собой белый потолок. Справа такая же белая стена, слева окно с кусочком леса и чистого голубого неба.

Интересно, а еще странно, впервые за несколько недель у меня ясное сознание — могу увидеть, запомнить, сложить мысли в голове.

Пытаюсь сесть, но тут меня ждет сюрприз — поперек груди широкий ремень, руки зафиксированы, ноги тоже.

Очень интересно.

Меня это напрягает? Неа, совсем нет. За то время (а, кстати, сколько прошло? Надо хотя бы сообразить какое сейчас время года) я побывала в такой …, что мама не горюй. Я, конечно, помню только несколько отрывков длиной в пару минут, но мне и этого хватило, что бы снова упасть в сладостное небытие. А сейчас я все вижу не помутневшим взглядом.

Когда я последний раз все видела так четко? Ммм… точно, в тот день, когда сама, будучи студенткой второго курса, помогала в клубе заканчивать приготовления ко дню первокурсника.

Таааак, мне снова нужны алкоголь и наркотики, на этот раз очень много. Нужно выбраться… Мне нужно забыться. Нужно…

От мыслей меня отвлекает звук открывающейся двери. В комнату вошла молодая девушка.

— Ой, вы очнулись! — как — то радостно воскликнула, — я сейчас позову доктора, — и буквально выбежала с улыбкой до ушей.

Белые стены, ремни, медсестра… пока моя голова пыталась сложить этот пазл (а происходит это долговато, значит, еще не на все сто моя голова работает) в комнату вошел полноватый мужчина, с залысинами, в очках и больничном халате.

Врач.

Я в какой-то больнице.

Оу! А картинка-то почти сложилась.

Между тем доктор присел на стул возле кровати.

— Здравствуйте, Вероника Алексеевна, меня зовут Виктор Семенович, я ваш лечащий врач. Как себя чувствуете?

Я попыталась сказать слово, но в горле изрядно запершило и я закашлялась. Улыбчивая медсестра, которая позвала врача и теперь стояла позади него, подбежала и, слегка придерживая мою голову, напоила водой.

Я откинула голову на подушку и на секунду прикрыла глаза:

— Где я? — прохрипела.

— Вы сейчас находитесь в наркологическом диспансере на лечении.

— Как я сюда попала?

— Вас сюда привезла ваша семья.

«Семья». Я усмехнулась. Когда через несколько дней после того злополучного дня первокурсника я появилась дома, меня, в прямом смысле слова, мама выкинула за дверь, сказав, что я опозорила всю семью. Откуда она узнала и почему так поступила — тайна покрытая мраком. Знаю одно, всех остальных она тоже оповестила, и от меня открещивались как от чумы. Так о какой к черту семье он говорит?

Я не успела задать этот вопрос. В палату в склоченном виде и горящим взглядом влетел тот, кого бы я точно не хотела видеть.

Я отвернула голову к стене и из глаз полились слезы.

Почему он? Ну, вот почему из всех людей здесь именно он? Сейчас, даже перед матерью мне бы было не так стыдно.

— Можно нас оставить, пожалуйста, одних? — Его голос. За 5 лет проведенных в армии, его физическая форма претерпела значительные изменения, но голос остался тот же. Голос, вызывавший во мне восхищение и гордость. Голос старшего брата.

— Конечно. Видимых проблем сейчас не наблюдаю. С остальным разберемся позже. — С этими словами врач вышел из палаты, а брат сел на стул и загребая мою руку в свои.

Слезы бегут непрекращающимся потоком, а я не могу выдавить из себя ни одного слова. Я даже не могу понять, что сейчас испытываю — стыд, страх, злость, отвращение к себе — все смешалось в какой-то отвратительно горький коктейль.

— Я скоро заберу тебя домой. — Спокойным тоном сказал, но уже в следующую секунду вскочил, опрокидывая стул, зарылся рукой в свои волосы и рычит. — Ну почему ты мне не позвонила? Бл*ть почему?

Я лишь сглотнула ком в горле, так и не повернув головы. Мне нечего ему ответить.

Родная мать, вышвырнула, поняв, что со мной произошло, вся семья отвернулась, а он… подумала, что если официально мы не родные, то и ему эти проблемы не нужны.

Он племянник моего отца.

«Отец». Пожалуй, не стоит называть так человека, который увидев меня на улицу, делает вид, что не знает кто я такая. Из всей семьи моего «отца» со мной общается только бабушка и он, мой двоюродный брат Максим. Он общался со мной, но я не верила, что это все по-настоящему. Ждала, что он однажды развернется и тоже уйдет. Может поэтому не позвонила…

— Мелкая, — сев на колени у кровати, произносит давно забытое прозвище, — скажи, кто это сделал? Скажи кто эта с@ка, что бы я мог его убить? Расскажи мне все.

Повернула голову, и меня захлестнуло волной боли. Боли брата за сестру. В его глазах вина — «я не смог тебя защитить». Сейчас его боль перекрыла даже мою…

Горло сдавило от захвативших эмоций. Я не могу сделать даже вдох, а он просит вспоминать и говорить…

Что мне ему ответить? Как рассказать, что обычный день первокурсника для меня стал адом? Как объяснить, что один безалкогольный махито и вот я уже не могу пошевелить даже мизинцем? Как описать тот ужас? Минута, час, день или неделя… я не знаю, сколько это длилось. Помню только отвращение к себе и всю эту мерзость, ты будто окунаешься в грязь и не можешь из нее выкарабкаться… даже боли не чувствовала.

— Тебя осмотрели врачи, — продолжил тихим голосом, — ты больше месяца сидишь на наркоте. Это не сильно большой срок и тебя быстро вылечат.

Да, после того подвала и их уколов, я больше не хотела возвращаться и снова чувствовать… Я наркоманка? Да.

Меня обкалывали наркотой, насиловали, когда вышвырнули у дома, мать не пустила меня на порог, а по организму расползалась грязь произошедшего, которую я не могла вытравить. Да, я не хотела больше думать и чувствовать…

— Вера, — он смотрел на меня затравленным взглядом, — Вер… ты беременна.

— Вера, — он смотрит на меня затравленным взглядом, — Вер… ты беременна.

Нет. Нет. Нет.

Я начинаю с шумом втягивать воздух через рот…

Господи, за что так со мной, пожалуйста, нет. Эта мерзость расползающаяся во мне поселилась внутри и обретает форму. Надо убрать… надо избавиться.

Дергаю руками, ногами, но ремни держат крепко, впиваясь в кожу.

— Тише, тише, — гладит по голове, пытаясь успокоить.

А я лишь прошу, чтобы он сказал, что это не правда.

«Скажи, что это ложь, ну скажи».

Мне не хватает воздуха. Нечем дышать. Хватаю воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Доктор! Врача позовите — Макс срывается к двери.

А я уже слышу все, как через слой ваты. В ушах шумит, боль от ремней уходит на задний план, оставляя только панику.

— Я же сказал, ее нельзя сейчас волновать. Сестра… — голос врача разрывает пространство палаты. Чувствую иглу и жду, когда накроет, но облегчения не наступает, меня утягивает в свое царство сон.

**********************************************

Что такое проснуться? Это в один момент оказаться придавленной бетонной плитой осознания. Сейчас, я как никогда была ею расплющена. Были покой и безмятежность, а сейчас…

Брат стоит у окна, вглядываясь вдаль. Даже со спины видно, как он напряжен.

— Я хочу сделать аборт. — Он вздрагивает и оборачивается ко мне. Долго вглядывается в мое лицо.

— Нельзя. — Тяжело вздыхает, — врачи запрещают прерывать беременность.

Серьезно? Это как насмешка. Думаешь, что все плохо. Нет, сейчас будет еще хуже. Мне бы расплакаться или рассмеяться, а мне все равно, как будто смотрю со стороны и это все не со мной.

— Тебе вкололи успокоительное. И нам надо поговорить пока оно еще действует. — Говорит, будто прочитав мои мысли. На секунду его взгляд затуманился. — Помнишь, я дразнил, что ты дикая и тебя нужно держать на привязи. — Усмехнулся, но в следующий момент лицо стало серьезным, — никогда не думал, что идиотская шутка однажды станет реальностью.