Кеолрик переглянулся с монахами и покачал головой.

— Омрик не ваш город. Его строили эглины.

— Его строили веаллы, раз уж на то пошло, — огрызнулся я. — Но Омрик долгое время принадлежал Свергло.

— Ты сказал, что на четверть эглин. — Олдермен уставился на меня узкими светлыми глазами. — Кто твоя родня?

— Наша родня, если сказать точнее, — улыбнулся Скегги. — Мы — внуки Ауды Эглинки, которая была женой сверского конунга Скегги Морехода. Наши отцы были её сыновьями.

Беора едва не подавилась мёдом.

— Ауды Мученицы?

— Она не особенно-то и мучилась, — усмехнулся Скегги.

Принцесса удивлённо пялилась на нас во все глаза.

— Так, выходит, мы родня?

— Мы — твои троюродные братья, леди Беора, — широко улыбнулся Скегги. — Кровь жидковата, но права на Эглинойр мы с Хинриком имеем.

На этот раз Беора не сводила пристального взгляда с олдермена.

— Почему мне не сказали? — прошипела она. — Это ведь всё меняет!

Кеолрик выглядел растерянным. Видимо, до мерглумцев дошли не все вести. Я видел, как отчаянно роились сомнения в его голове. Значит, для нас что-то припасли, но сейчас обстоятельства поменялись. Знать бы, что они удумали...

Принцесса быстро взяла себя в руки.

— Признаюсь, не такую родню я ожидала обрести, но...

— Мы слишком дальние родичи, — ответил Скегги. — Но здесь не чужие. Так что хотел передать вашими устами король Оффа?

Олдермен неуверенно взглянул на Беору, но красавица лишь слабо пожала плечами.

— Говори, что должен, Кеолрик, — приказала она. — В конце концов мы здесь за этим. А там будем решать.

Грузный муж долго собирался с мыслями. Сделал несколько крепких глотков мёда и удивлённо поднял брови — веряотно, не ожидал, что будет так вкусно. Ещё бы — бочка-то была особая, праздничная. Олдермен долго глядел на дно чаши, а затем поднял глаза на Скегги:

— Король требует, чтобы вы освободили Омрик и ушли обратно за реку. Граница Свергло всегда пролегала по Уле.

— Но Омрик уже много десятилетий был нашим.

— Он на мерглумской стороне, — напомнил монах.

— Раньше вас это не смущало.

— Раньше это не смущало короля Эгрика, да воскреснет его душа в час Возрождения. Но теперь король — Оффа, и он не желает мириться с нарушением правил, — ответил олдермен.

— Это не нарушение. Таков был договор, — настаивал ярл.

— Договор изменился.

— Так дела не делаются, почтенный олдермен, — осклабился Скегги. — Когда договор меняется, обе стороны передоговариваются. А вы все решили сами. И получили то, что и было ожидаемо.

— Довольно прений! — Беора стукнула чашей по столу, расплескав остатки мёда. — Это не все требования и предложения. Будем сидеть здесь до ночи, если не озвучим остальное.

Я сделал небольшой глоток воды и уставился на Кеолрика.

— Что ещё?

— Если вы добровольно покинете Омрик, король Оффа обещает перестать преследовать сверов на своих землях. Однако и вы прекратите притеснять эглинов в Свергло.

— Мы давно не нападаем первыми, — вмешался я. — Только если эглины начинают бесчинствовать. А таких случаев в последние луны было много.

— Вира, — вмешалась принцесса. — Оффа требует, чтобы вы также выплатили виру за убийство олдермена и святых отцов Омрика.

Скегги внимательно слушал их.

— Это всё? — спросил он, не глядя на гостей.

— Пока да. Но эти требования были...

— Я не согласен. Ни один свер не покинет Омрика. Ни один эглин не посмеет войти в город без моего дозволения. Я разрешил местным молиться в церквушке за стенами, и пусть радуются. Никакую виру платить я не буду — те, кто погиб, были убиты заслуженно. — Скегги тихо стукнул чашей о дерево. — Пусть Оффа знает — я не отступлюсь. И вы наверняка предполагали, что именно так я и скажу.

— Да, — кивнула принцесса.

— Раз так, то у вас должен быть ответ на моё неповиновение, — улыбнулся ярл. — Чем же мне угрожает Оффа?

— Тогда Оффа обещает вернуть Омрик в лоно Мерглума силой. С помощью воинов и оружия.

— И мы это предполагали, — отозвался я.

— Тогда что ответите вы на эту угрозу? — холодно улыбнулась принцесса.

— Отвечу, что если Мерглум развяжет войну, то ему придётся воевать не только с ярлом Скегги, но со всем Севером. Мы — сверы, нейды, тунны — можем грызть друг другу глотки в междоусобицах и драться насмерть за никому не нужный островок. Но если нам угрожает чужак, мы всегда объединяем хирды. — Скегги уставился на Беору. — Стоит ли Омрик войны со всем Севером, мудрая юная леди?

Принцесса гордо вздёрнула подбородок. Её глаза горели гневом.

— Мудрая юная леди опасается, что одним Омриком твоя жажда не утолится, — сказала она.

— И опасения справедливы.

— Ты хочешь проверить твёрдость моего брата, — продолжила Беора. — Думаешь, раз он юн, то непременно слаб.

— Ну почему же? Я прекрасно понимаю, что правит не он, а его олдермены-регенты. Одно мне не понятно, почтенная принцесса: если твой брат так близок с тобой, то отчего же он отправил тебя прямиком в пасть северным дикарям?

Насмешливый тон Скегги, казалось, смутил девушку. Она метнула взгляд на олдермена, и я заметил испуг. Кеолрик виновато отвёл глаза.

— Я же предупреждал... — едва слышно шепнул он.

Кажется, я начал понимать, что во всём этом было не так.

— Оффа не знает, что она здесь, — сказал я Скегги.

Принцесса обречённо вздохнула, а в следующий миг опрокинула лавку и бросилась к дверям.

— Схватить! — рявкунл Скегги стоявшим на страже хускарлам. — Схватить и запереть! Воинов убить. Всех.

Монахи повскакивали из-за стола, но к ним, обнажив топоры, подскочили Фрессмер и его товарищ.

— Монахи мои! — крикнул я. — Не убивать. Они нужны.

Бородач попытался влезть в драку, но Фрессмер просто огрел его промеж глаз обухом топора. Второй, с одухотворённым лицом, рухнул на колени и принялся читать молитву своему богу.

— Уведите их и заприте, — распорядился я. — Отдельно от принцессы.

Беора тем временем почти добежала до выхода, ловко перепрыгивая через катившиеся по полу чаши, опрокинутые блюда с едой... Я вздрогнул, когда один из стороживших выход хускарлов перехватил хрупкую принцессу, взвалил её на плечо. Взметнулась ткань, покрывало слетало с волос девушки. Она отчаянно молотила по его спине кулаками и вопила ругательства, какие не полагалось знать особе королевской крови. Воин нёс её на жилую половину.

Второй хускарл — кажется, это был Хальфтунн — что-то шепнул караулившему возле чертога сыну Плети, и тот, кивнув, быстро направился к пивной.

Скегги обернулся к пытавшемуся сбежать Кеолрику. Олдермен был бледен от страха. Он шарахнулся было в сторону, попробовал проскочить мимо брата, но я выбросил вперёд посох, и олдермен, напоровшись на препятствие, грохнулся на выстланный соломой пол.

— Не волнуйся, почтенный, — склонился над ним Скегги. — Я обещал, что не пролью крови в своём чертоге. Ты будешь жить, чтобы доставить мой ответ Оффе.

Минула уже дюжина дней после грубого окончания переговоров. Олдермена Кеолрика усадили на кобылу и отправили назад к Оффе — с ответом Скегги и предупреждением, что Беора останется жива, пока юный король не попытается сунуться с войсками в Свергло и Омрик. Пленение принцессы оказалось для нас сущим подарком богов, да только нрав у этой молодой женщины был такой, что и Гулла бы позавидовала.

Сперва эта особа бросалась на каждую служанку, точно раненая рысь. Опрокидывала миски с едой, отказывалась от мяса и мёда, требовала немедленно её выпустить и угрожала убить себя. Затем начала петь — каждый день и всякую ночь, лишь изредка прерываясь на сон. Как такое худое и явно не созданное для работы тело вмещало столь зычный голос, для меня оставалось загадкой. Да и пение, чего таить, было далеко не главным достоинством Беоры, отчего слушать её долгие завывания становилось совсем тошно.

Затем принцесса и вовсе отказалась от еды. Угрожала удавиться, если к ней притронется рука свера, и отчего-то я Беоре верил. Видел однажды своими глазами, с какой ненавистью она сопротивлялась плену. Мерглумские олдермены наверняка пришли бы в ужас и назвали ее безумной. Святые служители мёртвого бога наверняка объявили бы Беору Мерглумскую мученицей и возвели в ряд тех, кому поклонялись как богам. Для нас со Скегги эта женщина стала сущей головной болью.