Услышав новости о Гутфрите, Скегги на миг остановился, а затем растянул губы в широченной улыбке и хлопнул Глоди по плечу.

— Это же прекрасные вести! Славные вести! Отправь в Маннстунн переговорщиков как можно быстрее. Пусть скажут, что Скегги Альрикссон, верный служитель богов и блюститель традиций, готов предложить ему союз. Гутфрит должен узнать, что вокруг нас собираются все, кто недоволен правлением моего отца. Скажи, что истинный Свергланд протягивает ему руку дружбы в память о давних союзах.

Я с ужасом пялился на брата, слушая его проникновенную речь. Говорить Скегги был горазд — видать, потому так легко и заводил друзей. Но только не Гутфрит! И теперь я уже сам не знал, чего опасался сильнее — возмездия конунга или того, что проклятье перекинется с него на союзников. Это ещё нужно выяснить — бросить руны, воззвать к богам, спросить совета. И для начала мне следовало уговорить брата повременить с отправкой переговорщиков.

От Скегги не укрылась резкая перемена в моём настроении, и он, окончив раздавать указания, взволнованно на меня уставился.

— Хинрик, на тебе лица нет. Что такое?

Я оглянулся по сторонам и остановился.

— Здесь есть место, где можно поговорить без лишних глаз и ушей?

Брат вопросительно взглянул на Глоди.

— Знаешь такое?

— Ага. Дальше по берегу есть один укромный уголок. Но в чём дело?

Я на миг задумался, как же представить нашу с Гутфритом вражду в верном свете. Да, я опасался за свою шкуру и не был уверен, что смогу победить его начертателя. Но дело здесь было даже не в нашем с конунгом противостоянии. Когда два сильных человека враждуют, страдают все, кто им дорог. Я не хотел потерять ни сестру, ни новообретённого брата.

— У меня есть сведения о планах Гутфрита, — наконец сказал я. — Важные сведения, хотя у меня нет надёжных доказательств. Поэтому пока что лучше сохранить это в тайне.

Скегги разочарованно вздохнул и бросил тоскливый взгляд на крыши домов, прятавшиеся за частоколом. Да, братец, не судьба тебе залиться пивом по самые уши и посадить девицу на колени. Хочешь стать конунгом — сперва думай о делах.

Глоди бодрым шагом направился вдоль берега, и мы со Скегги увязались за ним, аккуратно протискиваясь между гигантскими серыми валунами. И зачем боги разбросали здесь столько камней? Как будто и без них здесь не было уныло.

Вскоре мы очутились в расщелине, что наверняка образовалась ещё в древние времена, когда боги и великаны перекраивали землю под себя. Здесь можно было укрыться от беспощадного ветра, что продувал Хавстейн со всех сторон. Ущелье выходило прямиком к воде, и я заметил клочок берега, усыпанный крупной галькой. У нас под ногами валялись головешки и прогоревшие угли, я приметил следы кострища — значит, кто-то уже бывал здесь до нас, и не раз. Наверняка это место использовали, чтобы совершать тайный торг.

— Тут нас не побеспокоят, — объявил Глоди и внимательно на меня уставился. — Так что ты знаешь о планах конунга туннов, Хинрик Фолкварссон?

С чего бы начать...

— Сперва должен предупредить, что мы с Гутфритом враги, — начал я. — Гутфрит убил моего отца, но в живых не осталось никого, кто мог бы это подтвердить. Но это правда. Моя мать не простила Гутфриту смерти Быка и сделала меня сыном мести. С рождения я обречён отомстить Гутфриту за Быка и Эйстриду.

Скегги шумно втянул ноздрями воздух.

— Мда... Это проблема.

— Ты сказал, что уже враждуешь с Гутфритом, — спросил Глоди. — Значит, вы встречались? Ты бросил ему вызов?

— Да. В первый раз он позвал меня на службу, не зная, кто я. А во вторую встречу я проклял его на смерть нитсшестом на площади Маннстунна. Вызов брошен.

Скегги и Глоди ахнули.

— Ты умеешь так делать?

— И ты выжил?

Оба вопроса они задали одновременно.

— Да, умею. И да, выжил, хотя это стоило больших жертв. Потому я и оказался в Виттсанде. — Я поочерёдно встретился глазами с каждым. — Но предупредить я хочу вас не об этом. Моя вражда с Гутфритом не должна влиять на решения Скегги. Он ведёт большое войско, люди от него зависят. И союзник в грядущей борьбе с эглинами вам точно нужен. Беда в том, что едва ли союз с Гутфритом окажется для вас полезным.

— Это ещё почему? — с нескрываемым вызовом спросил Глоди и угрожающе приблизился ко мне.

Я считался крупным парнем, но этот свер оказался выше меня на полголовы и куда шире в плечах. Возможно, даже посильнее Кровавого Топора. От такого гиганта ожидаешь свирепого и порывистого норова, но Глоди показался мне уравновешенным и башковитым, хотя и подверженным страстям. Возможно, он был даже поумнее Скегги и уж точно переживал по делу. Со мной Глоди держался, точно медведь, чьего поведения невозможно предсказать. И, полагаю, он стал правой рукой Скегги отнюдь не только из-за силы. Да уж, с таким ссориться не с руки.

— Гутфрит собирается стать королём, — почти шёпотом сказал я. — Вы понимаете, что это значит?

Сверы удивлённо переглянулись, и Скегги презрительно сплюнул под ноги.

— Хочет купаться в бочке?

— Есть причины думать, что это так.

— Тьфу ты. И этот туда же, — проворчал брат. — Мёдом им что ли эта спираль намазана?

— Говори больше, начертатель, — забеспокоившись ещё сильнее, приказал Глоди. — Всё, что знаешь. Без утайки.

Я рассказал им о наших с Ормаром догадках относительно способов объединить Север. О том, что конунга начали покидать верные люди и о том, что он устроил на Свартстунне. О монахе, который неотступно следовал за ним, и об обещании сделать Сванхильд первой королевой. Когда дошло до рассказа о резне на священном острове, сверы похватались за амулеты.

— Это правда? — ужаснувшись, спросил брат.

— Выжившие жрицы могут подтвердить, — кивнул я. — На Свартстунне пострадали многие, но несколько выжило. Гутфрит достоин восхищения за многие деяния, но он разрушил мой дом. Я вырос на Свартстунне. Верховная жрица Гутлог была мне как мать. Даже если ты заключишь с ним союз, я не забуду того, что он сделал.

— Если Гутфрит и правда так жестоко обошёлся со жрицами, то почему его не порицают? — перекрикивая вой ветра, спросил Скегги. — Почему нейды и тунны не собрали вейтинг? Почему не осудили?

— Знают не все, новости медленно расползаются. А те, кто знает, молчат из страха. Но я упомянул о Свартстунне, когда проклинал конунга, и люди в Маннстуне станут задавать вопросы. Вскоре слухи пойдут по всему Нейдланду, и Гутфриту придётся оправдываться. К слову, думаю, именно поэтому он хочет убраться на Эглинойр — наверняка думает, что удачный поход заставит людей взглянуть за злодейство сквозь пальцы. — Я поднял глаза на Скегги. — Но важно не столько то, что именно совершил Гутфрит, сколько то, зачем он это сделал.

— И зачем же? — ещё сильнее нахмурился Глоди.

— Хочет убить богов, — ответил вместо меня Скегги. — Раз намерен стать королём.

Я кивнул.

— Богов не убить, но стереть память о них, лишить людей святынь он может. Мы с моим наставником Ормаром Эйрикссоном считали, что Гутфрит готовит северные земли для прихода эглинской веры.

Скегги сделался мрачнее грозовой тучи. Силы и жизнелюбие словно в один миг покинули его, и брат устало опустился прямо на мокрые от морских брызг камни.

— Я знаю, зачем он хочет этого. Все конунги хотят иметь надёжную власть. Отец много рассказывал мне об эглинском боге, когда сам его принял. Убеждал, пытался вбить мне в голову, почему она будет так нам полезна. Говорил, что правителей больше не станут выбирать и что наш род воцарится в Свергланде навечно. А я так не хотел и всё ещё не хочу. Править должен тот, кто достойнее, а не тот, в ком течёт особая кровь.

Я печально улыбнулся.

— Даже не знаю, соглашаться с тобой или нет с учётом того, что я — Химмелинг.

— У вас другое. Даже сверы знают это пророчество — Нейдланд будет процветать, пока на его землях останется хотя бы один Химмелинг. Вам необязательно править. Просто будьте. Живите и плодитесь. Хотя в вашем роду было много славных конунгов.