Кровь текла слабым ручейком, но я ещё держался на ногах. Этому монаху нужно придумать что-то посерьёзнее, чтобы отправить меня к праотцам.
Кутберт отступил на шаг, упёрся спиной в стену и задел масляный светильник, который успел зажечь, когда мои люди начали спускаться в проход.
— Зря ты не полез с ними, — прошипел монашек. — Теперь придётся тратить время на тебя.
Благообразное юношеское лицо Кутберта исказилось гримасой ненависти. Этот парень не просто ненавидел меня и всех сверов — он жаждал боя, и желал этого так истово, что я смутился. На моё счастье, убийца из него вышел довольно неумелый, хотя и чрезмерно прыткий для монаха. Странноватую же он выбрал службу с такими-то талантами.
Я улыбнулся.
— Мне известно, что этот ход завален со стороны Омрика. Твой обман бы не удался. Ты, Кутберт, небось, думал, что заманишь нас вниз, пообещаешь свободный ход до самой крепости, а мы, позабыв обо всём, рванём туда и позволим тебе запереть или вовсе завалить лаз. Но вот незадача — ты ошибся.
Монах крепче перехватил рукоять ножа.
— Если вы знали, что ход никуда не ведёт, то зачем он вам? — дрожащим голосом спросил он.
— Всему можно найти применение. — Я вскинул топор. — Но сейчас, братец Кутберт, меня куда больше заботит то, что свою часть уговора ты не выполнил. Лаз, конечно, показал. Но попытался нас обмануть. Я этого не люблю.
Кутберт метнул на меня свирепый взгляд и зарычал, точно загнанный волк, когда я двинулся на него. Всё он понимал — не было у него шансов против меня. Монашек был шустер и проворен, но он не был воином. Я видел, как дрожали его руки, выдавая страх. Видел этот ужас в глазах, хотя он пытался спрятать его за ненавистью и презрением к язычникам. И всё же он не отступил. То ли безумец, то ли...
Со стороны подземного хода начали стучать. Крышка оказалась тяжёлой, и воины не могли выбраться из-под придавленного бочонком лаза.
— Лучше умереть, сражаясь за милостивого бога и воскреснуть в Назначенный час, чем служить зверью вроде тебя! — прошипел Кутберт, издал воинственный клич, и бросился на меня.
Дурак.
Ну хотел же по-хорошему. Как всегда, у богов были свои планы, а мои желания ни во что не ставились. Кутберт занёс нож, полностью открыв защищённую одной лишь рясой грудь. Я перехватил топор так, чтобы размах получился пошире, и ударил на уровне пояса. Железо с неприятным то ли чавканьем, то ли хрустом вонзилось монашку в живот. Парень замер, выронил нож, и спустя пару мгновений уже лежал на земляном полу.
— Ну зачем ты это сделал, а? — Я присел на корточки возле юноши. — Я ведь и правда не хотел тебя убивать, Кутберт.
— Я... Я погиб за веру... Стану мучеником...
— Твой бог требует, чтобы вы умирали за него? — удивился я. — Такие жертвы вы ему приносите? Но ради чего? Чем он вас вознаграждает?
Кутберт слабо улыбнулся.
— Вы тоже гибнете за своих богов.
— Мы живём ради них. Нет лучшего служения богам, чем достойная жизнь. Богам не нужны наши смерти, им нужны наши жизни. Они берут нашу кровь, но жизни отнимают редко. Только в особых случаях.
Монашек мотнул головой.
— Ты нас не поймёшь... Никогда не поймёшь. Я... Я вознесусь.
— Возможно, — пожал плечами я. — Выходит, ты использовал меня, чтобы умереть. А мог жить, помогать людям и славить его имя. Едва ли твой бог это одобрит.
Кутберт тихо рассмеялся, дёрнулся пару раз и снова оскалился, обнажив кровавые зубы.
— Зато он одобрит то, как будет гореть ваша ведьма на рассвете, — прохрипел он и выплюнул сгусток крови мне в лицо. — Черновласку вашу поймали. Схватили, когда донесли, что она шпионила. В ней сам бес! Вы можете попробовать взять Омрик, но её вам всё равно не спасти. Казнь состоится на рассвете... В последний день празднеств...
Неужели он говорил про Гуллу? Дерьмо!
Он закатил глаза, кровь из него выходила стремительно, но смерть обещала быть мучительной. Отчего-то монашека это не беспокоило. Наоборот, он словно упивался своими страданиями.
Я принялся трясти Кутберта за плечи.
— Как её имя? — кричал я, продолжая трясти его за плечи. — Имя ведьмы!
— Имя ей дьявол, и к бесам она отправится. Прямиком в ад... Где ей... и место.
Монах уронил голову и провалился в забытье.
— Проклятье.
На нетвёрдых ногах я кое-как поднялся, вытер топор о рясу Кутберта и откатил бочонок. По запаху понял, что в нём хранили смолу. Здесь таких было несколько. Не сразу я понял, насколько удачной для моего плана оказалась эта находка. Разум оцепенел от новостей о Гулле.
Потянув на себя кольцо, я наконец-то выпустил своих товарищей.
— Что здесь творилось? — спросил было Глоди Младший, но, увидев монаха с распоротым брюхом, смачно плюнул на труп. — Рад, что ты передумал, Хинрик. Служки спирали заслуживают лишь смерти.
Препираться с Глоди и поучать убийц милосердию времени не было.
— Вы осмотрели ход? — спросил я, подкатывая бочонки со смолой ближе к лазу.
— Ага. Ушли не то чтобы совсем далеко, но кой-чего нащупали. Ход старый. Кое-где есть каменные своды — добротная работа, какой я прежде не встречал.
— Наверняка веалльская, — кивнул я. — Народа, что властвовал здесь до прихода эглинов. Они много знали и умели хорошо строить из камня.
— Откуда ты всё это знаешь? И про веаллов, и про свиней...
— Много разговаривал с теми, кто долго здесь живёт. Эглинойр — тот ещё ларчик с секретами. Пригоните сюда моё стадо. Свиней спустите в лаз, загоните как можно дальше к завалу. Затем облейте всех их смолой и закидайте соломой — я видел сухие снопы в церкви. Можно и с пола насобирать. Как проделаете всё, что я сказал, завалите проход чем-нибудь, через что скот не сможет перебраться. Но чтобы воздух был — нужна тяга. После поджигайте и уходите. Там будет опасно оставаться.
— Могильные камни? — предложил Глоди. — Вполне подойдут, чтоб завалить. Церковь разобрать не успеем...
— Годится, — согласился я. — Но валите только те, что со спиралью, и попросите прощения у мёртвых.
— Само собой! — обиженно отозвался Младший.
— Лучше возьмите несколько хороших факелов, чтобы как следует поджечь свиней, — распорядился я. — Без меня справитесь? Мне нужно спешить к Скегги.
Хирдманы переглянулись.
— Зачем? — спросил Глоди.
— Гулла в опасности. Так справитесь?
— Не переживай, начертатель. Делали штуки и посложнее. А так хоть согреемся.
— Как огонь займётся, найдите меня или Скегги.
— Айе!
Я коротко попрощался и полетел на улицу со всех ног. Должен, должен был увидеть небо. Понять, сколько времени у меня оставалось до рассвета. До казни.
На крыльцо я выскочил как ужаленный. Устремил взгляд на бледнеющий небосвод — звёзды уже были едва различимы. На востоке светлела полоска рассвета.
Мы не успевали.
Я со всех ног рванул к Скегги.
* * *
От церквушки до стен Омрика было примерно три полёта стрелы, но мне то и дело приходилось петлять, уворачиваясь от вражеских стрел. Проклятые длинные эглинские луки били очень далеко. Пробирался я медленно, зато смог хорошо разглядеть происходящее вокруг Омрика. Цепную башню на берегу Свергло взяли и заметно потрепали — оттуда валил дым, доносились крики, лязг оружия и громкая брань.
Обезумевшие от страха фермеры и хуторяне с воплями шарахались и от своих, и от чужих, пытаясь убежать в лес. На них я не обращал внимания — за всеми не угонишься. Мне нужно было предупредить Скегги.
С тех пор, как я лишился силы, Гулла осталась единственной боевой колдуньей во всём хирде. Нельзя было утратить и её силу. Пусть её колдовство было пронизано особой женской инаковостью, но оно работало, и работало хорошо. Да и знала она побольше моего.
Брат нашёлся у южных ворот — вместе с хускарлами пытался пробить окованное железом дерево. Я пробежал через поле, что разделяло Омрик и окрестные леса, увидел войско северян — некоторые пытались забраться на стены, но мерглумцы сбрасывали их по одному, закидывали камнями и осыпали градом стрел. Подняв брошенный кем-то щит, я поморщился от боли в боку — рана уже давала о себе знать. Я нервничал и устал. Мне так не хватало рун и голоса богов, будь оно всё проклято.