Мы с мамой только переглядывались, помня о его жадности. Обычно наша семья ела то, что уже нельзя было продать. Одежду латали и перекраивали по многу раз. Украшений, даже самых неказистых, у нас с мамой никогда не было. А выходить из дома было запрещено — чтобы обувь не стаптывали. Да мы сами не стремились на прогулки. Куда пойдёшь в таком тряпье?

Вскоре родилась Турна. Отец даже соседей угостил в честь такого события, чем несказанно удивил всех. К сожалению, молодая мать не перенесла трудных родов и через неделю умерла. Вместе с ней умер и мой отец. Нет, он был жив телом, но его душа ушла вслед за любимой. Он целыми днями сидел в её комнате, перебирал подаренные жене подарки и что-то бормотал себе под нос.

Турну мы с мамой выхаживали вместе. Я разрывалась между работой и домом, понимая, как много сейчас зависит от меня. Так продолжалось три года.

Однажды утром постаревший отец вышел из комнаты, в которой жил затворником всё это время, и пришёл в лавку:

— Покажи мне книги учётные, — потребовал он, даже не пожелав мне дня хорошего. — Небось всё моё добро по ветру пустили, пока я…

Он не закончил фразу, а углубился в ревизию, громко стуча абаком. Мы с мамой, предвидя это, жили очень экономно. Но всё равно, каждый раз, видя в столбце расходов покупку платьица или башмачков для Турны, отец сжимал кулаки и бормотал:

— Ещё и эту кормить… Выгнать всех на улицу и жить спокойно одному.

Жизнь замерла. Мама тенью скользила по дому, маленькая Турна не шумела и не бегала, как все дети в её возрасте, а я с утра до позднего вечера работала в лавке. Мы боялись рассердить отца и оказаться без крыши над головой.

Так прошло ещё десять лет. Мне очень хотелось выйти замуж, уйти из-под жёсткой опеки скупого отца, но никто не предлагал стать даже второй женой. Это я так думала, пока случайно не услышала разговор матери с отцом. Как она осмелилась задать ему вопрос, не понимаю до сих пор.

— Отец, Мурун уже взрослая женщина, ей давно пора обзавестись семьёй и детьми. Почему ты отказываешь всем, кто просит тебя отдать её в жёны?

— Забудь об этом! Кто в лавке работать будет? Наёмнику платить надо, и он обязательно воровать будет. Может быть, когда-нибудь потом.

— Да когда же потом, если ей уже двадцать шесть лет? — всплеснула руками мать.

— Замолчи, женщина! — рявкнул на неё отец. — Чтобы я больше таких разговоров не слышал! И не вздумай проболтаться, что к ней сватаются. Ума хватит у дуры — сбежит с любовником, а работать за неё ты будешь?

Прорыдала я тогда всю ночь, оплакивая свою несчастную жизнь. Но не зная, как можно что-то изменить, смирилась, решив, что такова моя судьба.

Так и жили. Вскоре матушка тихо, как и жила, ушла в пределы Пресветлой богини. А Турна, чтобы не скучать дома одной, присоединилась ко мне в лавке. Она не умела считать и писать, зато отлично ладила с покупателями.

Ывносар давно уже сдавал в нашу лавку плоды со своего поля. Сначала с ним рассчитывался отец, потом я. Мужчина никогда не задерживался поболтать, как часто делали другие поставщики. Только однажды обмолвился, что дома ждут жена и сыновья.

Он и сейчас интересный, а молодым был очень хорош собой. Сильный, но не приземистый, а высокий и стройный. Глаза такие большие, чуточку грустные. Когда снимал шапку, то густые, чёрные как смоль, волосы рассыпались по плечам.

Турна, увидев его впервые, даже рот приоткрыла. Потом требовала от меня подробно рассказать всё, что о нём знаю. Я ей честно сказала, чтобы выбросила Ывносара из своей глупой головы. Идти второй женой к крестьянину ей не пристало. Да и сам мужчина ни разу о таком не обмолвился.

Сестра кивнула, расспрашивать перестала, но когда фермер приезжал в лавку, то жадно его рассматривала и пыталась разговорить. Только он почти не замечал девочки, которая была немногим старше его сыновей.

Когда наша жизнь перевернулась, Турне едва шестнадцать исполнилась, и я начала задумываться о женихе для неё. Не хотелось, чтобы она мою судьбу повторила, оставшись старой девой, хоть и не желала сестрица слышать ни о ком, кроме Ывносара. Похоже, горячо молилась Пресветлой Турна, если всё случилось так, как случилось.

Всегда обязательный и пунктуальный Ывносар пропустил две поставки. Отец орал, обещая не пускать на порог нерадивого фермера, но, когда тот приехал, забыл о своих угрозах. Чернее грозовой тучи, печальнее сухих рек зашёл крестьянин в лавку.

— Простите, что не смог раньше приехать. Жена у меня умерла. Не смогла разрешиться от бремени, — объяснил он своё отсутствие и пошел разгружать повозку.

Отец вздрогнул, вспомнив о своём горе, закрыл лицо руками и бросился вон. В лавке мы остались с Турной вдвоём.

— Мурун, это мой шанс, — вцепившись в мой рукав, горячо зашептала сестра, — сейчас или никогда. Я поеду к нему и попрошусь в жёны. Иначе он немного опомнится и быстро найдёт мать для своих мальчиков, а я останусь с разбитым сердцем.

— Ты с ума сошла! Так никто не делает! Тебя отец ни за что не отпустит, — тоже шёпотом отговаривала я Туну. Но кто бы меня слушал.

— Или помоги мне, или не мешай! — заявила она и убежала в дом, собирать вещи.

Отпуская товар, считая и делая записи в книгу отчётов, я думала о Турне. Маленькая смелая девочка решила взять на себя ответственность за свою жизнь. Но как может всё обернуться? Где она будет искать Ывносара, даже не подозревающего о том, что его ждёт в ближайшие часы? Вдруг он её не примет? Она же и домой не сможет вернуться, отец назад её не пустит. И тогда я приняла решение:

— Турна, я поеду с тобой!

— Ты хочешь меня проводить?

— Нет. Я хочу уйти из дома отца. Если Ывносар тебя возьмёт в жёны, то я буду помогать вам вести хозяйство и ухаживать за детьми. А если нет, — Турна вздрогнула, — то разделю с тобой бездомную судьбу.

Конечно, я не сказала сестре о своей тайной мечте. Часто, беря первой женой юную девушку, мужчина одновременно второй женой берёт её старшую незамужнюю или вдовую сестру. Надеясь, что так случится и с нами, закрывала в последний раз лавку, прощаясь с родным домом.

Наверное, я недостаточно усердно молилась Пресветлой или богиня не услышала мою просьбу — всё повернулось не так.

— Ну зачем, зачем он тогда так сказал? — прервала рассказ Мурун, уткнувшись лицом в колени и накрыв голову руками, сомкнутыми в замок, явно желая спрятаться от всех своих бед.

Кот, которому надоело слушать историю непонятных для него страстей, завозился у меня на коленях и спросил:

— Может, пойдём поедим уже?

Я прикрыла ему пасть ладонью и ментально цыкнула:

«Ты чего творишь? Она и так на грани сумасшествия, а тут ещё говорящие звери».

«Пусть уже скажет суть и пойдём завтракать. А то мы так до вечера здесь просидим», — вывернулся из ладони Филипп.

«Потерпи. Мне кажется, уже недолго до конца рассказа осталось», — почесала питомца за ушком.

Наша с котом возня отвлекла Мурун от причитаний. Она громко высморкалась, глубоко вздохнула и продолжила свою исповедь.

— Растерянный Ывносар, на голову которому мы свалились как дождь с ясного неба, принял предложение Турны. Так зажили мы новой семьёй в новом доме. Хоть и не второй женой была я, но не чувствовала себя бесправной приживалкой. Ывносар прислушивался к моим советам, его сыновья звали меня тётушкой, а Турне было не до меня. Она наслаждалась счастьем семейной жизни. Как-то очень быстро у неё появилась подружка, которая проводила у нас все дни напролёт.

Не нравилась она мне. Всюду совала свой длинный нос, словно вынюхивала что-то. Ещё я заметила, что подружка эта строит глазки Ывносару. Сказала об этом сестре, но та отмахнулась: «Показалось тебе!». Но я-то знала, что не показалось, и стала присматривать за разлучницей. Тем более что Туна была на сносях. Хоть и носила она легко, не страдая от беременности, но женщины ближе к родам становятся малопривлекательны.

Больше всех в ожидании появления младенца волновался Ывносар, потерявший первую жену родами. Всё свободное время он ни на минуту не отходил от Турны, радуя её своим вниманием и заботой. Дела и Шеля родились крепкими и здоровыми, они спокойно спали по ночам, хорошо ели и не доставляли особых хлопот. Турна не могла нарадоваться на своих девочек. Подружка была забыта и как-то незаметно исчезла из нашей жизни.