Прошу заметить Я учился в том доме, где Герцен родился. Я пришел в этот дом со словами в горсти. Тем, что я — из железа, я очёнь гордился и, по-моему, был у собратьев в чести. Леонид Терехин С прошлым нашей культуры я накрепко связан, кое-кто из великих мне просто родня. Дому Герцена прежде всего я обязан — здесь когда-то чему-то учили меня. Я с тех пор стал вести образ жизни полезный, по карманам пошарив, слова находил. Пусть не Медный, как всадник, а просто железный, я по тем же проспектам, что Пушкин, бродил. Как Вильгельм Кюхельбекер, на том же морозе прятал нос в воротник и от стужи страдал. Я стоял в горделивой, как Лермонтов, позе, как Некрасов, гуляя над Волгой, рыдал. Разговаривал с солнцем, как сам Маяковский, как Есенин, случалось, качал головой. Видел стул, на котором сидел Долматовский, заходил в туалет, где бывал Островой. Кто не верит, пожалуйста, можно проверить, с кем-то связано все, что мы видим окрест… Но нигде до сих пор — в это трудно поверить! нет с Терехиным связанных памятных мест!.. Всем известны моя щепетильность и честность, я совсем не Вийон, я не жил грабежом… Но повсюду, себе создавая известность, «Здесь Терехин бывал» вырезаю ножом. Усни и пой!
Я трачу целый день На пустяки. И, видно, потому ночной порою Мне снятся Гениальные стихи, Под утро забываемые мною. Гарольд Регистан Который год Я творчеством живу, В дыму табачном постигая счастье. Я много написал. Но наяву, При свете дня… И в этом все несчастье! Я убежден: Во сне мне равных нет. Как избежать дневных никчемных бдений? Во сне я удивительный поэт. Я — светоч, Даже, извиняюсь, гений! Вот как-то вдруг Ко мне ночной порой Врываются друзья и чуть не матом: — Ты ничего не знаешь?! Ну, герой… Ты ж нобелевским стал лауреатом! Скажи спасибо, Что друзья нашлись… Нас, — говорят, — послали с порученьем, Ты только, ради бога, Не проснись И быстро дуй в Стокгольм за полученьем Ночь и дочь Наслоенья — отметаю. Пояснений — не хочу. Аристотеля читаю. Первоясности ищу. Василий Казанцев До всего дойду ли сам я? Надо пищу дать уму. Отложу стихописанье. Аристотеля возьму. Не откладывать на завтра! Ночь, а я не сплю в ночи. Аристотель Александра Македонского учил. Мне мудрец-учитель кстати. Главное — не прозевать. Александр-то в результате Мир сумел завоевать! До утра горит оконце. Все, что было, — то вчера. Чем я хуже македонца? Он сумел. И мне пора! Может, я себя прославлю Хоть в какой-нибудь борьбе. Может, памятник поставлю, Извиняюсь, сам себе! Но дочурка-забияка Вдруг сказала мне сопя: — Македонский, папа, бяка Плюнь! Читай себе себя! Только быль, быль, быль… Мы молча встали и ушли короткою тропой туда, где краешек земли облизывал прибой. Юрий Михайлик «О чем с утра трубят рожки?» — один из нас сказал. «Сигналят сбор, сигналят сбор», — откликнулся капрал. Р. Киплинг Шел Томми Аткинс по земле, он храбрый был солдат. Он шел в пыли, он шел во мгле, где нет пути назад. Да, да, пути обратно нет, вперед — за ярдом ярд! Не зря воспел его поэт по имени Редьярд. Шел Аткинс, песню распевал, ему внимала ночь. И вдруг он песню услыхал, похожую точь-в-точь. Был Томми Аткинс поражен, успев подумать: «Да! Одно из двух: я или он попали не туда…» И сплюнул Аткинс на песок, и губы облизал, и, сдвинув каску на висок, поющему сказал: «Сэр, нам в раю уж не бывать за грешное житье, но хорошо ли выдавать чужое за свое?..» |
