Потрясение И время, к тебе приближая страницу, На девственный снег вытрясает синицу. И ты, у раскрытого стоя окна, Смеясь, вытрясаешь остатки пшена. Лариса Тараканова И время настало зимы-кружевницы, Под солнцем холодным летают синицы. Стою у окна, головою трясу, И скоро, наверное, всех потрясу. Синицы давно подружились со мною, Пшено я трясу им и все остальное. На землю сугробы ложатся, тихи. А я из себя вытрясаю стихи. Я вытрясла все и осталась босая, Но — просит душа! — вытрясать не бросаю. Меня, как снежинку, метелью несет. Гляжу, а читателей тоже трясет. Мы с Платоном
Для счастья людям нужно очень мало: глоток любви, сто граммов идеала… Платон мне друг, а истина… чревата… Пить иль не пить противоречья яд?.. Анатолий Пчелкин Глаза однажды разлепив со стоном, решили счастья мы испить с Платоном. Платон мне друг, но истина дороже… В чем истина — видать по нашим рожам… Для счастья людям нужно очень мало: мы взяли по сто граммов идеала (любой поймет, что это — для начала), но нам с Платоном сразу полегчало. Сказав, как мы друг друга уважаем, сидим с Платоном и соображаем. Платон мне говорит: «Для счастья — мало, возьми еще по рюмке идеала!» Потом еще по двести попросили и всё противоречьем закусили. Потом опять нам показалось мало. Мы нахлебались счастья до отвала. И, задремав в обнимку, словно с братом, Платон во сне назвал меня Сократом… Ах, дети, дети… Без ухищрения, без фальши, за совесть, вовсе не за страх рисуют дети на асфальте в больших и малых городах. Владимир Шленский Как изменилось все на свете! Как в самых радужных мечтах. Какие знающие дети в больших и малых городах! Акселераты… Мысль во взорах на расстоянии видна. И вот повсюду на заборах уже возникли письмена. Конечно, слово не игрушка. Ну, вот… Что взять с него — дитя… И не смущайтесь, что старушка упала в обморок, прочтя… Все стало темой для поэта, пусть не пугает вас ничто. Пускай один напишет это, зато другой напишет то… Пусть истина родится в спорах, она — я понял — не в вине. Пишите, дети, на заборах, а все претензии — ко мне! Освобожденный узник Август. Двадцать первое число. Мне решенье в голову пришло выбраться из маминой темницы. А когда приехали врачи, я уже успел на свет родиться и, довольный, грелся на печи. Иван Лепин Где оно — начало всех начал? Ведь не сразу довелось родиться… Для начала я облюбовал мамину просторную темницу. Не сказать ни в сказке, ни пером описать, как мне хотелось к свету! Одинок в узилище сыром, я грустил, а грусть к лицу поэту. Там же я питался, мыслил, жил, начал помаленьку развиваться. Головой — не чем-нибудь! — решил, что пора, пожалуй, выбираться. Головой вперед себя родив, понял я, что прочих не глупее. Не без основанья рассудив, что вперед ногами — я успею. А когда приехали врачи, а за ними — дяденька фотограф, разомлевший, прямо на печи я оставил первый свой автограф! Страсть охоты Страсть охоты, подобная игу, И людей покорила и псов… Занеси меня в Красную книгу, Словно редкого зверя лесов. Яков Козловский Вижу ряд угрожающих знаков, В мире зло громоздится на зло. И все меньше становится яков, Уменьшается племя козлов… Добротой в наше время не греют, Жизнь торопят — скорее, скорей!.. Жаль, что люди все больше звереют, Обезлюдело племя зверей. Век жестокий, отнюдь не толстовский… Скоро вовсе наступит конец. Лишь останется Яков Козловский, Красной книги последний жилец. |
