Я позвонила родителям и буркнула, что иду. Когда поднялась в номер, меня ждали большая чашка кофе и понарошечные пирожные размером с профитрольки.

— Ой, какая ты сейчас красавица! — всплеснула руками мама. — Обязательно пойдём все завтра кататься на лыжах!

Я покосилась в сторону большого зеркала на стене. Что красивого? Бледная, с красными пятнами на щеках и бледными губами…

— Что случилось? — поинтересовался проницательный папа.

Естественно, я разревелась и рассказала, точнее, прохлюпала. А папа неожиданно захохотал.

— О как! — сказал он. — Глупая Полинка! Я-то думал, он дотерпит до нашего возвращения! Представляю, как он изворачивался, чтобы попасть сюда! Моя дочь!

Папа сделался гордый до отвращения. Изворачивался этот… как же! У него на все случаи жизни имеется кошка его. А ещё врал мне, что расстался с нею…

— Полька! — рассердился папа. — Сейчас же перестань! Иди лучше поспи. У тебя сейчас получится после прогулки… Убью этого мальчишку!

Я думала, что не смогу уснуть, но и в самом деле задремала под собственные свои всхлипывания. А разбудили меня перед самым началом вечера. Родители были уже одеты и напомажены. Я впервые за бог знает сколько времени увидела их вдвоём при параде. Они у меня очень красивая пара: высокий поджарый папа и маленькая мама, вся такая пропорциональная и округлая. Мне всегда хотелось быть похожей на неё. К сожалению, я в папину семью — длиннее, чем мне хотелось бы, и ни следа восхитительной маминой соразмерности.

Мама отправила меня умываться и принимать душ. Когда я вернулась, она взялась за меня сама. Я только жмурилась, а мама делала массаж, наносила тоник, крем, косметику, занималась волосами. Я почему-то ощущала полное опустошение и ничего не хотела делать. Потом меня всунули в платье и туфли, прицепили на шею тоненькую нитку неровного речного жемчуга и подвели к зеркалу. Я себе не понравилась. Получилась какая-то бледная немочь в зеленоватом платье с вышитыми берёзовыми ветками по сильно расклешенному подолу юбки. Причёска — а ля скромняшка. Туфли вообще напоминали сандалии. Но родители мной любовались, и я через силу выдавила улыбку. Всё равно вечер пропал. Мне по-любому роскошную, знойную кошку не переплюнуть.

Мама подала мне бледно-розовую помаду и, пока я красила губы, папа сходил к ёлочке и принёс оттуда свёрточек.

— Вот, — сказал папа. — Может быть тебе понравится. С новым годом, дочка.

Я развернула свёрточек. В нём оказалась крошечная синяя коробочка с надписью «Клима». Я читала, что это очень знаменитые духи. Запах и в самом деле оказался восхитительный. И не просто очень приятный. Ко мне вдруг разом, необъяснимо вернулась радость жизни, ощущение праздника и волшебства новогодней ночи. Я моментально вспомнила фильм «Парфюмер» и с опаской повертела в пальцах коробочку.

Папа сунул нос мне в волосы.

— Ах, — сказал он. — Как я это всё люблю!

Мама засмеялась.

— Чего ты! — засмущался папа. — Когда я встретил тебя на той дебильной дискотеке, сильно воняющей юным мускусным потом вперемешку с дезодорантами, одна ты так чисто пахла «Шанелькой»… Я потерял голову сразу и навсегда.

— Ты не рассказывал, — удивилась мама и так посмотрела на него, что мне захотелось улезть в собственный корсаж.

— Я хочу, чтобы и тот парень, которому, в конце концов, придётся отдавать Полинку, тоже в момент сворачивал слева куда надо, только почуяв знакомый аромат, — мечтательно сказал папа.

— Откуда-откуда сворачивал? — нехорошо так переспросила мама.

— Я гипотетически! — тут же вскричал папа.

— Смотри мне! — грозно сказала мама!. — Ловелас!

Потом мы пошли в залу, где уже начался приём. Там собралось много народу. Все были до невозможности красивые и весёлые. Я смотрела на всех этих людей, которых привыкла видеть исключительно по телевизору, и удивлялась, какие они простые и славные. Мне почему-то тоже все улыбались, а с папой здоровались: мужчины — за руку, а женщины целовали в щёку.

Потом начался маленький и, как они сказали, домашний концерт. Они прямо из зала выскакивали на невысокую сцену, пели, шутили, говорили — блеск! Когда я расскажу, девчонки умрут от зависти. Все стояли на ногах, только вдоль стен были расставлены навороченные стулья для тех, кто устанет. Все постоянно двигались, и в один момент меня оттеснили к такому стулу. Я неожиданно оступилась и брякнулась бы, но меня подхватили, и я приземлилась на чьи-то колени. Я повернула голову, и навстречу мне заулыбался Виктор. Мне сделалось неловко, потому что я сидела не просто на коленях. Виктор наклонился к моему уху и, дохнув запахом шампанского, спросил:

— Знаешь анекдот? Заходит девушка в автобус и идёт по салону, чтобы билетик прокомпостировать. Тут автобус резко тормозит, и девушка падает прямо на колени к священнику, который тихонечко сидит в креслице. Девушка смотрит на него и говорит: «Ого!» А священник отвечает: «Не ого, а ключ от собора!»

Я внутренне улыбнулась, но сделала вид, что не поняла, поблагодарила Виктора и соскочила с его колен. И увидела кошку! Прямо перед собой. Она была загорелая и одета как Кармен — в красном пылающем платье, в красных туфлях, с испанским гребнем в смоляных волосах. Эсперанца, вспомнила я, и праздник для меня снова погас. Потом в зал начали вносить шампанское. Я глянула на часы и кинулась искать родителей, страшно опасаясь при этом нарваться на Серёжку. За мной увязался Виктор.

Я нашла их за минуту до боя курантов. Мама подалась мне навстречу, а папа запихнул в руку бокал с шампанским. Потом начали бить куранты, и все хором стали считать: ра-аз, два-а… Я увидела рядом Виктора и кивком позвала к нам. Родители не взглянули на него. Они любовались друг другом. Я пригубила шампанское. Вау! Оно оказалось такое вкусное! Совсем не похожее на газировку. Оно было чуть-чуть терпкое и до краёв наполненное ароматом цветов и фруктов, таким густым, будто глотаешь концентрат солнца. Я не заметила, как выпила весь бокал. И в это время все завопили: Ура! Наступил новый год. Все вокруг начали обниматься и целоваться.

Меня тоже схватил Виктор, сильно обнял и поцеловал прямо в губы. И утопил в своей слюне. Меня буквально передёрнуло от отвращения. Я сдержалась, чтобы не рвануться в тот же миг, а потом всё улучала момент, чтобы вытереть губы. Он вроде бы ничего не заметил, весело поздравлял моих родителей. Папа со своей неподражаемой усмешечкой поинтересовался его здоровьем и стал потом расспрашивать дальше, ловко развернув ко мне спиной. И я поспешно сбежала. Я сразу отыскала алое пятно — кошку. Я думала, что Сергей где-то возле неё, но ошиблась. Я потерянно озиралась до тех пор, пока не пригласили в ресторан. Вместе с толпой вошла внутрь и стала искать наш столик.

Я увидела его уже в ресторане. Он был такой нарядный и очень красивый. Любимый мой. Разговаривал со своей кошкой и с каким-то мужиком. И лениво обозревал, как народ рассаживается за столы. А потом посмотрел на меня. «С новым годом», — сказала я одними губами. Он хорошо улыбнулся и тут же перевёл взгляд на свою компанию. Мне опять захотелось умереть.

Я нашла наш столик. Оказывается, с нами сидели Виктор и его родственник. Я его мгновенно узнала. В старых фильмах он всегда играл бравых лётчиков или белых офицеров. Он поцеловал мне руку и дальше вёл себя вежливо и очень церемонно. Я не помню, что я ела и ела ли вообще. Вот ещё бокал шампанского, да, выпила. Его вкус напоминал что-то очень знакомое и приятное. А потом это всё чревоугодие наконец-то кончилось и все пошли танцевать. Я тоже. Я всё ещё надеялась как дурочка.

А потом случился этот кошмар. Меня начали приглашать всякие разные люди, молодые и не очень, весёлые и мрачные, со знакомыми симпатичными лицами и никогда раньше не виденные. В конце концов, от всех этих покачиваний, кружений и мельтешения лиц мне стало нехорошо, и я укрылась сначала в дамской комнате, а потом улизнула к нам на второй этаж.

Из холла убрали игры. Там теперь стояли чайные столики, накрытые и с горячими самоварчиками, стильными и отчаянно блестящими. В корзиночки были выложены всякие сладости и пакетики с заваркой. Пока здесь никого не было, я налила себе чашку чая, не зная, можно ли это делать, и поискала взглядом, где бы присесть.