Серёжка усмехнулся и недоверчиво качнул головой. Он же ещё в себе и сомневался. Нет, ну, вот бред какой-то! Шарахается по белому свету какой-нибудь отштампованный кусок мяса вроде нашего Евгена, живущий исключительно на инстинктах, и мнит себя иконой неотразимого вожделения со стороны каждого объекта вселенной! А рядом скользит по жизни вот такой вот образчик благородства и изысканного шарма и при этом в себе сомневается! Спрашивается, где справедливость?

Я разлила кофе по чашкам. Вспомнила про его коробки, выставила на стол.

— Открывай!

Он попросил тарелку для торта. Я принесла. Это оказалось что-то художественно слепленное из взбитых сливок. В нашем доме такого не едали со времён бабушки. Родители мои — сторонники здорового образа жизни. Максимум на что они соглашаются — это фруктовый салат. Только я иногда нахально покупаю плитки шоколада и поедаю их под ехидные замечания насчёт похорон фигуры.

Торт был явно принесён с целью осчастливить всю семью. Я не стала разочаровывать Серёжку рассказом о пристрастиях своих родителей. По-моему, ему самому жутко хотелось полакомиться сладким. Я вручила ему специальный нож и блюдца и велела налегать, а сама пошла за телефоном, который отчаянно распелся где-то в глубине квартиры.

Звонила, конечно же, мама. Я объяснила, что дома всё в порядке, что принимаю гостя, что мы едим торт. Мама со смехом ужаснулась, а я сообщила, что торта много, и что ей придётся получить свою порцию калорий. Потом демократичная моя мама очень громко и отчётливо сообщила, во сколько они с отцом вернутся домой.

Сергей покосился на часы над столом. Услышал, значит. Я попрощалась, положила телефон на стол и злорадно сообщила Серёжке, что мама имела в виду семь не вечера, а утра. И стала на него пристально и с большим интересом смотреть. Сергей некоторое время давился тортом, потом решительно отставил тарелку и со словами «Ладно! Уговорила!» ухватил меня поперёк туловища и потащил в комнату. Вот только фиг я теперь стала бояться! Я даже успела подхватить со стола вторую коробку из тех, что он принёс. К слову, в коробке было несколько дисков с фильмами.

Когда он меня плюхнул на диван, я принялась читать их названия.

— Поль, — позвал он.

Вау! Джинсы ему и в самом деле здорово шли. Волосы растрепались, а на физиономии остались следы сливок. Я перевернулась на живот и стала читать названия. Там была парочка обожаемых мною жутиков, одна стрелялка и какие-то «Генералы песчаных карьеров», фэнтези, наверное. Я стала выбирать между жутиками. Один был про вампиров, другой — про пришельцев.

Когда пришёл Серёжка, я спрятала их за спиной и спросила в какой руке. Он с усмешкой посмотрел на меня и предложил посмотреть сначала этих самых «Генералов».

— Правда, они на испанском языке, но я буду переводить.

Я покосилась на него, а он, не дожидаясь вопроса, добавил:

— Мама у меня переводчик испанского. Я с детства двуязычный.

Ух, ты! Вот этого я про него не знала! Я села и протянула руку за майкой. Он снова ухмыльнулся и не отдал, а зашвырнул её в дальнее кресло.

— Понимаю, — язвительно сказала я. — Ты в трудном положении. Так, полагаю, тебе будет легче остановиться.

Вместо ответа он включил дивидишник, расположился на диване с большим комфортом, а потом притянул меня к себе на колени. Я тут же вспомнила откровения Наташки о походе в кино и фыркнула.

— Будешь хихикать, дам в лоб, — объявил Сергей и помог мне устроиться поудобнее.

Фильм оказался неожиданно хорошим, про латиноамериканских беспризорников. Два главных героя были нашими ровесниками, и у них там была любовь. Серёжка переводил синхронно, без запинки. Видимо, он уже много раз смотрел фильм. Кончилось там всё плохо, героиня умерла. Когда её хоронили в море под душераздирающую песню, я уже вовсю исходила слезами. Серёжка бросил переводить и стал губами собирать слёзы с моего лица.

Когда-то моя бабуля в порыве откровенности сказала, что нет ничего приятнее для женщины, чем тяжёлое дыхание молодого крепкого мужчины над ней. Теперь я поняла, что это значит.

Потом мы с ним уснули, там же на полу, не расцепляясь. Проснулись примерно через час от того, что замёрзли. Сергей рывком подхватил меня на руки и перетащил на диван, укрыл пледом и сказал, что приготовит кофе. Потом он влез в плавки и ушёл на кухню, шлёпая босыми ногами по линолеуму. Я начала согреваться.

В кармане его джинсов вдруг сработал телефон. Сначала было «ди-линь», а потом «Серёжа, ответь, это мама»… Я поднялась, завернувшись в плед, извлекла из кармана мобильник и пошла с ним, бормочущим, на кухню. Сергей обернулся на звук, глянул на часы и тихо выругался. Он благодарно кивнул мне и взял телефон.

— Ма, я забыл, — сказал он. — Прости, пожалуйста… Я знаю, что поздно. Я у Полины, ма…

Его мама видимо потребовала, чтобы он шёл домой.

— Не уходи! — одними губами взмолилась я.

Он прикрыл глаза, улыбнулся мне и сказал, что останется ночевать у нас. Его мама, видимо, ответила, что это неловко. А он заверил её, что всё нормально, что мои родители не возражают, и что он просит прощения за то, что забыл позвонить.

— Ну, вот, — сказал он мне, когда разговор был закончен, — Я остаюсь. Ты не жалеешь, Принцесса? Ты ни о чём не жалеешь?

Я покачала головой и объявила, что на минутку иду в ванну.

Потом меня ждал кофе и мощный ломоть торта, который я без всяких угрызений совести принялась уминать. Я чувствовала себя дико голодной. Серёжка улыбался, потягивая свой кофе и наблюдая за мной. А я вдруг вспомнила и спросила у него:

— Что такое гатита?

— А? — не понял, но быстро среагировал он. — Это кошечка…

— А куэрида?

Он смутился, но отважно перевёл:

— Желанная. Любимая.

— Спасибо.

Я зажмурилась. В общем, я получила, что хотела. Звёздный свой час. И песня эта, которую поют у нас ребята из «Несчастного случая», по-испански звучит в миллион раз лучше. Теперь с этой песней у меня всю жизнь будет ассоциироваться счастье.

— Гатита, — снова тихо сказал он.

Я потянулась. Мне и физически было просто замечательно.

— Как здорово, что ты такой! — совершенно искренне сказала я.

Мы убрали за собой и отправились смотреть жутики и боевик. Больше целовались, чем смотрели.

А утром меня разбудил растроганный голос мамы.

— Господи боже ты мой!

Я открыла глаза, увидела работающий на холостом ходу дивидишник. Сидела я в кольце Серёжкиных рук. Мы так и уснули на диване, в сидячем положении, тесно обнявшись. Я посмотрела на маму и нерешительно улыбнулась.

— Привет, — сказала я.

Я подскочила моментально, осторожно выбравшись из Серёжкиных объятий. Мама поманила меня за собой.

— А где папа? — спросила я.

Мама устало провела по лицу ладонью.

— Он на операции. Под утро привезли пару. Ребята разбились на мотоцикле.

У меня опустились руки.

— Сильно?

— Девушка — не очень. А парень… Надеюсь, что выживет, но там очень сложный случай.

— Мам!

Я обняла её и прижалась к плечу. Мама погладила меня по голове.

— Я сейчас приму душ, — сказала она. — А ты пока разбуди его. Я должна с вами поговорить.

Я кивнула.

Серёжка уже не спал. Он вопросительно уставился на меня.

— Я слышал, — сказал он.

Я грустно кивнула.

— О чём твоя мама будет говорить? — спросил он.

Я пожала плечами.

— Быстрее всего о физиологии.

Он недоверчиво приподнял бровь.

— Когда каждый день сталкиваешься со смертью, всё остальное кажется таким мелким, — сказала я и добавила. — Это папа так говорит.

— Кроме любви, — сказала мама, входя в комнату. — Ладно, давайте поговорим сейчас.

Серёжка моментально вскочил, одёрнул одежду.

— Присаживайтесь, Алина Михайловна, — сказал он.

Мама усмехнулась и опустилась на диван.

— Как я понимаю, между вами всё случилось, — сказала мама. — Меня интересуют две вещи. Был ли секс безопасным? И какого чёрта вы спали одетые и сидя?