Следующая защитная мера Grünenthal – дать понять, что банкротство компании лишит жертв всякой возможности получить компенсацию. В декабре 1970 года было подписано соглашение, согласно которому компания обязывалась выплатить 100 миллионов марок фонду помощи жертвам. Никому из руководства компании не было предъявлено обвинения, и Grünenthal продолжает процветать.

Представители английской компании, которая занимается продажами талидомида, пошли еще дальше, сумев заставить министерство дать обет молчания и пригрозив тюремным заключением слишком болтливым журналистам. И только когда население распространило листовки с призывом бойкотировать продукты этой фирмы, ее руководство согласилось создать фонд компенсации причиненного ущерба. Защита товарооборота иногда вынуждает пойти на некоторые жертвы.

Хотите еще фактов, от которых тошнит?

В 2006 году, когда Грегора, а также большинства его товарищей по несчастью и их родителей уже давно не было на свете, компания Grünenthal помешала показу телефильма об этой истории. Основная причина была в том, что, согласно фильму, компания якобы медлила с тем, чтобы убрать препарат с рынка из-за финансовых трудностей. Как можно было так сомневаться относительно этических побуждений фармацевтической компании? В конце концов после небольшой правки фильм вышел на экраны. Правосудие не перестает штопать и перештопывать старые носки.

История талидомида не окончена, его предлагают во многих странах с новыми показаниями к применению: проказа в Бразилии, множественная миелома во Франции и США, системная красная волчанка, фиброз легких, болезнь Крона и некоторые виды рака в других странах. Столь навязчивая идея найти панацею вызывает улыбку.

Какой бы ни была теоретическая или реальная эффективность препарата, переориентированного на новые показания, можно быть уверенными, что врачи, явно более осмотрительные, чем их предшественники, будут применять его, четко руководствуясь последствиями трагедии. Главная опасность некоторых лекарств приносит славу тем, кто их продает; она выгодно подчеркивает их профессиональную квалификацию. И поскольку в медицине ничего не бывает просто, все это также способствует эффекту плацебо, которому подвержена любая патология, какой бы серьезной она ни была.

Этот скандал по-прежнему считается самым громким в истории фармацевтики. Он существенно повлиял на введение более строгих норм выхода на рынок новых лекарств и на создание мирового центра фармаконадзора. Наивно было бы полагать, что скандал положил конец жажде наживы и низости в мире фармацевтики. Просто-напросто производителям стало обходиться дороже преодолевать все формальные препоны и выдумывать новые способы оказывать давление. Были и другие скандалы, с большим количеством жертв, но не такие сенсационные. Будут и новые…

После этой драмы еще не все врачи поняли, что тошнота во время беременности и выкидыши были предусмотрены эволюцией для защиты млекопитающих. Новые лекарственные препараты, которые можно еще было бы предложить, неизбежно имели бы отрицательное соотношение прибыли и рисков. Увы, приходится опасаться, что на рынке появятся новые продукты с теми же показаниями к применению, чей маркетинговый потенциал останется нетронутым. В этом случае Грегор будет всего лишь первым в списке нулевых пациентов.

Подобно всем семьям деревни, Помарелли жили за счет рыбной ловли и выращивания оливковых и лимонных деревьев. Деревня зажата между озером Гарда и горами, и другой возможности прокормиться нет. Туда можно добраться только морем, поскольку слишком извилистые горные тропы непроходимы для повозок. Невозможно сбежать ни от лимонов, ни от воды: Лимоне-суль-Гарда оправдывает свое название.

Джиованни никогда не бывал в Вероне, он знал о ней только из рассказов рыбаков, которые пересекали озеро. На противоположном берегу он бывал лишь однажды, в день своего 15-летия в 1795 году. Да и зачем пускаться в это утомительное плавание? Рыбаки говорили, что рыбы больше на этом берегу, и девушки тут тоже красивее. Роза жила по пути в Риву, недалеко от фермы одного из своих кузенов. Здесь, в Лимоне-суль-Гарда, дороги названы по пунктам назначения, куда они никогда не приводят, так как скалы рано или поздно создают непреодолимую преграду для сообщения. Дорога на Риву не вела в Риву, но, если однажды ему будет дозволено добраться до сердца Розы, ему будет разрешено совершить и бо́льшую часть всех его путешествий. Джиованни задавался вопросом, найдется ли по ту сторону озера, а может, вплоть до самой Вероны, более красивая девушка. Иногда он шептал себе, что она, возможно, его дальняя родственница. Ну и что. Его родители приходились друг другу троюродными братом и сестрой: семья матери владела оливковыми деревьями, а семья отца – лимонными. Прекрасный союз цитрусовых и маслиновых. Здесь, в Лимоне, очевидность будущего цепляется за очевидность настоящего. Закон гормонов приноравливается к закону крови. Были они родственниками или нет, у Помарелли родились дети, которые отличались крепким здоровьем и хорошо питались. Джиованни было 17 лет, и в его личной истории не было места путешествию по озеру и за гору. Его биография уместится в одну строку, которую однажды высекут на его надгробии на маленьком кладбище. Он не будет покидать ни озеро, ни гору, ни Лимоне.

Известность придет к Джиованни Помарелли через много лет после его смерти. Он станет предметом оживленнейших дискуссий и крупных коммерческих маневров. Слава переживет его, время повернется вспять. История жизни, в которой многоточия будут пятиться назад.

Сентябрьским утром 1974 года некий Валерио Дагнелли пришел на прием к своему врачу, поскольку боль в спине стала нестерпимой. Люмбалгия – это несчастье рода человеческого, еще не привыкшего к прямохождению. Половина жителей деревни близ озера Гарда, как и вблизи всех остальных озер и морей, страдали от болей в пояснице. Ни медицина, ни хирургия не были в силах что-либо изменить в этой многотысячелетней истории. Люмбалгия – это манна небесная для врачей, которые, за неимением лучших средств[42], выписывают противовоспалительные или рекомендуют кинезитерапию[43], чтобы облегчить или обмануть боль.

В 1970-е годы врачи, воодушевленные прошлыми успехами медицины, взяли за правило предвосхищать просьбы пациентов, предлагая им пройти медосмотр, чтобы обнаружить скрытые болезни. Началась мода на медицинские обследования. Особенности ухода за больными не определяются исходя из жалоб пациентов, а диктуются биомедицинскими открытиями. Вы приходите на прием с фурункулом, а уходите с повышенным давлением; у вас мигрень, а на самом деле – рак предстательной железы; диарея – это лишь прелюдия к гиперхолестеринемии[44], а люмбалгия превращается в инсулиннезависимый диабет.[45] Эта мертвая зыбь коснулась и Валерио: боли в пояснице показались его врачу слишком обыкновенными, и тот назначил анализ крови. Анализы, результаты которых содержат много цифр после запятой, повышают уровень медицинской науки, позволяя врачу не сталкиваться с необъяснимыми и загадочными болезнями.

Как и на многих других, на врача Валерио Дагнелли накатила волна цифр. Он ценил удобство этой абстрактной торговли и уже предвкушал наживу. Задолго до него дельцы сообразили, что раз здоровых людей намного больше, чем больных, то профилактика поможет получать головокружительную прибыль. Инсулин и антибиотики стали настоящим чудом медицины, которое тем не менее имело скромный коммерческий успех: с одной стороны, пациентов было очень мало, а с другой – они выздоравливали слишком быстро. Меняя на свое усмотрение нормы для анализов крови и занимаясь лечением болезней исключительно воображаемых или потенциальных, рынок становился безграничным. В 1970-е годы коммерческая логика понемногу превращалась в академическую норму, и деревенские врачи не могли долго оставаться в стороне от такого перелома в медицинской практике. Не стала исключением и Лимоне-суль-Гарда.