— А у нас только по-английскому преподаватель поменяется или ещё по каким-то предметам? — Климов сделал хитрый ход, заставляя меня даже на секунду приоткрыть рот удивления. Конечно, сплетни в университете распространялись быстро, как в любой другой организации, и вся группа была в курсе личной жизни их преподавателей. Губы невольно растянулись в усмешке, а затем, думая, что ответить, я на секунду закусила нижнюю.

— Думаю, что только по языку! — подтвердила я. Штиллера никто с собой не зовёт.

***

Самолёт взмыл в небо, ускоряясь и оставляя позади огни ночного города. Если бы я сказала, что не ждала Тимура с замиранием сердца, когда регистрировалась на посадку — это было бы ложью. Нам, девушкам, до последнего хочется верить в пресловутое “и жили они долго и счастливо”, но суровая реальность всё расставляет по своим местам, оставляя шрамы в наивных душах. Заставляет выкинуть из головы череду слащавых фразочек про всепобеждающую любовь, которые мы заучиваем еще в детстве.

И вот я уже сижу, с лёгкой грустью посматривая в иллюминатор и понимая, что всё закончилось, будто мимолётный курортный роман. Не продолжительный, но яркий, как вспышка молнии в тёмном грозовом небе. Со всей его новизной ощущений, беззаботной легкостью, романтикой и страстью в концентрированном виде. Всё это могло гарантировать приятные и необременительные воспоминания, если бы не одно но: я влюбилась, как девчонка. И это чувство пьянило, лишая рассудка и здравого смысла. Только не имело никакого значения, потому что для таких, как Тимур, работа всегда стоит во главе угла. И он, такой заботливый и внимательный в повседневной жизни, легко подвинет меня снова, если я, пусть и ненамеренно, помешаю в достижении цели.

Не логично уходить от того, кто вскружил голову, но я не хочу проживать лучшие годы в постоянной попытке догнать мужчину или всё время бороться за него. Не жизнь, а сплошная освободительная операция. Только почему от принятого решения не становится легче? Почему по щекам катятся непрошенные слёзы?

— Я могу вам чем-то помочь? — мои страдания не укрылись от цепкого взгляда борт-проводницы. Если попросят оценить рейс в приложении, где покупала билет, поставлю пять звёздочек — за человечность.

— Можно зелёный чай? Без сахара, пожалуйста! — лучше упрямо давиться этой гадостью, чем страдать от собственных чувств, в которых придётся разбираться ещё долго. Когда-нибудь мы с мужчиной встретимся снова, объяснимся и, возможно, даже поймём друга друга, но сейчас я не готова даже посмотреть ему в глаза. Мне нужно время.

В аэропорту в ожидании меня томился личный водитель шефа. Я приосанилась, заметив знакомое лицо, и тут же нацепила маску удушающего спокойствия. Хоть выдержка трещит по швам и хочется сдохнуть от жалости к себе, никто не должен об этом догадаться. Молчаливый мужчина помог расправиться с неизменным багажом, кожаным чемоданом видавшим виды, и я запрыгнула на заднее сидение, пытаясь поскорее скрыться от моросящего дождя. Не люблю, когда влажность завивает мои волосы.

Мы волочились в вечерней пробке в сторону Манхеттена. Я с интересом глядела в окно, пытаясь понять, изменилось ли что-то за время моего отсутствия. Дорого обещала занять не меньше часа, поэтому времени, чтобы осмотреться вполне достаточно. Вспыхивающие яркими красками блики вывесок слепили глаза, заставляя картинку расплываться. Многие здания знакомы, я два года прожила в этом городе, но отчего-то вдруг охватило необычайной волнение. Оставалось списать его на то, что раньше времени начал мучить джетлаг. А в следующий момент меня резко дёрнуло в сторону: я даже испугаться не успела, не слабо приложившись головой о стекло. После наступила темнота и тишина, которые я ощущала всего несколько секунд.

— Вы меня слышите? — обоняние уловило отчётливый запах больницы, и я начала чувствовать себя соответствующе, медленно разлепила веки и скривилась от боли, резанувшей по вискам. Слишком много звуков, навалившихся разом: монотонные голоса медсестёр, беседующих с пациентами, яростный, заставляющий стынуть кровь в жилах вопль больного в дальнем углу и писк аппаратуры, сообщающий о том, что сердца пострадавших ещё бьются. Жива! Я определённо жива. Надо мной склонилось худосочное лицо женщины в белом, врачебном халате. — Вы находитесь в больничном центре Бруклина. Помните, как вас зовут?

— Софи, — дрожащим от слабости голосом произнесла я, попыталась приподняться, но каждое движение отдавалось щемящей болью. Почувствовал тяжесть в ногах, всё тело ныло и особенно ныла спина. — Что со мной случилось?

— Вы попали в аварию, но не волнуйтесь, — поспешила успокоить меня женщина, отметив, что я в полном сознании и могу трезво воспринимать информацию. — ни вашей жизни, ни жизни вашего ребёнка ничего не угрожает! Мы подозреваем, что вы отделались только ушибами, но не можем сделать рентген… В первом триместре такое излучение слишком опасно для развития ребёнка.

— Я беременна? — слова со свистом вырвались из лёгких. Не может быть, я же принимала противозачаточные. Практически регулярно.

— Если женщина поступает к нам без сознания, мы всегда делаем анализ крови на ХГЧ, «гормон беременности», — объяснила врач с улыбкой, глядя на меня, как на молодую, нерадивую будущую мамочку, — так, что да! И я вас с этим поздравляю!