– Нет, твой!

– Нет, твой, – Ирн оттолкнулся еще сильнее. – Все, чего ты желаешь, Кристина! Здесь может быть все так, как ты желаешь!

Она вцепилась в веревки и резко уперлась пятками в землю, тормозя качели в нижней точке.

Ирн не рассердился. Он повернулся к ней и ждал, что она скажет.

– Тогда скажи, зачем я тебе?

Он еще несколько долгих секунд смотрел в лицо Кристины прозрачными зелеными глазами, в которых отражалось солнце. Невольно она залюбовалась совершенной красотой его юного лица – и тем, что под ней, под этой красотой ощущалась невероятная сила и непредставимая древность.

Потом он провел кончиками длинных тонких пальцев по ее лицу, очертил скулы, губы, коснулся подбородка… Под кожей разлился зуд, словно кровь отозвалась на его касания щекотными пузырьками, как в шампанском. И еще чем-то… тягой, тоской, узнаванием этих прикосновений.

Но уже через мгновение все прошло. На лице Ирна мелькнула грусть.

– Я скучаю по ней, – сказал он. – Очень скучаю.

Неожиданный ответ.

И неожиданная обида, вдруг захолодившая сердце.

По кому? Кто она?

Кристина никогда не задала бы этот вопрос в реальности, но ведь во сне можно?

– И при чем тут я?

– Ты – одна из тех, кого она создала. Прапрапрапраправнучка. У Айны не было детей – вы, люди, стали ее детьми. Вам досталась ее кровь, ее сила, ее внимание.

Ирн опустил ресницы, но Кристина успела заметить мелькнувшую в глазах боль.

– Так поэтому вы с Алексеем таскаете меня как два щенка косточку? – спросила она резко. – Из-за того, что ты видишь во мне ее?

– В тебе нет ее. – Ирн встал с качелей, но развернулся к Кристине, нависая сверху. Легкие светлые пряди качнулись, переливаясь под солнцем золотом. – Я только что проверил. Совсем нет. В тебе была крошечная капля крови, которая помогла разбудить меня, отзвук, отблеск. Но она вся ушла на это усилие. Теперь ты совершенно обычная смертная девушка. А ее… Айны больше нет. Совсем.

– Тогда зачем? Зачем я тебе? Зачем я ему? – Кристине хотелось плакать. Не потому, что он отказал ей в чуде. Не потому, что она не станет заменой его волшебной возлюбленной.

А потому, что он стоял так далеко, и тепло безусловной любви, исходящее от его сердце, касалось ее самым краешком. Может быть, если она прижмется к нему всем телом, то та пустота внутри, которую заполняла вера в бога, станет чуть-чуть меньше?

Кристине даже захотелось скинуть футболку, чтобы – кожа к коже. И стянуть футболку с него. И… наверное, надо было тогда в гостинице хватать Сердце из шкатулки и бежать – от всех.

– Он считает, что в тебе есть магия, которая позволит управлять мной.

– А ты?

– Тебя любит мое сердце.

Кристина захлебнулась этим ответом, словно соленой водой всех океанов мира, не смотгла противиться, потянулась к его груди, откуда ее звала любовь…

…и проснулась.

Пропало прозрачное небо, летнее солнце, запах нагретой на солнце травы.

Вокруг был темный, подсвеченный только лиловым светом фитоламп зимний сад санатория.

И безнадежное ощущение тюрьмы, из которой не сбежать.

Только…

Ее ладонь лежала на прохладной груди Ирна и из-под кожи в нее суматошно толкалось сердце, словно стремясь проломить ребра, прорвать кожу и очутиться в руках Кристины.

Он был обнажен. Она снова в сиротском халатике в цветочек.

– Ты настоящий?

Кристина испугалась сказать это вслух.

Она подумала это, но так, что он услышал. И ответил:

– Нет, но какая разница?

И качнулся вперед, касаясь прохладными губами ее губ.

В столовой при виде Кристины все разом притихли, а потом, когда она прошла вдоль столов к окошку раздачи, зашептались за ее спиной. Взгляды она чувствовала всем телом.

Каким-то загадочным образом информация о том, что она страдает сомнамбулизмом и ходит по ночам, да так далеко, что невесть как оказалась в запертом зимнем саду, разлетелась еще до завтрака. Говорили, что вызволил из плена ее завхоз, который шел за инсектицидом – очень уж достали его невесть откуда взявшиеся в это время года комары.

Будь Кристина постарше или завхоз помоложе, сплетни были бы еще горячее, но разница в возрасте была слишком вопиющей, поэтому сплетничали только про загадочную болезнь.

Она так торопилась забрать свою кашу с вишневым джемом, что забыла на раздаче ложку. Спрятавшись в самый дальний угол, отгородилась стульями от зала – и только тут поняла, что есть ей нечем. Разве что лакать прямо из тарелки. От перспективы снова тащиться через весь зал на глазах шепчущихся людей было неуютно.

– Пссс! На!

Кристина едва не вскрикнула в голос, почувствовав, что ее ноги коснулось что-то лохматое.

Маленький человечек с шоколадного цвета волосами и в лиловом костюме высовывался из-под стола и протягивал ей ложку. Глаза у него были золотые и как будто вращались.

– Спасибо! – сказала Кристина.

И уже не удивилась, когда листья развесистой бегонии на подоконнике раздвинулись, и маленькая фея с седыми кудряшками и в переднике осторожно, двумя руками, протянула ей фарфоровую чашечку с чаем. На краю блюдца лежало круглое имбирное печенье.

– Спасибо! – еще раз поблагодарила Кристина и с удовольствием отпила ароматного чаю вместо той заваренной тряпки, которой потчевали в санатории.

Уборщица столовой потом долго качала головой, глядя на чудную тонкостенную чашку из костяного фарфора, подобным которых не видела в жизни. И не сумела избежать искушения, сунула ее в карман халата. Правда у себя в комнате она ее там не нашла, зато откуда-то в кармане обнаружились скорлупки грецких орехов.

Кристина вернулась в палату, чтобы успеть застелить постель и убраться до санитарного обхода, но это не понадобилось. Пока ее не было, кто-то уже вымел всю пыль, натянул покрывало идеально, как в армии, поставил уголком подушку и даже выставил на подоконник вазочку с одинокой ромашкой. Даже в туалете пахло лимоном и было оттерто до блеска потускневшее зеркало.

Кристина аккуратно закрыла за собой дверь и услышала из-за нее приглушенное хихиканье.

После завтрака ее всегда ждал прием у врача: привычный опрос, осмотр, а потом встреча с очередным узким специалистом. Сегодня в назначении стоял офтальмолог, вчера был эндокринолог, на завтра планировался уролог. Ее будто в космос готовились отправлять.

Кабинеты врачей были на нижних этажах, но Кристина не любила ждать лифт и всегда спускалась по лестнице.

– Тшшшш… – сказал кто-то за ее спиной, когда она замешкалась на одной из площадок, где не горел один из светильников. Полутьма вдруг обернулась синеватым сумраком, и из угла появился Ирн собственной персоной, сложив себя из резкого отблеска флуоресцентной лампы и пересечения теней от перил и перекладин.

– Я на секундочку, – сказал он, ловя Кристину за талию. – Всего на секундочку…

Касание его губ на вкус было как первый глоток воды из родника в чаще леса, к которому выходишь после долгой дороги по солнцепеку.

А уже через мгновение свет на лестнице зажегся как ни в чем ни бывало, и Кристина отступила от совершенно пустого угла. Только на губах таяло ощущение прохлады.

Врач долго ворчал на нее за опоздание – ох, не так уж коротка оказалась та секундочка.

Выйдя из кабинета, Кристина опустилась на банкетку у двери – отдышаться. Понять, подумать. Но и в рисунке линолеума под ногами, в который она уперлась взглядом, завитушки и листья двигались, словно живые. Дразнили ее изменчивостью – в спирали папоротника появился и подмигнул хитрый глаз, по краю мелькнул чей-то хвост.

«Сумасшествие какое-то», – подумала Кристина и на всякий случай направилась к лифту.

Поцелуи короля фейри на лестнице – это уже чересчур!

Но едва она закрыла за собой тяжелую железную дверь, и допотопный механизм, не торопясь, пошкандыбал вверх, как в зеркале за ее спиной появилась высокая фигура со светлыми волосами. На плечи легли бледные руки, губы коснулись чувствительного местечка на шее. И оттуда по всему телу растеклось сверкающее сладкое удовольствие.