Алексей двигался как-то невероятно быстро – он моментально оказался снаружи машины и теперь крепко держал ее в руках, не спеша выпускать. Кристина тоже не торопилась уже освобождаться. Он сменил костюм на бриджи и толстый свитер, и, судя по высоким сапогам, приехал заниматься верховой ездой. В таком виде он гораздо меньше ее пугал своим статусом помощника депутата и вообще выглядел очень привлекательным и настоящим. Она бы сказала – даже добрым, но выражение заботы на его лице быстро сменилось на гнев, особенно, когда он заметил Ванечку, который тоже уже сводил брови к переносице и кажется готовился к мужскому разговору.
– Васильева! Почему я тебя здесь вижу? Разве ты не должна готовиться к ЕГЭ? К олимпиадам? К вступительным тестам в институты? Я же говорил тебе, что мы оплачиваем обучение только тех, кто получит достаточно высокие баллы?
– Мы просто гуляли… – невесть почему Кристина почувствовала себя виноватой. Глупо тратить каждый час на учебу, отдыхать тоже нужно, и Алексей это тоже должен понять…
– Зимой? В такой холод? Воспаление легких лишит тебя минимум недели подготовки, а то и больше! И личную жизнь лучше бы отложить на тот момент, когда у тебя будут твердые перспективы. Особенно личную жизнь, которая перспективам не помогает!
– Я помогаю… – кажется, Ванечка оценил и номера АМР, и машину, и самого Алексея, и в драку лезть передумал. Но не высказаться не мог.
Тот его, впрочем, не заметил.
– Кристина! Ты же ответственный человек, я ведь не поверил вашим учителям, я по тебе вижу! Почему ты меня так разочаровываешь? Ты не позвонила нам, не приехала, заявление не заполнила. Я начинаю думать, что нормальный вуз тебе и не нужен!
– Я ждала…
– Чего ты ждала? – Алексей убедился, что она твердо стоит на ногах и выпустил ее. Ванечка тут же сграбастал за руку к себе. – Что тебе на блюдечке все принесут?
Он покачал головой, перевел взгляд с нее на Ванечку, потом обратно, махнул рукой и залез обратно в машину.
Настроения у Кристины гулять уже не было. Молчаливый задумчивый Ванечка быстро проводил ее до дома, даже не согласившись на чай.
Дома мама встретила ее с черным лицом:
– Кристиночка, только не волнуйся, пожалуйста…
17. Ирн
Как умирают люди?
Обычно – грязно.
Болезни доводят их тела до того, что часть их умирает и начинает отравлять трупным ядом все остальное. Мертвая гниль внутри. Забитое слизью горло, изношенное сердце, которое не может больше сокращаться, мозг, отказавшийся управлять этим адовым механизмом. Раны раскрываются алыми пастями, но кроме чистейшей крови из них истекает столько других жидкостей, что чистый ее железный запах теряется в зловонии смертной плоти.
Обычно – в страхе.
Торопясь прожить свои недолгие годы, подгоняя дни, чтобы поскорее получить то солнечное воскресенье, то созревшее яблоко, то встречу с любимыми, люди забывают наслаждаться жизнью. Тратят ее впустую, так и не почувствовав вкуса, и спохватываются, когда она кончается. Они всегда бегут вперед. А что впереди – неизвестно.
И еще – в одиночестве.
Истончается нить, та сторона зовет к себе, и отсветы нездешнего меняют того, кто уже видит дорогу, по которой уходит. Этот опыт отделяет его даже от тех, кто сидит рядом у постели. Что уж говорить о тех, кто не успевает приехать попрощаться.
Больно. Страшно. Одиноко. Чудовищно.
Но не тогда, когда ты умираешь на руках у фейри.
Когда каждый твой вдох напоен ароматом трав середины лета.
Когда каждый выдох – сладостнее оргазма.
Когда золотое сияние окутывает тебя только потому, что истинный король мира держит тебя на руках, и даже твоя человеческая кровь выливается из ран чистой, вкусной, сияющей. И слабеющие удары сердца – как волны наслаждения, ударяющиеся о берег после того как вдали, на горизонте, прошел белоснежный лайнер.
Когда до конца на тебя с любовью смотрят сверкающие как изумруды зеленые глаза. Прозрачные, колдовские, не отпускающие до самой-самой последней точки, где ты превращаешься в чистый свет.
– Папа умер? – спросила сероглазая Лотта.
Ирн кивнул.
Вытекающая из тела Эрика кровь тянулась рубиновым языком по белому снегу и там, где ручеек только протапливал себе дорогу, уже появлялась яркая зеленая трава.
Проход открывался.
– Я тоже так хочу, – она мотнула головой, сбрасывая тяжелый капюшон. Светлые, почти белые волосы тут же взвихрила метель, но Ирн шикнул на хоровод снежинок, и он улегся снежной лайкой у ног.
– Прости, малышка, этого не будет, – нежно ответил он, поднимаясь и оставляя бледное мертвое тело ее отца на снегу. Он протянул руку и взял ее маленькую ладошку. – Идем. У тебя другая судьба, Лотта, человеческое дитя. Ты никогда не умрешь.
Спустя неделю – или пятьдесят лет по времени тайных северных холмов – Ирн поцеловал белые холодные губы сероглазой Лотты, новой правительницы фейри северных земель, в последний раз и вернулся в человеческий мир.
Ему предстояло подождать несколько дней до зимнего Солнцестояния, которое откроет проход в последнюю тайную рощу. У него было хорошее предчувствие – именно там прячутся остатки фейри, и там он их оставит умирать.
Вечно, до конца времен, когда мир вывернется наизнанку и тайные его схроны выплюнут свое содержимое.
* * *
С наступлением темноты Пикадилли взрывается огнями. Клубы Сохо расцвечивают ночь мазками разноцветных красок, растекающихся световыми пятнами из дверей. Девочки в виниловых юбках ломают ноги на десятисантиметровых платформах, мальчики в флюоресцентных футболках подводят глаза разноцветной тушью. Музыка перетекает в дым марихуаны, запахи духов сливаются с усталыми танцами
Высокий длинноволосый мужчина в распахнутой, несмотря на промозглый декабрь, белой рубашке и дизайнерских джинсах привлекает внимание завсегдатаев мгновенно.
Так здесь рождается мода – уже со следующей недели станет популярным золотистый загар и сдержанный блонд, драная на коленях голубая джинса и крупные пряжки на ремнях. Жаль, что вот этот утомленный взгляд, эти движения тонких пальцев, этот царственный поворот головы нельзя скопировать так же легко, как одежду.
Он пьет грушевый сидр за столиком снаружи паба, а со всех углов к нему уже крадутся, на него уже ведется охота и делаются ставки: мальчики, девочки, все сразу? Блондины, брюнетки, веснушчатые девицы с клубничными губами? Пойдет пить дальше или можно уже подсекать? Заманить в тайный бар на третьем этаже в Чайна-тауне или проводить до отеля?
Когда к нему подсаживаются две самые смелые – одна с иссиня-черными волосами и ресницами, от которых поднимается ветер, другая невзрачная, с короткой стрижкой и светло-русая, пухловатая для этого места и времени – Ирн легко читает их мысли.
Первая думает, что подружка удачно ее оттеняет, а в крайнем случае можно и с ней на троих, Иви, говорят, в постели хороша, вот пусть и трудится.
Вторая – Иви – любит свою подругу. Любит. Вот так, по-настоящему. И согласна быть для нее всем – фоном, третьей, брать все самое тяжелое на себя, только бы иногда, хоть напоказ для мужчин, иметь возможность целовать эти пухлые капризные губы.
Конечно, он не снимал никакого отеля, но – конечно – ему рады и с удовольствием предоставят господину президентский люкс в… ээээ… рекламных целях! Золото фейри дождем сыплется на стол, клавиатуру, заливает сверкающим водопадом дешевый офисный стул.
В номере круглая кровать и блестящий шест, и первая, брюнетка, моментально оказывается у него, демонстрируя свои умения. Глаза Иви светятся – она не сомневается, что все внимание Ирна уйдет ее подруге.
Но у него немного иные планы.
18. Ирн
Иви отходит в сторону, Иви ждет, что он уделит внимание настоящей жемчужине, Иви привыкла. Иви посмотрит.
Но Ирн лишь проводит над брюнеткой ладонью, стряхивая черно-зеленую пыльцу на бледную кожу и поворачивается к девушке. Обводит ее хищным колючим взглядом, словно вонзая тонкие осколки зеленого стекла ей под кожу. Иви вздрагивает как от боли. Она не привыкла быть в центре внимания. Взгляд мечется, падает на подружку – та продолжает вертеться вокруг шеста со стеклянными глазами и застывшей улыбкой. Руки и ноги гнутся и вытягиваются, тело извивается под неслышную музыку.