Мы остановились у тяжелой деревянной двери, покрытой замысловатой резьбой, готической и небесной. Другой парень в таком же халате с капюшоном и маске указал на большую стальную чашу, наполненную красным стеклом и огнем. Пламя лизало стекло, отражаясь на потолке и стенах вокруг нас. Это напомнило о камине, который моя мать установила у нашего бассейна в прошлом году. Эта мысль должна была успокоить меня.

Но это не так.

Я бросила приглашение в чашу и смотрела, как оно распадается на сажу и пепел, уничтожая все свидетельства того, что оно когда-либо существовало.

Второй парень открыл дверь, но поднял руку, не давая Лирик войти внутрь. — У нее нет приглашения.

Я потянула ее за руку. — Она со мной.

Лирика шагнула вперед, пока не оказалась лицом к лицу с парнем, открывшим дверь. — Ты знаешь, кто я, блядь, такая?

Конечно, он знал. Все знали, кто она такая. Она была мятежной горячей дочерью рэп бога. Ее фамилия сделала ее печально известной, и провокационные истории в инстаграм поддерживали ее в таком состоянии.

— Никто не войдет без приглашения. — Его голос был твердым. Никаких колебаний. Никаких эмоций. Никаких уступок.

— Хорошо. — Я схватила Лирику за руку. — Мы пойдем.

Дверной парень схватил меня за руку, его кончики пальцев впились в мою плоть до самой куртки. — Ты остаешься. — Он кивнул в сторону Лирики. — Она уходит.

Отдернула руку, не обращая внимания на пульсирующую боль в месте, где были его пальцы, и сузила на него глаза. — Она идет, я иду.

Парень переглянулся с гидом, который привел нас сюда, и между ними завязался негласный разговор. Наконец, парень номер два выдохнул и поднес руку к моему лицу, поймав подбородок между двумя пальцами.

Он заставил меня посмотреть на него. — Я знаю, что ты новичок во всем этом, поэтому дам тебе пропуск. — Он отпустил мой подбородок. — Один пропуск, Хантингтон. Это все, что ты получишь.

Никого младше шестнадцати лет никогда не приглашали на Ночь беззакония. Я понятия не имела, почему их не приглашали, просто такие правила. Два месяца назад я отпраздновала свой шестнадцатый день рождения. Сколько себя помню, эта вечеринка была темой шепота в туалете и запретных фантазий — святой Грааль. Все знали о Ночи беззакония, хотя никто не знал, что это такое на самом деле. Каждый гость был выбран вручную кем-то, кто присутствовал на вечеринке годом ранее. Я была в эйфории, когда впервые получила приглашение, но теперь жалею, что не сожгла его, прежде чем бросить в чашу.

Мы прошли через дверь и вошли в Палату. Это место было загадкой. До сих пор оно было настолько фантастическим, насколько позволяло воображение. Мое воображение не имело ничего общего с реальностью.

Толпа людей — некоторые из них были полностью одеты, а некоторые нет — толпилась вокруг каждого из четырех угловых баров. В воздухе витал едкий дым. Черные железные фонари освещали серые булыжные стены янтарным светом. Большие каменные арки отделяли основную площадь от более темных, скрытых в тени мест. Темные уголки моего разума зудели от желания узнать, какие вещи нужно прятать в месте, где грехам позволено свободно разгуливать. В центре всего этого находился огромный бассейн, наполненный сапфирово-синей водой. Голубой цвет воды отражался от стен и потолка, создавая ощущение подводной пещеры или потайного грота. Я наполовину ожидала увидеть самого Аида, восседающего на троне с широкой улыбкой на лице.

С платформы, подвешенной в воздухе, диджей продолжал смешивать клубный бит с древними латинскими песнопениями.

Da pacerne domine... (лат. Дайте хлеб Господу)

Thump thumpthump (лат. Тум-тум-тум)

In diebus nostris... (лат.В наши дни)

Thump thumpthump (лат. Тум-тум-тум)

Это снова было там, биение сердца. Оно было в музыке, в таинственном гудении, вибрирующем от стен этого склепа, в силе, наполнявшей эту комнату. Это сердцебиение смешалось с моим и заставило почувствовать себя живее, чем когда-либо. Дрожь пробежала по моему позвоночнику, несмотря на то, что было середина июня.

Мое внимание привлекло то, что светловолосая девушка сидела, раскинув руки, на вершине большого валуна, а парень с черными волосами зарылся лицом между ее бедер. Другая девушка, брюнетка, затянулась косяком, затем наклонилась и прижалась ртом к рту блондинки. Щеки блондинки порозовели, когда она вдохнула, затем брюнетка схватила ее за загривок и притянула к себе для поцелуя. Эти же девушки, вероятно, заработали миллионы, воздействуя на подростков своей работой на канале Disney.

Поэтому об этом никто не говорил.

По какой-то причине эта сцена завлекла меня. Она заманила более глубокие части, те части, которые были в спячке в темноте, но теперь пробудились к жизни. Никого не волновали рамки этикета. Здесь не было границ, которые можно было бы пересечь, потому что границ не существовало.

Может быть, я действительно принадлежу этому месту.

Я взглянула на Лирик, когда она достала мобильный телефон из своих черных кожаных леггинсов и сделала снимок. Брюки были настолько узкими, что мне даже не хотелось думать о том, где она прячет эту штуку.

— Ты сейчас издеваешься надо мной? — Мой взгляд сузился на нее. — Эти люди — не твой отец. Ты не должна намеренно выводить их из себя.

Она закатила глаза и засунула телефон обратно в пояс брюк, затем еще на дюйм ниже. Фу. — Остынь, Ти. Это было одно селфи. — Она перекинула свои длинные светлые волосы через одно плечо. — Я не собираюсь им делиться.

Я подняла мизинец в воздух. Лирика вечно фотографировала вещи и места, которые ей не следовало фотографировать. Она сказала, что шантаж — мощное оружие. Я сказала, что ей не нужно оружие, если она никогда не вступает в драку.

Она вздохнула, когда я расширила глаза и ткнула мизинцем ей в лицо. Нехотя, откинув волосы на плечо, как дерзкая сучка, которой она и была, и обхватила мизинец, заставив меня ухмыльнуться.

Затем она выдернула мою руку и потащила меня сквозь толпу. — Нам нужна выпивка.

Да. Напитки. Во множественном числе.

Никогда не была пьяна раньше, но я полностью согласилась. В конце концов, это была Ночь беззакония.

Кто-то схватил меня сзади за волосы, заставив остановиться. — Боже мой, они такие мягкие, — ворковал мне на ухо ее голос.

Я обернулась и увидела девушку, которую никогда раньше не видела, которая гладила мои волосы по лицу. Ее черты освещало разноцветное ожерелье из светящихся палочек, которое она носила.

Лирика потянула меня за руку, больно дернув меня и волосы от моей новой поклонницы.

— Ей нравятся мои волосы, — крикнула я ей, потирая кожу головы.

Она оглянулась через плечо. — Она катится. Ей все нравится.

Роллинг. Любовный наркотик. Я слышала, как Линкольн говорил о том, каково это. Неудивительно, что девушка отрывалась на моих волосах.

Лирика пихалась и толкалась, прокладывая путь по бетонному полу к другой стороне комнаты.

А была ли это комната? Я слышала истории о парне, который был похоронен здесь. Легенда гласила, что он устраивал самые изощренные и развратные вечеринки, которые когда-либо видел Нью-Йорк. Список гостей составлялся исключительно для элиты и держался в строжайшем секрете. В те времена, когда разврат был эквивалентом греха, посещение этих вечеринок было настоящим скандалом. До того, как гробница была полностью построена, когда она представляла собой лишь бетонную плиту на грунтовой расчистке, он устраивал здесь такие же вечеринки как праздник жизни перед смертью. Где-то по пути, кто-то решил принять его наследие и продолжить вечеринку.

Я свернула в сторону, чтобы не столкнуться с высоким парнем со светлыми волосами, который сгорбился над грудью девушки. — Подождите, это...

Лирика посмотрела на меня через плечо. — Джейк Райан сдувает снег с сисек Женевы? Да.

Так вот как он справляется с этими ночными игровыми сессиями. У Джейка была рекордная аудитория на YouTube благодаря его онлайн-видеопотокам.