— Знаю, что ты заключил сделку с моим отцом. — Я взглянула на него, и его челюсть сжалась. — Я права, не так ли?

Он не ответил.

Я продолжила излагать свою теорию. — Вот почему ты уехал. Из-за того, что случилось с Линкольном. Из-за того, что ты с ним сделал. Для меня не было смысла в том, что мой отец не стал бы преследовать тебя с оружием в руках, учитывая... — Я поморщилась. — ...Ты знаешь. Он ненавидит тебя. Итак, вы, должно быть, заключили сделку. Ты соглашаешься уйти, а он придумывает какую-нибудь историю о несчастном случае. Ничего плохого, ничего страшного.

Он сдвинулся, все еще молча, но в его глазах появился блеск муки.

— Все в порядке. — Я схватила еще одну горсть пузырьков. — Тебе не обязательно это признавать. Знаю, что я права. — Я должна была быть права. Ничто другое не имело смысла.

Но теперь все было кончено. Он вернулся, и я знала правду. Нет нужды сожалеть.

Каспиан встал и начал расстегивать джинсы. В его глазах мелькнуло что-то темное, и я снова почувствовала, что хочу вырваться из тщательно созданного воспитания послушания и утонченности.

Мое тело напряглось и покалывало, но я продолжала говорить. Я была так близка к тому, чтобы получить ответ, так близка к тому, чтобы услышать его из его уст. — И ты не хотел говорить мне, потому что Линкольн — мой брат.

Он натянул джинсы на бедра. Его движения были грациозными, хотя я знала, что джинсы тяжелые и пропитаны водой. Он стянул их вокруг лодыжек, а затем вышвырнул их прочь. — Больше никаких разговоров.

Я бесстыдно уставилась на его тело, на его толстые бедра и тяжелый член, на V, который выглядел так, будто был высечен из камня. — Потому что я права?

Он усмехнулся над моей откровенной благодарностью ему или над заявлением, я не была уверена. Мне было все равно, я хотела получить его улыбку любым способом. — Ты знаешь больше, чем следовало бы.

— Так и знала! — Я быстро вскочила на ноги, отправив поток воды через край ванны на пол.

Каспиан тяжело сглотнул, когда его взгляд упал на мою обнаженную грудь, покрытую несколькими брызгами. Он облизнул губы, и меня пронзила дрожь, когда я представила, как он лижет сосок. Я села прямее, прислонившись спиной к ванне и открыв ему лучший вид.

Он протянул руку. — Думаю, время купания закончилось.

Мои глаза не отрывались от его члена, пока он помогал мне выйти из ванны на плюшевый коврик. Толстая головка и вены, которые так и просились быть облизанными. Его бедра были мощными и сильными, и я вспомнила, как они держали меня прижатой к земле снаружи.

Я мельком взглянула на себя в зеркало, когда он повернулся к бельевому шкафу, чтобы взять полотенце. На моем, прямо у ключицы, были следы зубов, а на бедрах — синяки размером с отпечатки рук. На груди и животе были царапины, небольшие, но достаточные, чтобы оставить след. Я не могла видеть свою спину и не была уверена, что хочу этого.

Каспиан зажмурил глаза.

Я поднесла руку к его лицу. — Это меня не пугает. Ты меня не пугаешь.

— А должен. — Он обернул полотенце вокруг моего тела.

— Ты видел мои ноги? — Я усмехнулась и посмотрела на свои побитые пальцы. — Видимо, балерины — мазохистки.

Высушив кожу и промокнув полотенцем влажные волосы, я забралась в кровать рядом с Каспианом, который лежал, закинув одну руку за голову и натянув одеяло до пояса, как-будто ему там самое место.

Это было мое убежище — этот дом, эта комната. Помимо танцев, это был мой побег. Иногда я открывала балконные двери и позволяла звукам ночного воздуха и океана проникать в комнату и убаюкивать меня.

Это была единственная комната в доме, стены которой не были выкрашены в приятный серый цвет — во всяком случае, те, которые не были обшиты белой панелью. Как только переехала, я выбрала мягкий сине-зеленый цвет, чтобы компенсировать белую мебель в комнате. Белые занавески развевались на ветру, а серо-белый плед, заправленный в булавки, согревал меня.

Это было мое убежище.

И я делила его с Каспианом.

Он протянул вторую руку, предлагая мне место для отдыха.

Я легла на его плечо. — Хочешь сказать, что на этот раз ты действительно останешься? — Его тело напряглось от моих слов, поэтому я обхватила его за талию и с улыбкой посмотрела на него. — Расслабься, я шучу.

Я уже давно смирилась с тем, что он оставил меня спать одну в ту ночь.

Напряжение покинуло его тело, когда он притянул меня ближе. — Я сказал тебе, что все, что сделал, я сделал для тебя, и имел это в виду. Ты не была готова ко мне. — Он убрал руку и провел пальцем по следам укусов и царапинам на моей коже. — К этому. — Он покачал головой. — По крайней мере, не тогда.

Смогла бы я справиться с ним в шестнадцать лет?

Часть меня чувствовала, что я была создана для этого, создана для него, и что я могла бы справиться с ним в любом возрасте. Другая часть задавалась вопросом, может быть, он был прав.

— Пока я не проснусь с подносом фруктов и таблеткой утро после, все будет хорошо.

Его брови взлетели вверх.

Я улыбнулась. — Да, тоже это поняла. — Это заняло у меня некоторое время. Более двух лет, если быть точной. Когда я впервые начала принимать таблетки, мой врач объяснил все возможные варианты действий, и тогда я поняла, что сделал Каспиан, чтобы я не забеременела в шестнадцать лет.

Когда я впервые узнала, что он сделал, гнев охватил каждую мою часть. Я ненавидела его за то, что он лишил меня права выбора, и скорбела о том, что новая жизнь может быть вырвана из моих рук, а я об этом даже не узнаю. Если бы забеременела, сохранила бы я его? Эта мысль не давала мне покоя в течение нескольких месяцев, пока реальность не дала мне ответ.

Нет.

Мой отец никогда бы этого не допустил.

Беременная дочь — подросток была бы позором для нашей семьи. А то, что его дочь носит ребенка от сына его врага, было бы еще хуже.

Каспиан оказал мне любезность. Он знал это тогда. Я знала это сейчас.

— Ты теперь принимаешь противозачаточные, — сказал он.

— Как ты... — Конечно, он знал. Каким-то образом он знал все.

Он ухмыльнулся. — Увидел его на тумбочке в ванной, когда принимал ванну.

Ох.

Мне показалось, что с моей груди сняли всю тяжесть мира, и я наконец-то смогла дышать. Внутри меня поселился мир. Мы достигли такого прогресса. На многие мои вопросы были получены ответы. Теперь мы могли, наконец, уйти от прошлого и направиться к нашему будущему.

Он провел кончиком пальца по моему соску. — Если ты закончила свое путешествие по полосе воспоминаний... — Каспиан провел рукой по боку, по животу и, наконец, положил ее на мою киску. — ...я был бы рад, если бы эта горячая маленькая киска пришла сюда и согрела мой член.

***

Утреннее солнце залило комнату светом, и тепло обнаженного тела прижалось к моему сзади. Я высвободилась из-под его руки, перекинутой через мою талию, и скатилась с кровати. Если я думала, что тело болело до прошлой ночи, то это было ничто по сравнению с тем, что я чувствовала сейчас.

Я смотрела, как Каспиан спит. Спокойные черты лица сгладили его обычное настороженное выражение, а его грудь поднималась и опускалась с успокаивающей легкостью. Я взяла свой телефон с тумбочки и запечатлела этот момент на камеру, затем надела футболку — без трусиков — и направилась вниз, чтобы приготовить нам завтрак.

ГЛАВА 19

Каспиан

Одним из преимуществ того, что мир Братства Обсидиана стал известен в столь юном возрасте было то, что последние двенадцать лет своей жизни я наблюдал, учился и хранил каждую крупицу информации в самых темных уголках своего сознания.

Работайте в тишине. Пусть ваш успех говорит сам за себя.

Я также научился хранить секреты.

Отец поддерживал империю, данную ему кровью, потом и жертвуя частичкой своей души, а может, и всей душой. Я строил свою на секретах.

Я смотрел из окон пентхауса от пола до потолка на горизонт Манхэттена. Пространство было огромным и открытым, но я представлял его таким, каким хотел. Белый рояль там, в углу, где окна упираются в стену. Там, на другой стороне комнаты, секционный диван, достаточно большой для траха и сна, когда мы слишком устали, чтобы подниматься по лестнице. И двенадцатиместный стол, вон там, прямо под люстрой, где я подтаскивал Татум к краю и позволял ее ногам свисать с края, пока сидел в своем кресле и пировал на ее киске, как на Тайной вечере.