Эти же мотивы встречаются и у его анонимного Продолжателя, который сообщает о том, что во время защиты Константинополя от Фомы Славянина Михаил Травл оборудовал свой штаб в храме Богородицы во Влахернах в том числе и чтобы вымолить победу, а его сын и будущий император Феофил обходил стены со священниками, несущими Честной Крест и Покров Божией Матери[265].
Для него естественно говорить о злокозненных врагах истинной веры, которые колдовством и иными хитростями пытаются победить праведных императоров, но все подобные замыслы проваливаются при столкновении с силой Креста и молитв Церкви. Феофан также оправдывает репрессии против язычников и чародеев, периодически подробно рассказывая о печальной и постыдной кончине тех, кто сумел избежать человеческого правосудия.
Константинополь, по его мнению, защищен небесной силой, в самые опасные моменты истории Сам Бог защищал этот город и наказывал осмелившихся напасть на него нечестивцев:
«Масальма… пришел к Авидосу и переправил значительное количество войска во Фракию и двинулся против царствующего града… но намерение их рассеял Бог молитвами святой Богородицы… Когда наступила зима самая жестокая, так что земля во Фракии в продолжение ста дней покрыта была оледеневшим снегом, то у неприятелей передохло множество коней, верблюдов и прочих животных… Когда возник великий голод между аравитянами, то они пожирали всякую падаль, и лошадей, и ослов, и верблюдов… Постигла их и смертоносная язва и бесчисленное множество погибло от нее… Много бедствий претерпели они в это время, и на опыте узнали, что град сей хранит Бог и пресвятая Дева Богоматерь, равно как и христианское царство, и нет совершенного оставления Божия на призывающих Его во истине, хотя мы на короткое время и наказуемся за грехи наши»[266].
Эта мысль многократно отражена и в литургических текстах, в том числе в самых неожиданных на первый взгляд местах. Так, знаменитый покаянный канон Андрея Критского заканчивается следующим пассажем: «Град Твой сохраняй, Богородительнице Пречистая, в Тебе бо сей верно царствуяй, в Тебе и утверждается, и Тобою побеждаяй, побеждает всякое искушение, и пленяет ратники, и проходит послушание»[267].
Размышляя о постоянных войнах, Феофан, как и в предыдущей цитате, многократно называет их причиной грехи жителей империи, порицая и попытки загладить их изменением вероучения при Льве III Исавре, «который, толкуя в свою пользу гнев Божий, воздвигнул самую бесстыдную войну против святых и досточтимых икон»[268].
Идеалом же для него остается мир, служащий наградой правителям за праведность. Например, описывая правление Константина IV Погоната, собравшего VI Вселенский Собор для отвержения монофелитства, он пишет: «Царь, веря что сие [нападение варваров] случилось по особенному Божьему промыслу, с евангельскою кротостью заключил мир. Он до конца своей жизни остался свободен от всех войн и прилагал особенное старание соединить разделившиеся всюду св. церкви»[269].
Если же война становится неизбежным, то она должна быть максимально приближена к своеобразному канону, делающему ее хоть и не священной, но справедливой и достойной. «Образцово-показательная» война, как описывают ее Константин Багрянородный, Лев Мудрый и другие авторы, должна происходить после решения всех важных внутренних проблем страны, более того, ведение войн рассматривается именно как продолжение заботы императора о государстве[270].
Лев VI настаивает: «Установи для себя достижение справедливости конечной целью ведения войны, подобно тому, как ты это же имел в виду, приступая к ней. Если война будет вестись на принципах зла и бесчестия, то это подействует на войско разлагающе: каждый подвергнет осмеянию твою опрометчивость, а враги отнесутся с презрением к твоей основательности, поскольку ты как будто бы и хотел, но не смог действовать справедливо и достойно»[271].
Война должна вестись обстоятельно, с предварительной подготовкой и обучением солдат, причем в наступившую эпоху считается правильным и похвальным царю лично возглавлять армию, «ведь истинный властитель обязан первый встретить опасность и ради благополучия подданных добровольно принять на себя труды и муки»[272].
Причем эти усилия выражались не только в личном участии в сражениях, ставшем почти нормой в эту непростую и опасную для Романии эпоху, но и в немыслимом ранее для императора физическом труде. Так, Василий I Македонянин, по упоминанию своего сына Льва[273], лично переносил грузы во время переправы через Евфрат.
Перед выступлением в поход должны быть проведены соответствующие церемонии, такие как освящение знамен, фламул и разного рода знаков. Выйдя из столицы, император осенял Крестом ее трижды и читал молитву с прошением сохранить Константинополь в мире, избавив от внешних и внутренних неурядиц.
Считалось уместным заручиться благословением Церкви, причем не только со стороны епископата, но и уважаемых старцев-монахов. Патриарх Мефодий упоминает, что Лев V, отправляясь в 816 году в поход против болгар, просил почитаемого многими Феофана, игумена монастыря Великого Поля и будущего исповедника: «Приди помолиться за нас, потому что мы идем против варваров»[274].
Аналогичные действия следовало принять и перед морской экспедицией. Сохранилась весьма характерная молитва перед отправлением на войну: «Господи, наш Господи, по воде, яко по суху управляющий, управивый святых Твоих учеников и в бурю от потопления избавивый, ныне, Владыко, изволи плыти с рабом Твоим в кораблех против у Твоих врагов отсылаемых. Посли ны ветры тихи и покойны, море благоотишно и безопасно. Позволи свершающим в сим путешествии успети против восстающих на Тя, борющих Тя, Истиный и Единый Боже, с хулением отрицающих Промышление Твое святое. Яви верующим во славу Твою такожде и ныне милосердие Твое, и подай помощь чающим их, в путь шествующим воинам, готовым свершати должное [И творити волю Твою даже до последнего издыхания]. Яко Ты еси мир наш и Тебе славу возсылаем»[275].
Перед самим сражением необходимо, чтобы сознание воинов «было очищено от прегрешений благословением иерархов»[276]. Никифор II Фока в «Стратегике» помещает развернутое требование: «Следует же командиру… постановить… чтобы в лагере, в котором все войско разместилось, во время славословия и в вечерних и в утренних гимнах священники армии совершали после исполнения гимнов усердные молитвы, а все войско восклицало “Господи, помилуй!” вплоть до сотни раз со вниманием и страхом Божиим и со слезами; чтобы никто не отваживался в час молитвы заниматься каким-то трудом, но если делающий что-то будет обнаружен, как только его нашли… то пусть он встанет в той местности где был обнаружен, к востоку и пусть воздаст свою молитву со страхом перед Богом… Кто же будет найден… занимающимся какими-либо делами и посчитавший все побочным, кто не встал и не воздал Богу свою молитву… оного с наказанием, остриженными волосами… пусть понизят до незначительного чина»[277].
Такие установки привели к тому, что в Романии, наряду с традиционными для полководца качествами, стало особо значимым требование такого свойства как благочестие, необходимость которого для стратига подчеркивали и «Стратегикон», и «Тактика Льва». Соответствовать подобным принципам необходимо было и рядовым воинам. Пожалуй, только в византийской армии этой эпохи могло появиться следующее положение: «Стратиот, склонный к прелюбодеянию, лишается военной службы, и (его имущество) конфискуется»[278].
