Однако нигде он не пишет, что можно с помощью справедливости достичь благословения Бога на победу в сражении. Только один раз Кекавмен советует: «Не проходи мимо несправедливости… если ты останешься равнодушным перед несправедливостью, будет и к тебе безучастен Единый Справедливец», добавляя перед этим примечательное «а в мирное время…»[256]

По-видимому, этот автор, как и многие ромеи, считает справедливость одним из важнейших атрибутов Всевышнего, условием гармоничного существования мира и, соответственно, хорошего государства. Она должна проявляться во всех сферах общественной жизни, и уважение к ней должно быть присуще любому представителю власти, причем не только у ромеев, но и у других (по крайней мере соседних) народов.

Поэтому справедливость не может и не должна восприниматься специфичной «военной добродетелью». Соблюдение ее принципов дает стратигу, равно как и любому другому государственному деятелю — от секретаря местного архонта до императора, лишь право занимать свою должность, а победы в битве он должен добиваться своим разумом, хитрыми уловками, мужеством и, конечно же, постоянными горячими молитвами и верой в истинного Бога.

Эта мысль нашла отражение и в «Тактике Льва» — своеобразной военной энциклопедии, собравшей воедино достижения византийской полемологической мысли к рубежу ІX-X веков. В ней встречаются как сюжеты, почерпнутые автором в литературе предшествующих эпох, так и вполне новые мотивы.

Так, предписывая стратигу позаботиться об учреждении в войске службы т.н. кантаторов, призванных воодушевлять стратиотов перед сражением, автор приводит и краткое содержание такой речи: «Самое первое, что заслуживает вознаграждения, это верность Господу и благодеяния, оказываемые императору (преуспеяние в этом выше всего остального), что каждый ходит под Богом, проявляя любовь к Нему и к любому из живущих, к братьям по вере, к женам и детям, если они есть, к отечеству. Следует также сказать, что останется вечной память о тех, кто отличился в сражениях за свободу своих братьев, что со стороны врагов такая война противна Богу, что мы, располагая благоволением Бога, обладаем преимуществом в войне, а они, действуя против Его воли, не пользуются Его доверием»[257].

Лев следует вполне традиционным клише, которые неоднократно встречались в византийской историографии и полемологической литературе — апелляция к чувству долга перед Богом и земными правителями, любви к Родине и своей семье. Примечательно, что тема справедливости, почти всегда занимавшая в таких речах одно из важнейших мест, упомянута здесь последней и носит скорее вспомогательный характер.

Тем не менее нельзя сказать, что она совсем потеряла свое значение. Чрезвычайно многогранной является следующая сентенция, напрямую относящаяся к этому концепту: «Готовясь к войне, прежде всего заранее предусмотри, чтоб причина этой войны была законной, и не обращай против врагов неправедную силу до тех пор, пока они со свойственным им нечестивым обычаем развязывая войны, не нападут на нашу территорию первыми»[258].

Ее первая часть вполне понятна — перед началом военных действий надо позаботиться о том, чтобы ее причины были справедливы. Эта мысль постоянно мелькает на страницах военных руководств, от античности до наших дней. Солдат, не уверенный в справедливости своих действий, будет плохим воином.

Вторая же вызывает недоумение. Лев VI дает принципиально ошибочный с позиции военной науки совет оставить в руках врага стратегическую инициативу и фактически поставить свои пограничные территории под угрозу разорения. Пока весть о вторжении врагов дойдет до столицы, пока будут собраны силы, и ромейская армия доберется до театра военных действий, защищать там будет уже нечего.

В.В. Кучма, комментируя этот фрагмент, считает такой подход вынужденным следствием состояния византийской армии, оказавшейся на рубеже IX-X веков в состоянии кризиса[259]. Т.е. Лев, понимая слабость своего войска, предлагает сосредоточиться на отражении лишь по-настоящему крупных угроз, оставив без внимания мелкие вторжения. Такой подход мог сэкономить силы государства для защиты крупных городов, но оставлял без защиты жителей мелких селений, расположенных, по своему несчастью, в приграничном районе.

Однако, на наш взгляд, этот вывод нельзя назвать правильным. Важно иметь в виду, что в это время период военных поражений и внутренней нестабильности уже закончился, и наступило новое возрождение могущества империи. Да и замысел трактата вовсе не состоял лишь в том, чтобы дать указание стратегам на ближайшую пару десятилетий.

Лев Мудрый долго и старательно работал над трактатом с целью создать универсальное руководство для полководцев, без жесткой привязки к конкретному театру военных действий, которое должно было оставаться актуальным на протяжении долгого времени. По этой же причине в тексте мало топонимов, существенно редуцированы, по сравнению с тем же «Стратегиконом», описания враждебных народов и т.п.

Византийские полководцы предшествующих эпох, как следует из исторических повествований, довольно часто устраивали превентивные акции, направленные на «зачистку» соседних земель в тех местах, где граница оставалась стабильной на протяжении долгого времени (например, на Дунае). Об этих действиях весьма эрудированный император не мог не знать.

Да и написанный примерно на пятьдесят лет позже трактат «Περὶ παραδρομῆς πολέμου» (лат. «De velitatione bellica», «О боевом сопровождении» или «О сшибках» в русских переводах), также часто советует полководцу быть готовым перейти границу и создать хотя бы видимость угрозы собственной территории противника, сопровождая эти рекомендации соответствующими примерами из недавней истории.

Если предположить, что этот совет следует рассматривать как идеологическую установку, близкую философским интересам венценосного автора, то эти противоречия достаточно успешно разрешаются.

Льва VI, почти не имевшего практического полководческого опыта, заботит сам принцип справедливости войны. Если противоречия накалились до предела, а переговоры зашли в тупик, то следует постараться, чтобы вина за развязывание военных действий целиком и полностью лежала на неприятеле.

В пользу такой трактовки говорит и сама логика начала военных действий: если стратег заботится только об обороне, ему не надо беспокоиться о том, чтобы причина войны была справедлива — об этом позаботятся враги. Сам факт их вторжения легитимизирует применение оружия со стороны защищающихся.

Исходя из этих соображений, указание Льва следует понимать так: стратег должен готовиться к войне, но без особой причины не начинать военных действий. Когда же враги нападут, а, зная характер приграничных эмиров на востоке и болгарских князей на севере, можно быть в этом уверенным, полководец получит более выгодную с позиции нравственности позицию.

Следующие параграфы «Тактики» развивают эту мысль: «Ведь для нас всегда предпочтителен мир во имя Христа… Вместе того чтобы получить обвинение врагов… пусть будут обвинены сами враги в том, что сотворили несправедливость… Если же враги не проявят благоразумия… тогда возникнет законная причина… решительно и смело повести войну против них… при этом появится твердая уверенность в том, что ты получишь обоснованную помощь Господа Бога»[260].

Примечательно, что адресатом этих рекомендаций выступает назначенный императором полководец, т.е. лицо, принципиально несвободное в вопросах войны и мира: в случае обороны он должен действовать в ответ на вражескую агрессию, во всех иных случаях он связан соответствующими распоряжениями василевса. Зачем же так подробно приказывать не начинать войну человеку, который и так не имеет права это сделать без санкции центральной власти?