Очень плохо обстояло дело с транспортом. Резервных лошадей не оказалось, все они были на строительстве, и брать их в тайгу сразу после зимней работы, без продолжительного отдыха, нельзя. Было внесено предложение организовать продовольственную базу на пути наших изысканий. Предложение приняли и срочно послали представителя управления в ближайшее стойбище местных жителей, чтобы договориться с ними о переброске наших грузов на их оленях.
В ожидании транспорта мы, не теряя времени, изучаем маршрут, делаем расчеты, заявки и намечаем примерное место базы.
Устройство такой базы позволяло одновременно с продовольствием забросить туда нужное количество овса и тем самым обеспечить лошадей кормом. Опыт прошлых лет показал, что на подножный корм нельзя полностью рассчитывать.
Организацию и заброску базы поручили одному из работников отдела снабжения, товарищу Срыбному. Он в прошлом году ездил с оленьим транспортом по реке Дебин и был знаком с тем районом тайги. Нашим представителем в эту экспедицию мы выделяли Фомича. Через несколько дней в поселок прибыл транспорт в сорок нарт. Мы все приняли самое деятельное участие в подготовке, погрузке и отправке продовольствия и фуража.
С товарищами Срыбным и Фомичом мы провели несколько совещаний, на которых изучили наш будущий маршрут и наметили ориентировочно место строительства базы. Как и прежде, мы не располагали точными географическими картами и поэтому только предположительно решили проводить изыскания по левому берегу реки Дебин, по долине которой должен был пролечь наш новый маршрут.
Познакомились мы и с каюрами — погонщиками нарт. Это были юкагиры из ближайшего стойбища. С реденькой растительностью на лице, одетые в одежду из мехов, они были похожи на каких-то ряженых, а короткие кухлянки из оленьей шкуры мехом наружу, такие же брюки, торбаса и мохнатые шапки усиливали это впечатление.
Несколько человек из них хоть и очень плохо, но говорили по-русски, своеобразно строя свою речь. Безбожно коверкая слова и дополняя их жестами и мимикой, они вели переговоры об оплате за свои услуги.
Обычно все собирались у меня в комнате и целые вечера, сидя за столом, уставленным всевозможной снедью и лакомствами, допустимыми в наших условиях, и огромным чайником с горячим чаем, вели бесконечные разговоры об устройстве базы, о заброске грузов и о тайге в районе изысканий. И хотя мы не все понимали, однако составили некоторое представление о реке Дебин, ее долине и месторасположении базы.
В эти вечера наши гости выпивали огромное количество чая и явно сожалели, что среди угощения не было спирта.
Мы узнали много интересного из истории, жизни и быта этих людей, еще так недавно находившихся на очень низком уровне развития.
Юкагиры — небольшое племя кочевников, состоящее всего из нескольких родов и семей. Занимались они скотоводством — разводили оленей, но главным их занятием была охота на пушного зверя. С началом освоения этого края юкагиры активно включились в преобразовательные работы советских людей и оказывали строителям большую помощь, особенно в транспортировании продовольствия и материалов. В здешних условиях это являлось значительным вкладом в общее дело, так как большая часть грузов перебрасывалась по тайге зимой на оленях. Когда их привлекали к перевозкам, они очень гордились этим и всегда проявляли энтузиазм и старание.
Проводив, наконец, транспорт, мы, оставшиеся, вернулись к своим обязанностям, прерванным на несколько дней этим событием.
…Бежали дни. Мы почти заканчивали свои работы по составлению проекта, когда вернулись Срыбный и Фомич. В этот вечер, сидя у огонька, мы слушали отчет нашего товарища.
— Я плохо осмотрел район будущих изысканий, — говорил Фомич, — мы ехали все время по реке, поэтому и не могли уточнить, где пройдет трасса. Базу же поставили на правом берегу реки Дебин, против устья одного из левых ее притоков и немного дальше, чем намечали в плане. Но там мы нашли наиболее подходящее место — сухой берег и густой лес.
Зима проходила. Мы заканчивали проекты и понемногу стали готовиться к новым изысканиям. До отъезда оставалось еще много времени, и я решил съездить на базу, проверить ее состояние и при возможности посмотреть часть будущего маршрута изысканий. Мы со Срыбным и одним из каюров на двух парах оленей, впряженных в нарты, отправились в тайгу.
Взяв с собой маленькую палатку, печку, спальные мешки, продовольствие, два винчестера и одно охотничье ружье, мы, закутанные в меха, катили по белоснежной глади дороги, проходящей в основном по руслам рек. Ехали довольно быстро, и только встречающиеся на реках наледи заставляли нас сворачивать с накатанной дороги в тайгу.
Чувствовалось начало весны. Кое-где на припеке уже чернели проталины, на реке встречались небольшие лужицы. Солнышко днем так сильно пригревало, что мы вынуждены были постепенно снимать с себя часть одежды. Снег ослепительно блестел, и все время приходилось быть в темных очках. Несмотря на то, что с каждым днем становилось теплее, ночи стояли еще холодные и надо было все время топить печь, чтобы можно было в палатке спокойно спать, не залезая в спальные мешки. Мы ими редко пользовались, потому что в них кажешься беспомощным, спеленатым ребенком. На четвертые сутки добрались до базы. Это был небольшой домик, сбитый из неошкуренных лиственниц по образцу лобазов юкагиров. Пол хранилища, поднятый на высоту трех метров, выдавался во все стороны метра на два от сруба, сделанного из толстых бревен.
Внешне база была похожа на гриб и полностью исключала проникновение медведей и других зверей в хранилище, потому что забраться в домик можно было только по приставной лестнице.
База наша была цела, и продовольствие, закрытое брезентом, не тронуто.
Стояла чудесная погода, и мне хотелось проскочить вперед еще хотя бы на полсотни километров, чтобы разведать район предстоящей работы. Но наш каюр категорически отказался ехать дальше.
— Надо спеши юрта, — говорил он, — шибко вода скоро.
По каким-то только ему доступным приметам он предупреждал нас о скором паводке на реке. И в самом деле, лишь только мы тронулись обратно, как сразу заметили перемены. Вода по реке шла верхом, и под нартами лед прогибался и зловеще трещал. Об охоте мы и не вспоминали и почти без отдыха мчались вперед, делая небольшие остановки только для кормежки оленей.
На одном таком привале мы сняли с себя все меха и в ватных костюмах сидели у костра, готовя незатейливый завтрак. Каюр собрал оленей и угнал их на пастбище. Спустя немного времени он вдруг прибегает и взволнованно говорит:
— Моя нашла юрту медведя.
Мы сразу вскочили, схватили винчестеры и пошли за ним. Проваливаясь в снег, мы брели по его следу около километра. Наконец он остановился и поднял руку. Мы внимательно осматриваемся, но перед нами только крутой берег реки, густо заросшая пойма, большие сугробы еще не растаявшего снега да несколько упавших лиственниц. Где же берлога? Каюр показывает рукой на одиноко стоящее дерево, ветки которого примерно на метр-полтора от земли были покрыты инеем. Это оседал на них выходящий из берлоги пар от дыхания медведя.
Нас охватил охотничий азарт. Всем руководил каюр. Приготовив оружие, мы срубили длинный шест. Чтобы легче было двигаться вокруг берлоги, утоптали снег.
Пришлось довольно долго трудиться, прежде чем мы раскопали нечто похожее на вход в берлогу. Просовывая туда шест и шевеля им, мы почувствовали как что-то ударило по нашему шесту.
Ага! Мишка проснулся и начал сердиться.
Мы со Срыбным стали против входа, готовые открыть огонь, а каюр сбоку продолжал усердно ковырять в берлоге. Наконец снег под деревом зашевелился, в яме мелькнул бурый зверь.
Разворачивая снег, лохматый, с взъерошенной шерстью, к которой пристало много листьев, издавая свирепый рев, из берлоги выскочил медведь. Он встал на дыбы, покрутил головой и… закрыл глаза. Очевидно, свет и яркий снег ослепили его.
Я каким-то дискантом крикнул: «Пали!» — и два выстрела, сливаясь в один, огласили тайгу. Медведь хрюкнул и повалился на бок. Все произошло быстро и просто.