– Можно и по деревенски выпить, но не хочу сонным ходить. Мне расслабиться чуток, да организм встряхнуть. Неделю уж топаю по дороге.

– От судьбы лытаешь иль судьбу пытаешь?

Леха рассмеялся, – по работе, начальство сильно интересуется, что за беда у вас. Говорят, ведьмаков старосты нанимают.

Сидор махнул рукой, – бей дурака в три кулака, а он дурак однак. Чтобы серьезного ущербу от нечисти – уж годов пять не припомню. Но с месяц назад, как прошли каторжане беглые, да сгинули в Черных Скалах, одной бабе у колодца привидение привиделось. Мол, из ведра выскочил маленький бес, да шмыгнул в кусты. Баба ведро пролила и пошла по деревне голосить.

– Это, похоже, хухлик был, его забава такая, – Леха с интересом слушал Сидора.

– Хухлик, пухлик, я там свечку не держал, но в деревне народ начал судачить. В основном, конечно, бабы. И в соседних деревнях тоже где-то что-то кому-то мерещилось. А в основном из-за того, что все знают – нельзя в пещеру входить, нечисть нам живет. Как каторжане сгинули, так народ все и ждал, когда нечисть полезет. Ждал, ждал, да на любой никчемный морок начал про нечисть вспоминать. Объявят любую оказию нечистью – и довольны, вроде как не зря ждали.

– Самосбывающееся пророчество, – подвел итог Леха.

– А то. Ты скажи, что вечером по деревне черт пройдет, так наутро тебе пол-деревни будет рассказывать, что черта видели.

– Так говорят, на ведьмака деньги собирают.

– Деньги на что хочешь можно собирать. Хоть на вечную молодость столетней старухи. Тут ведь главное, чтобы собирающий точно понимал, сколько себе оставит.

– Ну а если заявится? Скажет – вы звали, я и пришел.

Сидор задумался.

– Вроде говорили, что двое старост собрали казну для ведьмака. Уж не знаю, на кого грешат, что там за нечисть, но старосты эти ушлые. Хорошо, если ведьмаку четверть отдадут от казны. А мы и не собирали. Дьяк пришел, колодец освятил, с бабой той хлеб преломил.

И, подмигнув егерю, Сидор добавил, – до утра хлеб преломляли. Говорят, баба на поправку пошла, не боится больше нечисти.

– Понятно, – Леха усмехнулся, – дурные мысли сменились приятными воспоминаниями.

– Типа того. А ты егерь, говоришь. По каким делам? Нашивка у тебя чудная, не встречал.

– Егерь Семаргла.

Хозяин призадумался, дожевал картофелину и внимательно посмотрел на егеря.

– Говорят, вы нечисть бережете, не даете извести.

– Верно говорят. Не всю, конечно, но домовые, лешаки, кикиморы – это под нашим вниманием. Стараемся, чтобы ни людям от нечисти убытку не было, ни нечисти от дураков. Там, где дьяк прогонит, незачем ведьмака звать.

Сидор снова примолк. Потом встал, собрал опустевшие тарелки и принес Лехе стакан компота.

– Стало быть, ты в нечисти разбираешься?

– Разбираюсь. По работе положено.

– Через часок не дойдешь до меня, если не устал? Я тут, у стойки буду. Консультация нужна.

Спустившись через час, егерь застал в обеденном зале средних лет купца, из постояльцев, вдумчиво уплетавшего цыпленка с картошкой. У стойки возле Сидора терся какой-то никчемушный мужичек.

– Доброго вечера, – Леха поприветсвовал Сидора.

– Доброго! Мы тебя и ждем, хотим ясность внести.

Мужичек смотрел на Леху глазами побитой собаки. Нехороший взгляд. Не пристало нормальному мужику так смотреть на незнакомого человека.

Анчутка, крутившейся у ног егеря в невидимом обличье, при виде мужичка охнул и уставился ему куда-то в районе пупка.

– Тут, понимаешь, такое дело, – Сидор явно не знал, как начать разговор. – Это кум мой, Апраксий. И зимой, аккурат на святки, попал он в переделку.

Сидор обернулся к куму, – давай, расскажи.

Тот поежился, взгляд стал совсем уж нехорошим – словно сейчас расплачется.

– Да вот на святки, зимой, сплю я, значит. Печку протопил, жарко стало, ну и встал я воды испить. И кто-то мне на шею – шасть. Шею сжал, дыхнуть не могу. А он говорит: «Пошли». Я на улицу. Тот понукает: «В Слободу пошли». Идем, он ерзает, приговаривает, слышу: «Не успеем, не успеем. Побежали». Я бегом, бегу, ног не чую. Бежал, бежал, и тут петухи в Слободке заорали. Энтот говорит: «Эх, не успели». И пропал, значит. А с меня словно морок сошел. Оглянулся – стою в одном исподнем, босиком, посреди поля. И мороз такой, что белье прямо на мне застывает колом. Не помню, как до дома добежал, сутки в беспамятстве валялся. Такая вот история.

История для егеря была понятная. Злыдень, больше некому. Это они любят кататься на том, в чей дом поселились. И еще злыдень приносит в дом нищету.

Анчутка вскарабкался на плечо егерю и зашептал на ухо: – Леха, у него душонка как трухлявый пень, он и сам себя поедом ест. И следы на шее от злыдней, они с него, похоже, и не слезают. Таким макаром скоро седло приладят.

– Припомни, ты последний год ничего в дом из найденного не приносил? – Спросил Леха кума.

Апраксий задумался, и как-то замялся. – Было дело, нашел шкатулку железную. Кто-то видать оборонил на дороге.

– И оборонил, видать, на перекрестке, – все для Лехи уже было понятно.

– Точно. На перекрестке, как на Слободку идти. А что?

– Перво-наперво, – Леха посмотрел на Апраксия, – никогда ничего не поднимай с перекрестка дорог. Верное дело проблем нажить. Второе – когда домового последний раз угощал?

Кум закатил глаза и неуверенно сказал , – ну, это, на Успенье вроде, баба кошке молоко ставила, а кошка, дура, ушла. Так молоко у печки день и простояло. Домовые то тоже молоко пьют?

– Я не про кошку спрашивал, я про домового.

– Да чего домовому, он сам что хочешь возьмет, – Апраксий начал горячиться. – Ему что, свою миску заводить? Это же нечисть, из кошкиной пусть пьет.

Леха задумался. Не хотелось Сидора обижать, а то давно бы этот кум катился по дороге, не оглядываясь.

– Руку то на жену поднимаешь?

– Ну, так, бей бабу молотом, будет баба золотом, – Апраксий глупо улыбнулся.

– Иди, – Леха чувствовал, что нервы как-то разболтались. – Мы с Сидором подумаем, поболтаем, а ты иди. Вот просто иди и иди.

– А куда итить то? – Апраксий, похоже, окончательно затупил.

– Тебе маршрут нарисовать или на словах объяснить? – Сидор, похоже, тоже начал терять терпение.

Апраксий бросил на Сидора обиженный взгляд и пошел к двери.

Анчутка на плече хихикнул: – ждала сова галку, а выждала палку.

Леха повернулся к Сидору.

– Злыдни у него поселились. Причем он сам их притащил, в шкатулке подобранной. Обычно злыдней домовой прогоняет, не пускает в дом. Но у кума твоего, похоже, домовой слабый. Когда в доме ни согласия, ни порядка, домовому плохо. И пока он в своей башке порядок не наведет, никто ему не поможет.

– Так что делать то? – Сидор, похоже, переживал за непутевого кума.

– Давай подумаю. Он говорил, что злыдня петух с него согнал. Так если злыдень не обернулся до дому, и если их в доме осталось меньше дюжины, может что и придумаю. Злыдни в гнезде, если обжились, по дюжинам живут.

– Спасибо, егерь. – Сидор задумался. – Ты говоришь, домовой слабеть может?

– Может. Может слабеть, может дурным стать. Может и обидеться.

– А если по мелочи что пропадает – это кто может шалить?

– А что пропало?

– Да не то чтобы пропало, – Сидор стал подбирать слова, – то в комнате постояльцев тарелка меда пустая, то сливки в стакане наполовину уйдут. Я вот думаю – может и у меня кто завелся?

Леха рассмеялся, – никто не завелся, не переживай. Похоже, домовой у тебя чудит. Посмотрю, что с ним.

По дороге в комнату анчутка сидел на плече Лехи и удивленно бубнил: – ты смотри, не зря домовые про этого отщепенца говорили, что приворотами промышляет. Тать не тать, а на ту же стать.

– Не приворотами, а изворотами.

– Невелика разница. Как до жизни такой дошли? Домовой, дому защитник, а начинает по тарелкам мед воровать. Довели страну. Ждали обозу, а дождались навозу.

Зайдя в комнату, егерь достал из рюкзака очки, зажег фитиль стоявшей на столе масляной лампы и посмотрел на анчутку.