Анчутка задумался и, подумав минутку, вдруг спросил.

– Леха, вот откуда у тебя столько ненависти?

Егерь чуть не подпрыгнул от неожиданности.

– Ты сейчас что такое меня спросил?

– Вот так вот взял и разбил мечту. Я, может, с детства мечтал, как этот ключик найду, а теперь что? Найду я ключик, а радости уже не будет. Буду смотреть и думать – либо от замка, либо от амбара. Так и сгрызут меня мрачные сомнения. Такая уж моя горькая доля: мне бы золотом шить, а меня молотом бить.

– Мрачные сомнения? – Леха развеселился. – А у нечисти бывают разве мрачные сомнения?

Но анчутка не ответил. Похоже, загоревал в предчувствии мрачных сомнений.

***

Когда лес начал редеть и потянуло болотом, анчутка тронул егеря за плечо.

– Леха, подожди. Там что-то непонятное. Вроде пыхтит кто-то, но не человек.

Леха остановился, надел очки и прислушался. Кроме птиц да лягушек ничего не было слышно. Однако у анчутки слух другой, он хорошо слышит недоступные для человека звуки. И не только звуки – чутье у него тоже странное и необыкновенное. Уксус может не учуять, а вот шиша или хухлика найдет безошибочно.

Анчутка соскочил с рюкзака и исчез в траве. Егерь никак не мог привыкнуть к мгновенным переходам нечисти из видимого состояния в невидимое, и какое-то время вглядывался в густую траву, которая становилась все выше в сторону болота.

Едва Леха скинул рюкзак, как анчутка появился прямо под ногами и замахал лапами.

– Там кикимора в сетке запуталась, не может выбраться. Ругается, на чем свет стоит.

Кикимора сидела на кочке возле болота и издали напоминала муху в уголке заботливого паучка. Леха достал нож, примерился и начал осторожно обрезать сеть. Кикимора трещала без умолку, словно сорока.

– Понаставили силков, зайца отловить им надо. Я бы знала такое дело – притопила бы их немедля, пока беда не пришла. Да меня, понимаешь, дернуло спросонья – увидела веревочку, дай, думаю, спряду. А оно потянуло, поплутало, да вот и врасплох застало. Оно, лихо, не лежит тихо: либо катится, либо валится, либо по плечам рассыпается.

Освободив кикимору от силков, Леха убрал нож и присел рядом с ней на кочку. Все кикиморы имели одну тайную страсть – они не могли пройти мимо клубка пряжи. Очень любили прясть, хотя умения не было в этом деле никакого. Поэтому просто путали нити. Возможно, они пытались плести милые их сердцу заросли водорослей, но любое хозяйство после тайного визита кикиморы терпело нешуточный убыток в пряже.

Освободившись от пут, кикимора стала немного успокаиваться.

– Спасибо, господин егерь, не зря про тебя и твои подвиги анчутка нам всю ночь рассказывал. А то сидела бы я в силках, покуда веревочки бы не сгнили. А хозяйство бы тем временем в поруху пришло. И так одни убытки, никакой радости.

– Это анчутку благодари, не меня. Я бы и не услышал, мимо прошел. А он у нас такой – ничего не скроется, никого не упустит.

Анчутка от таких слов так расправил плечи, словно ему в спину вставили кол. И, само собой, нос задрал.

Егерь усмехнулся, но решил, что немного авторитета среди местной нечисти анчутке не помешает.

– Ладно, уважаемая, доброго тебе здравия, да лезь больше в силки спросонья. А то подумают, что заяц, да зажарят на вертеле. Ну а нам пора.

– И куда путь держите?

– До постоялого двора. Надо там новости деревенские разузнать, да провиантом запастись. А там уж по месту видно будет.

Кикимора пристально посмотрела на егеря, на анчутку и загадочно усмехнулась: – Не загадывай наперед, куда Бог приведет.

– Так загад не бывает богат, – Лехе нравилась кикимора. Рассудительная. – До двора дойдем, а там посмотрим.

– Погодь, ноги сбить еще успеешь. – Кикимора плюхнулась в воду и через минуту вылезла с маленьким корешком в руке.

– Возьми. Это аир, в воду положишь – так она долго не испортится. И очистится.

Корешок был совершенно невзрачный, но от него шел тонкий приятный аромат.

– А тебя чем одарить? – кикимора повернулась к анчутке.

Тот развел руками и задумался.

– Ключик он ищет, гномий. Не попадался?

Кикимора снова плюхнулась в воду. На этот раз ее не было довольно долго, и Леха уже начал подумывать о том, чтобы собираться и идти. Но кикимора, вынырнув чуть не с другого края болота, задрала юбку и бодро побежала к ним по кочкам.

– Я ведь помню, валялся у меня на дне всякий хлам. Чего только в болоте не найдешь – кто котенка принесет, кто ножик обронит, а кто и сам ляжет. Держи, нашла среди хлама. – Она протянула егерю почерневший от болотной воды ключ.

Леха с интересом взял его в руки и покрутил. С первого взгляда ключик был непростой. Такой тонкой ковки в здешних краях не знали. Да и механизм замка, судя по расходящимся в виде лепестков бородок, был совершенно непонятный. Во всяком случае, Леха таких никогда не встречал.

Он протянул его анчутке, – не хочу врать, но точно не амбарный. А скорее всего то, что ты искал. Не потеряй.

Анчутка схватил ключ и крепко сжал в ладошке, – спасибо, многоуважаемая, добра твоему дому.

– И вам легкой дороги, да хороших посиделок, – кикимора помахала рукой.

– Пошли, – егерь накинул рюкзак и повернулся к анчутке. – У меня такое предчувствие, что можно обойтись без мрачных сомнений. Похоже, нашел ты свою мечту.

Деревня, куда егерь с анчуткой заходили к вечеру, раскинулась по берегу небольшой речки и насчитывала дворов тридцать. Как гномы и говорили, третьим домом со стороны леса был постоялый двор.

Хозяин, похоже, крепко держал в руках свое хозяйство – двор был чистый, конюшня для постоя белела свежими досками, сам дом выглядел ухоженным. На стене возле входной двери даже виднелся листок с приглашением посетить постоялый двор «Сенцы», где гарантируется хороший стол и спокойный ночлег.

Внутри все было устроено как в любом подобном заведении – обеденный зал с пятью столами, стойка трактирщика, она же и конторка портье с ключами от комнат. Сами комнаты располагались на втором этаже.

За стойкой стоял пожилой крепкий мужичек и ножом разделывал ароматное дымящееся мясо на железном подносе.

Изрядно уставший от сухпайка желудок Лехи от запаха горячего мяса издал тонкий жалобный стон, и егерь решил, что разговоры подождут. Заказав тарелку мяса с вареной картошкой и тарелку зелени, добавив к этому стаканчик простого хозяйского самогона, Леха расположился за ближайшим к стойке столом и приступил к ужину.

– Я вижу, человек ты правильный, – хозяин одобрительно посмотрел на Лехин ужин. – Ничего лишнего, но и не упустил ничего.

Леха проглотил кусок мяса, который перед этим засунул в рот, – упустил. Не найдется ли горчицы, а лучше – хрена, к мясу самое оно.

Хозяин громко рассмеялся, – это не ты упустил, это я упустил. Сейчас принесу.

Принеся хрен, хозяин вернулся за стойку. Не следует хозяину гостя отвлекать от ужина, даже если очень хочется поболтать. Леха решил не томить хозяина и жестом показал на стул напротив.

– Сам то ужинал? Иль хлопоты есть не дают?

Хозяин с готовностью достал из-за конторки тарелку, кинул на нее кусок мяса, пару картофелин и неспешно подошел к столу.

– Сидором меня кличут.

– Я Леха, егерь.

Хозяин хитро прищурился, – Вижу, из городских ты, егерь, да корни деревенские. Ешь по-деревенски, пьешь деревенское, но по городскому.

Леха понимал, к чему клонит Сидор. Это в городе пили кто с размаху, а кто и мелкими глотками, торопясь есть. В деревне же перед ужином, коль собрались выпить, наливали по стакану, выпивали, да сидели – судачили о жизни. А когда почесали языки, принимались за тарелки. К тому времени и пить было ни к чему, на голодный желудок некоторые уже и в тарелку ложкой не попадали. Зато наутро никто не вставал с дурной головой. Деревенская мудрость – и пьяные, и выпили мало. Городские то забыли это правило, порой наперегонки пьют, а потом себя не помнят. А в деревне как раз уходит поллитровая бутыль на троих – всем хватает, и голова не страдает.