Эней спросил разрешения, можно ли ему некоторое время провести на крыше дома. Она покатая, и Рилга с сомнением предположила, не будет ли ему удобнее устроиться на внутреннем дворе на скамейке. Однако он заверил, что всё будет в порядке, и после её согласия покинул дом. Шари поняла, что ему нужно побыть одному. Она пообещала себе позже, возможно, перед сном, поговорить с ним. Ей хотелось, как Сорин, заботиться о тех, кто рядом с ней.
Но пока что она сидела за столом с Рилгой и пила травяной настой на основе ромашки и малины. Успокаивающим был не столько напиток, сколько настроение в доме. Шари не было так тихо и мирно с начала путешествия. Она невольно начала напевать себе под нос от лёгкости, бьющейся в груди вместе с сердцем.
Идиллию прервал стук в дверь. Сорин отвлёкся от вырезания и повернул голову. Чтобы у стучавшего не возникло неправильных мыслей, он перехватил нож хвостом и увёл его за спинку дивана, так чтобы с входа его не было видно. Рилга отставила чашку, но Шари первая поднялась с вопросом:
– Могу я открыть?
– Ты лишаешь меня шанса быть хорошей хозяйкой, – с доброй насмешкой над собой протянула Рилга. – Но если таково твоё желание, Дарис с тобой.
Шари подошла к двери, и за секунду до открытия её пронзил мимолётный страх неизвестности, застывшей на пороге. Не поддавшись, она отперла.
За дверью оказалась девочка. Шари узнала её – это была та самая молоденькая ратта, несмело просившая толпу пропустить путешественников пройти через Ремтак. Вместо того чтобы послушать, её затолкали вглубь, перед этим наказав не раскрывать рта.
Девочка, увидев Шари, от неожиданности забыла, зачем она здесь стоит. Шари улыбнулась ей.
– Привет.
– Здравствуйте, – пролепетала она, теребя край маечки.
Из дома раздался зовущий голос Рилги:
– Менри, мышка любопытная, это ты?
– Да, Рилга! – откликнулась девочка. Прозвище, которым её наградили, вызвалона её лице краску.
– Проходи, раз пришла, – велела Рилга.
Шари хотела отойти, чтобы пропустить Менри внутрь, но та ловко прошмыгнула, склонившись под её рукой. Не прошло и минуты, как она сидела у Рилги под боком, хвостом стянув с полки ещё одну чашку и уже наливая себе настой. Шари вернулась на своё место за столом.
– Это Менри, – представила девочку Рилга, – маленькое создание с далеко не маленьким любопытством. Не удивлюсь, если ты пришла увидеть герана и грифона, мышка. Разочарована, что их здесь нет?
– Нет, – смутившись на мгновение, ответила девочка. – Я… Мне интересно узнать и про других.
Рилга потрепала её по волосам и представила всех путников, даже тех, кого не было в доме. Она рассказала, куда они направляются. Когда речь зашла о Рискнувших, глаза Менри распахнулись от изумления. Восхищение на её лице вызвало в Шари желание оправдать её надежды и завершить путешествие с торжественным успехом.
Менри по большей части говорила с Рилгой, но не стеснялась присутствия Шари и Сорина. Когда вопросы закончились, она обратилась непосредственно к брату с сестрой.
– Мне очень жаль, что так получилось с другими раттами, – искренне извинилась она. – Кстати, Вол тоже хотел прийти, но у него не получилось. Тот ратт, который привёз сегодня птиц, задержал его и попросил помочь. Думаю, он хотел защитить Вола от того, чтобы его не ругали остальные за дружелюбие с вами.
– Вол – это тот, кто разговаривал с вами, пока я не подошла, – пояснила Рилга для Шари. – Он уговаривал вас уйти.
– А тебе ничего не будет за то, что ты говоришь с нами? – забеспокоился Сорин. Частично участвуя в беседе, он продолжал вырезать поделку.
– Нет, – гордо похвасталась Менри. – Одной нотацией больше, одной меньше. Ничего больше мне не грозит, клянусь Дарисом.
Она сделала глоток из чашки и, положив локти на стол, с обидой от незнания протянула:
– Я не понимаю этого. Весь Ремтак ненавидит геранов за то, что произошло много лет назад. Мне говорят, все жители Верхнего мира плохие, но когда я спрашиваю о причинах, просто отмахиваются, ворча что-то о радикальных специалистах. Как можно воспитывать в нас неприязнь к геранам, когда вы даже не рассказываете, что случилось?
– Видят боги, так будет лучше, – сказала Рилга. – Если от незнания в наших детях не будет расти ненависть к целой расе, значит, это незнание во благо.
– Незнание во благо? – нахмурилась Шари. Она не понимала, как такое бывает. – Разве не будет лучше учить их прощать?
– Это слишком сложный предмет, Шари, – покачала головой Рилга. – Оттого его не проходят в школе.
– Значит, юное поколение раттов в Ремтаке даже не знает, почему все ненавидят геранов? – поразился Сорин. – Какой в этом смысл?
– Мама говорит, что пытается защитить меня, – жевала губы Менри. – Что, не рассказывая мне всего, она ограждает меня от худших последствий.
– Какая тонкая грань между слепотой и желанием уберечь, – вздохнула Рилга.
Менри обвела взглядом собравшихся в комнате.
– Значит, вы все знаете, что случилось сорок лет назад? Кто такие радикальные специалисты?
Шари кивнула. Рилга настороженно посмотрела на неё. Ветвь, по которой пошло течение разговора, ей не нравилась.
– Расскажите мне! – попросила Менри.
– Нет, – сказала Рилга. – Твои родители не говорят, так с чего бы мы должны?
– Ну пожалуйста!
На этот раз уговаривающие глаза были направлены на Сорина. Он колебался. В его сомнения вторгся голос сестры:
– Сорин, это не наше решение. Если так здесь захотели растить детей, пусть так и остаётся. Мы в Ремтаке всего на одну ночь, лучше оставаться в стороне от здешнего порядка.
– Но, Шари, ты посмотри на них! – возмутился он. – Если бы не Рилга, мы бы в лучшем случае ночевали в лесу, а в худшем… – он решил не продолжать из-за присутствия Менри в комнате. – Нужно что-то делать с этой бессмысленной обидой на Верхний мир.
– И что ты хочешь сделать? – не понимала Шари. – Вскоре всё наладится и без твоего участия. Не зная причины, дети не будут слушать наставления родителей о том, какие гераны плохие. Всё решится само собой.
– Да, но это будет не то, – настаивал Сорин. В его голосе проклюнулся намёк на печаль. – Это будет… они не научатся принимать правду и прощать чужие ошибки. Всё, что они будут уметь, – это закрывать глаза на прошлое, чтобы не страдать в настоящем.
– Разве это не хорошо? – спросила Шари. – Не давать прошлому мешать жизни в настоящем?
– Нет, – вдруг сказала Рилга. От её голоса настроение в комнате стало тише. – Сорин прав. Милосердная Исаара. Её жизнь была полна ошибок, сплошное противоречие на каждом шагу. Она говорит нам учиться на промахах, своих и чужих. Принимать их.
Она посмотрела на Менри, беспомощно ожидающую, какое решение они примут. Рилга что-то искала в её глазах и, найдя это, удовлетворённо кивнула.
– Милосердная Исаара не хотела бы, чтобы из-за ошибки, даже такой тяжёлой, целую расу, которой она покровительствует, считали чудовищами. Будет лучше, если мы расскажем.
– Неужели это так страшно? – пролепетала Менри. Она отодвинулась от Рилги и уже сама не знала, хочется ей знать правду или нет.
На вопрос не ответил никто. Сорин поднялся с дивана, в хвосте держа нож, в одной руке – почти готовую статуэтку, а другой придерживая край рубахи, чтобы не просыпать опилки на пол. Он пересел за стол и, стараясь продолжить своё занятие, устроился боком, так что скамья оказалась у него между ног. Рилга оценила его попытки оставить как можно меньше следов от своей деятельности.
– Сорок лет назад началась небольшая научная кампания, руководством которой были некоторые учёные из Верхнего мира, – начал Сорин. – Специалисты-генетики заинтересовались структурой генов раттов. Они хотели понять причину того, что мы неуязвимы к большинству ядов. Было много медицинского оборудования, финансирование, работа проводилась тщательно. Но результатов не было.
– Учёные не могут принять то, что заложено природой, не отыскав научной для этого подоплёки, – высказалась Рилга. – И фраза «на то воля богов» для них не больше, чем детский лепет. Лучше бы они хоть иногда обращались к вере.
