Сейчас приучают по телевизору: каждый день убивают, как будто люди как мухи. Пишут перед показом фильма – смотреть детям до 12, до 16 и т. д., а они что, у родителей спрашивают, смотрят все подряд. Как французы говорят, (По-французски.): все проходит, все забывается, но все оставляет в душе человека следы.
Глава VIII
Жизнь в Сибири. Омск
Перевели нас в Омск, уже на сутки ближе к Москве. А в Омск приехали… тут у меня не было проблем, чтоб я как-то учился, я уже учился хорошо в этом классе. Вот я не знаю, по-моему, все-таки вот Роберт Рождественский тогда учился с нами где-то в 5 классе, наверное, или в 6-м, что ли. Город Омск мне очень понравился, тут Иртыш рядом, река Омка, парк прекрасный. И у нас квартира была, в доме на улице Революции, центр, а тут рядом и Иртыш, и пляж песчаный. Очень там молодежи много и хороший город такой.
В городе было несколько театров: «Красный факел», «Театр комедии». В театре комедий мы смотрели «Свадьбу в Малиновке», так брат мой чуть челюсть не вывернул от смеха. Все герои очень смешные. Попандопуло, Яшка-артиллерист, в театре все хохотали до слез. В «Красном факеле» ставили драматические спектакли.
Я участвовал в сборе пионеров Сибири. От каждой школы на эти сборы отправляли учеников. Этот сбор был очень хорошо организован, много было спортивных секций, кружков, и водили нас в театры.
В школе нашей учился мальчик Роберт Рождественский. Очень похож на нашего знаменитого поэта. Я не знаю, жил он в Омске или нет. Нигде об этом мне не удалось прочитать. По возрасту он практически как я. В классе звали его Робка, а вот родинка на лице уже тогда была.
Нам дадут какое-нибудь задание – изложение написать или сочинение «Как провел лето». Робка напишет так, что учительница наши даже изложения и читать не хотела, а вот все: «Вот Робик написал…», – он что-нибудь в стихах ей так отмочит, что она прям взахлеб читает и очень хвалит. У него талант видно тогда проявлялся. Отец, по-моему, у него был военный, и Робик однажды принес пистолет в школу и направил в парту и чуть малому одному ногу не прострелил.
Я, конечно, не уверен, что именно этот мальчик стал знаменитым поэтом. У меня не научное исследование, нет документальных подтверждений. Пишу, как я жил и душой своей воспринимал эту жизнь, какие вокруг меня происходили события на моем уровне развития.
В нашей школе в Омске были отличные учителя. Немецкий язык преподавала очень требовательная учительница. Она была депутатом Верховного Совета РСФСР, и очень строгая. Она по происхождению была из немцев Поволжья. Немецкий, который один год я учил, я за счет этого багажа всю жизнь прожил, и экзамены без проблем сдавал в институте. Другие учителя немецкого языка, по сравнению с нашей пожилой немкой, были просто пустое место. Одна из таких Матильда просто обомлела, когда узнала, что я знаю немецкие модальные глаголы, и стала меня чаще других вызывать читать немецкие тексты.
Омск – столица Колчака во время гражданской войны. О Колчаке я бы мог много чего написать. Сейчас его хотят выставить чуть ли не героем, спасителем России, а он был просто марионеткой стран, осуществлявших интервенцию в России. Дом, в котором мы жили, был построен еще до Колчака, и мы на чердаке искали какие-нибудь вещи колчаковских времен. Нашли медаль, которой Колчак награждал своих подчиненных. На медали был выбит символ в виде глаза в расходящихся лучах и надпись «И вознесет вас Господь в свое время».
Отец поработал в Омске год с небольшим. В Москву вызвали его и говорят: «Давай, переводим тебя в Армавир». Он обрадовался, в Армавире тепло, а всю жизнь мечтал жить на юге.
Мне не хотелось уезжать из Омска: там и рыбалка, и отдых, и ребята все свои, и во дворе тоже, подтягивались мы на турнике. Турник поставили – надо к армии семь раз подтянуться элементарно, я тут уже подтягивался на турнике, тренировался каждый день. И вот как раз и был главного инженера сынок, такой маменькин, намажет себе вареньем хлеб кусок белого и ходит ест, а у нас слюни текут, хоть особого уже голода не было, но все-таки голодновато было.
Улицы на окраине г. Омска назывались – 5-я, 6-я и так далее. После этих линий был пустырь, на котором организовали сельский рынок. Казахи, киргизы приезжали на рынок, привозили – баранов продавать, гусей, уток и многое другое, а сами закупали, что им нужно. А он приедет, у него кнут и он сидит в санях. А мы подходи к нему, вот так возьмем полу куртки, зажмем – и получается вроде уха, и мы ему: «Киргиз, свиное ухо надо?» А они же свинину не едят. «Ах вы, черти», – и нас старается кнутом этим опоясать. А мы все: «Киргиз, свиное ухо надо?» – дразнили их. В театр ходили, в парк, все интеллигенты, там я приобщился к чтению, читал много, уже научился читать быстро.
Продолжим мы свои воспоминания. Сегодня 14 марта, четвертый день, четверг у нас сегодня, четвертый день Масленицы – он называется, вообще говоря, «широкий четверг», или разгул, перелом.
В этот день приходилась середина масленичной гульбы. Позади уже три дня прошло, впереди три дня.
В этот день все гуляли с утра до вечера, плясали, водили хороводы, пели частушки. Молодоженов, которые женились недавно, сажали в сани и спускали с горы, при всех заставляли целоваться. Если уж кто отказывался – сталкивали в снег и засыпали их по самую шею.
Выходили в тот день и на кулачки, кулачные бои. Это, как говорится, бои без правил, как сейчас лупят друг друга до полусмерти. Но тогда, раньше, было более гуманно: по правилам, нельзя было прятать в рукавицу что-то тяжелое, бить ниже пояса, по затылку, как сейчас. Словом, в любой схватке русскому бойцу следовало помнить о чести, не терять голову.
Сходились на реке, бились сам на сам или стенка на стенку. Ну да ладно, бог с ней, с Масленицей, сейчас еще я несколько слов скажу, а потом уже перейдем к воспоминаниям.
Мы будем отмечать масленицу, в воскресение Прощеный день и окончание Масленицы перед постом. Будем печь блины, а сегодня мы ходили на рынок, прикупили кое-что к блинам.
Я очень люблю блины с селедкой и с лучком завернутые, с салом почему-то люблю, может, оттого что у меня дед был из Чернигова, то есть, хохол – хохлы-то, они очень сало любят. И говорят, холестерин – а что же у них холестерина нет ни у кого, хохлов? У нас давеча хохлы работали с утра до ночи, такие подтянутые, здоровые ребята. Сало едят и горилку пьют. Я тоже сало люблю завернуть в блин.
Вот, мы походили там туда-сюда по рынку, еще купили кое-что, сметаны, творогу, и пошли домой через железнодорожные пути.
Очень у нас неудобно ходить на рынок – просто очень опасно, особенно пенсионерам. Перехода рядом нет, вот и ползут старушки как муравьи через две железнодорожных линии: на Уваровку и вторая на Минск, я по ней ездил, я потом расскажу, как было дело.
Никто же из богатых людей-то не ходит на Кунцевский рынок, где подешевле. А пенсионеров малоимущих – он выручает, там можно купить все, неторопясь походить, посмотреть, чем торгуют.
Но я вспоминаю другие рынки, в Новосибирске, в Омске. Хоть в те времена особенно не поощрялась частная или ее называли колхозная торговля, но на рынках все была: овощи, мясо и т. д. Оторвусь на минутку от рынков.
Я вспомнил один сюжет, когда мы жили в Новосибирске, приключилась у нас такая история. Как я уже писал, мы очень любили реку Обь – река замечательная, широкая и полноводная. На реке были довольно большие острова, на которых росло много черной и красной смородины, и очень много черемухи, а также огромное количество грибов.
И вот, мы втроем – я, брат и еще один мальчик – ничего не говоря родителям, сели на пароход и поехали на острова, вниз по течению за ягодами. Километров, наверное, 15 отъехали от города, а может, и больше. Напротив острова причал, пароход остановился, мы с него сошли на берег.
Местный рыбак на лодке перевез на остров. На острове целый день. К вечеру должен пароход проходить к городу, и мы рассчитывали на нем вернуться домой.