© Барабанов, А.Б., текст, 2023

© Издательство «Наш мир», оформление, 2023

Обычно предисловие пишут после того, как книга написана. А у меня все будет наоборот. Вот Андрей вчера позвонил и говорит:

– Папочка, может, тебя заинтересует такое дело?

Я спрашиваю:

– Какое такое дело?

– Ну я не знаю, я вот хотел бы, чтоб ты книгу написал, свои воспоминания, а я ее издам в хорошем переплете, и будем вручать на твое 80-летие всем родным, близким и знакомым.

Ну вот дети у меня думают, что я на пенсию вышел и очень скучаю – как будто мне делать нечего, я сижу, и вот у меня уже вроде трудовая деятельность закончилась, и нет никакой трудовой деятельности, и меня надо, чтобы я подольше пожил, загрузить какой-то интересной работой. И вот дочь загружает. У меня двое детей – сын и дочь. Все они уже взрослые люди, и вот заботятся – как бы отец от скуки не потерял интереса к жизни. Вот и говорит Андрей:

– Начнешь писать книгу, сразу у тебя появится интерес к жизни.

Но у меня вообще, откровенно говоря, и так интереса хватает. У меня и времени-то нет, чтобы я чего-то сидел и писал. Может, никто и читать не будет. Но он говорит:

– Это неважно, что не будут читать. Важно, что ты будешь ее писать.

Я говорю:

– Да, хорошо, попробуем, ладно.

– Ладно, этого мало, ты давай подготовь сетевой график работы над книгой, когда какие у тебя сроки, и чтоб к марту 2014 года ты книжку написал. Вот так сразу быка за рога. Дал согласие, полезай в кузов.

Вот и дочь тоже такая, она все план составит, а в основном этот план выполнения для меня. Она и для себя, конечно, его составляет. Вот такие дети. Они думающие и дают родителям теперь всякие советы, как жить, как думать, как что делать и т. д., и т. д. Вот я думаю, предисловие к моей книжке на этом может и закончиться, или я еще должен, как он называется, написать, какое-нибудь придумать такое, в начале книги печатается с правой стороны. И вот я помню, Пушкин, ли, написал это: «И ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет. Он бежит себе в волнах на поднятых парусах…»

И вот мой жизненный корабль к берегу-то уже и причаливать должен. Там все эти разные наши поэты великие, и тоже мудрствовали, Маяковский, например: «Любовная лодка разбилась о быт», и т. д., все из-за любви, но непонятно, как любовь может разбиться о быт. Любовь – это дар божий, святое чувство, а Маяковский значит, по-настоящему не любил. Господь не дал, поэтому и кончил плохо.

Так что начнем свои воспоминания:

Муз. Давида Тухманова

Слова Гильена Н.

Перевод Тынянова.

Полагаю, пора перейти к своим воспоминаниям. Предисловие можно переработать потом. Я думаю, что вся моя книга будет разделена на несколько частей, связанные, с определенными периодами моей жизни и событиями, которые проходили у меня по жизни – встречи, разговоры, дела, и так далее.

Вот, я перехожу к первому сюжету, но до этого я должен несколько слов сказать, в каком положении я нахожусь сейчас. Нас трое, мы сидим на деревянных ящиках, вечером уже темно, перед нами горит костер, который Юра-китаец зажег. Он разломал три ящика, сложил и зажег. Пламя освещает лица еще двоих человек: Пети и Коляна. Мы сидим и бомжуем. Но никакие они не бомжи… Просто Юра-китаец, Петя и Колян выпали из современной системы, не смогли уловить момент, перестроиться, вот и опоздали к разделу пирога. Всю жизнь строили светлое будущее. Вот оно и наступило на ящиках в виде трепещущего пламени костра около платформы Рабочий поселок.

Юра-китаец – работник Мосфильма, занимался звукозаписью, участвовал во многих картинах. Колян ранее – Николай Иванович – работал в Госплане. А последний мой собеседник Петюнчик работал во Внешторге. Мы договорились, что каждый из нас должен рассказать историю своей жизни.

Я хотел бы начать с себя, потом перейду и к другим моим собеседникам. Как говорится, велика беда начало, для начала надо сказать о рождении и о детстве.

Родился я, по нынешним понятиям, довольно давно – в 1934-м году, по паспорту написано: село Александрово Рязанской области. Вообще-то, я родился не в селе Александрово, а в селе Редькино, потому что это единственное место, где был роддом… Почему получилось так, что я родился в селе Александрово? Потому что, когда меня привезли из роддома, председатель сельсовета и мой дед сидели за столом, поговорили немного и решили, так, родиться я должен в Александрово и что крестить меня будут в Александрово. Был конец мая, Григорий Иванович, председатель сельсовета, высокий старик, важный, представительный, седой, вид как у генерала и прихрамывал, хромал на одну ногу Они с дедом выпили, и выписали мне свидетельство о рождении метрику. Такая бумажка, даже и смотреть-то на нее жалко… Просто какая-то квитанция о моем рождении, и все.

Но село Александрово было довольно большим: сто пятьдесят дворов, церковь, заросшая густыми кустами сирени и жасмина. Церковь была поставлена так, что видно эту церковь было со всех сторон. Когда солнце вставало на востоке и освещало лучами крест, колокольню, крышу, купола, то все вокруг освящалось каким-то божественным светом. Как удивительно раньше умели строить, выбирать святое место без геодезии, без всяких там топографических карт. А построят храм, становится понятно, что лучшего места не найти. Храм виден издалека, с какой стороны не подходи.

Григорий Иванович, председатель сельсовета, уважаемый в округе человек. О нем говорили, что он раньше воевал с белыми и был ранен в ногу. Хотя знающие люди знали, что не был он в никакой Красной Армии, а грабили они поезда. Поскольку раньше на платформе у последнего вагона стоял охранник с винтовкой, то и ранили его в ногу в то время, когда они тюки с мануфактурой выбрасывали из вагона в поле.

Рядом с селом нашим проходила железная дорога, и был разъезд Зеленово. До разъезда от деревни было километра полтора. Внизу – речка, Листвянка называлась. Речка была перегорожена плотиной, около плотины – мельница. Мельник был зажиточный, довольно солидный человек, похожий на мельника из оперы Римского-Корсакова. У мельника была дочь красавица, юная девушка, но это уже другая история.

Железная дорога – «чугунка» называла ее бабка Маша. Не знаю почему – может, рельсы раньше были чугунные, или еще по каким-то причинам. Но разъезд был для нас таким тайным местом: почему-то один поезд стоял, другой его пропускал, и когда поезд шел мимо, то помощник машиниста спускался на последнюю ступеньку и бросал так называемый жезл. Это такое довольно большое железное кольцо с ручкой. Начальник разъезда в красной фуражке держал жезл, и помощник машиниста подцеплял его и поезд проходил мимо. Зачем они бросали эти жезлы, и что они с ними потом дальше делали, было для меня тогда совершенно непонятно. Это уже когда немного подрос, понял что к чему. Я потом, может быть, расскажу.

Дед мой в это время служил в церкви, был священником. Хотя мало мне было в то время лет, наверное, года два-три. Я помню, как дед собирался на службу в церковь. Там он служил, одевался в соответствующие, мне казалось, такие удивительные одежды, которые просто моего деда превращали в какого-то необыкновенного человека. Старушки в платочках шли к нему, прикладывались к ручке и просили: