А в соседнем доме девочка была, Зайцева Зина, и у нее был брат поменьше, лет 10, наверное, 12. Он дома живет-живет, потом раз – и убежит из дома. Вот исчез однажды он из дома, пропал, а моего приятеля Виктора, парень он крепкий, таскать начали в полицию. Следователь говорит:
– Вот вас видели последний раз, вы шли к Оби, вы его, наверное, утопили.
А мы еще пацаны были, а он самый старший. И следователь все приезжал и его спрашивал, где, куда делся этот Зая, Зайцев фамилия, а его Зая: Зая куда делся. А у него были приятели, такие же как и он бродяги, и они уехали на Дальний Восток из Новосибирска. Нашли его, но нервы трепали Виктору долго, вызывали без конца, что вы его утопили. А этот Зая сам, кого хочешь, утопит. О своих подвигах он в подъезде охотно рассказывал:
– Вот на путях сои вагон стоит, мы крышки внизу вагона откроем, и вся соя китайская высыпается под откос.
В общем, это были такие дети – послевоенные, отчаянные.
Мы ловили птиц, клетки делали, синиц ловили – надо же как-то развлекаться, особенно осенью. Клетки так – две ловушки с двух сторон, такая палка накручивается, птица садится, палка падает, и дверка закрывается, и синица оказывается внутри клетки. А в центре клетки посадят обычно синицу- самку, и она там свистит, и самцы прилетают как на мед – хоп – и попались. Кроме синиц и щеглов, чечеток ловили. Чечетки репейные червяков очень любили. На этом и ловились.
Этих птиц у нас скопилось очень много. Они по комнате летают и гадят везде. Мать говорит:
– Что вы напустили своих птиц? Почему они летают по квартире?
А мы говорим:
– Они сами вылетели из клетки или может в окно залетели.
А она говорит:
– Все-все, сейчас я метлой всех на улицу выгоню, – и откроет окно и всех этих птиц выгонит на улицу. Мы огорчались, но что делать.
Я вот помню все-таки, когда в деревне-то жил, какие-то воспоминания более плотные и больше остаются в памяти. Кроме собак, страстно я хотел иметь голубей. В деревне жил один парень – Кулек его звали почему-то (Кульков что ли он), и только у него были голуби. Я, наверное, уже это рассказывал… да, наверное, я уже это рассказывал. У меня не было голубей, я возьму за лапы курицу и трясу, а бабушка говорит:
– Понятно, почему она не несется?
А я думаю, что голубь перепутает, подумает, что это голубка и ко мне прилетит. Ну, конечно, курица-то оказалась ему не нужна, пусть петух занимается курицей, а не голубь.
И рыбу ходили ловили на Обь. Однажды даже нельма попадалась на донку, но это очень редко, обычно официальные рыбаки сети ставили. В них не только нельма, но и стерлядь. Для ловли всякой другой рыбы ставили корчажки такие плетеные из ивовых прутьев корзины, похожие на чернильницы-непроливашки. Эти корчаги привязывали к колу на мелководье, внутрь клали приманку. Утром корзины проверяли, и обычно в них набивалось очень много чебаков, подлещиков, язей и прочей белой рыбы.
Прошло много лет и я опять попал в Новосибирск. Бродил по почти родным местам, и раньше мне казалось все большим кругом: и дом большой, и стадион, и сосновый бор. Думал: «Неужели мы здесь жили». Жили мы весело и интересно, общались всей детской дворовой командой, которая жила в нашем доме, дружили мы со всеми ребятами.
А еще я мечтал велосипед, чтобы у меня был велосипед. В нашем дворе мальчик, у которого был велосипед.
– Ну, дай прокатиться, – я уже научился кататься на велосипеде, – ну, дай прокатиться.
А он такой гордый стоит, не дает:
– Ты сломаешь.
Иногда он катал на раме девочек. И передо мной возникла картина: парень стоит с девушкой и он держит велосипед, и они так мило разговаривают. Хороший, видно, художник нарисовал эту картину. И вот я думал, я б девочку Аллу на раму посадил и покатал бы, а потом мы вот так же стояли бы и разговаривали. А велосипеда нет – и все, ни у кого к тебе никаких интересов.
Долго просил купить велосипед и наконец, поехали мы на рынок, на толкучку и купили велосипед. Старший брат сел на него, поехал. Только доехали почти до нашего Заельцовского района и оп – какой-то парень схватился за велосипед: «Это мой велосипед, мой велосипед».
Милиционер подошел, посмотрел и говорит о пропаже этого велосипеда. Есть описание его, точно совпадает с этим велосипедом. Мы купили, оказывается, ворованный велосипед и у нас его отняли, не доезжая до дома.
Ой, я как расстроился, даже расплакался. Вообще раньше плакал иногда, хоть и старался быть мужественным, но это так меня огорчило. И отец говорит:
– Ладно, не плачь, следующий велосипед будет через месяц.
– Ну месяц – лето пройдет уже.
– Ну, ладно, купим, поедем, давай на следующей неделе поедем, купим.
Мать говорит:
– Вы хоть паспорт бы у него спросили, кто продавал-то, а то что же вы такие растяпы (лохи как сейчас говорят).
Поехали мы где-то через дня три и все: посмотрели документы у продавца, паспорт и т. д., купили этот велосипед. Он, конечно, собран был из старых запчастей, но тем не менее я на нем носился, сломя голову, и сколько раз я в столб летел кверху ногами и так далее, то без рук поеду, не держусь, то еще что-нибудь. В общем, весело. Только один раз девочку посадишь на раму и повезешь, а ребята дразнят: «Что ты с девчонкой связался?»
Еще мне очень нравилось ходить в Новосибирский театр оперы и балета. Красавец, большой театр, не уступает нашим столичным театрам. В те годы он только что был построен. Отцу давали талоны – книжечку, по ним можно было ходить без билета. И вот мы ходили в театр. И я там много слушал и смотрел: «Пиковую даму», «Лебединое озеро». Мурадели написал оперу «Дружба народов», там горцы что-то, я уж содержание не помню, но знаю, что ее обругали потом в «Правде».
Я был мальчик стройный и меня смотрели в балетную группу, в класс при театре. Говорят:
– Он староват, конечно, для начала, а так вообще бы надо бы ему заняться танцами. Есть у него задатки, слышит он ритмы и музыку чувствует.
Мама говорит:
– Иди, ладно, занимайся балетом, только ты учебу не запускай.
Между прочим в балетную группу на просмотр пришел сам, как-то меня тянуло это дело. Меня так опера «Евгений Онегин» поразила, когда я первый раз эту оперу послушал: ходят они там по сцене Онегин, Ленский, стреляют друг в друга. Я думаю, чего они друг в друга стреляют, чего бы им спорить из-за этой Татьяны, Ольга. Неужели стоит убивать друг друга из-за любви. У нас в деревне девок было пруд пруди, потому что всех ребят побили, а девки кровь с молоком, красавицы, в девках сидят, никто их замуж не берет. Татьяна унижается, пишет этому прохиндею Онегину, что очень любит его. Это письмо Татьяны я знал наизусть, а тогда я не понимал, что такое любовь. И вот, значит, чуть я не определился в балетную школу. Это сейчас если на меня посмотреть, я такой полноватый пожилой мужчина, а тогда я был мальчик аккуратный. Я тогда к молодой зубной врачихе ходил уже в Омске, она говорит своей подруге: «Смотри, какие ко мне стройные мальчики ходят».
Еще такая история случилась, как-то повлияла на мою психику. В нашем доме жила одна пара, такие дружные, ходили под ручку, они в кинотеатре перед кино выступали. Он играл на трубе, в небольшом оркестрике, а она отлично пела. Минут 20–30 перед началом сеанса они пели в фойе популярные песни, романсы, арии. Особенно мне нравилось, как она пела Хабанеру из оперы «Кармен». Они одевались артистично, модно, не так как мои родители. Отец ходил в военной форме без погон, в которой демобилизовался. Это потом ему в мастерской ширпотребе мясокомбината сшили костюм и шубу. А эти артисты всегда ходили элегантно одетые. А мы все по чердакам лазили, везде по крышам, как обычно, тайны все раскрывали. И вот однажды заходим на чердак, смотрим: веревки висят, белье сушится. А эта певица вроде стоит около белья. Мы думаем: ну, наверное, она белье вешает. И уже собирались уходить, потом посмотрели – мать честная, а она на веревке висит, повесилась. И с чего бы это? Вроде дружные такие были, и любили, под ручку все время. Мы оттуда убежали, взрослым сказали, приехали санитары и ее забрали. А вскоре уехал из города этот музыкант. Почему она так поступила, никто ничего так и не узнал, и на меня произвели глубокое впечатление. Эти моменты в детстве откладываются в психике.
