– Не знаю, – Оксана подала плечами. – Только этого… Атоса тоже надо было пристрелить. И палача. Оговорили и изуродовали девушку, сломали ей жизнь, а потом, когда она ей ничего другого, как стать авантюристкой не осталось, обозвали преступницей и убили.

– Но позвольте! – Болотов тонко улыбнулся. – Ведь автор же описывает ее путь с самой ранней молодости. Она соблазнила священника, заставила его совершить святотатство, довела до тюрьмы…

– Это автор так говорит, – фыркнула Оксана. – Мужики, когда женщину в постель затащат, всегда оправдываются, что это она виновата. Наверняка тот поп сам ее соблазнил. И воровать начал по собственной склонности. А на нее на следствии просто валил все, как на мертвую, чтобы себе наказание смягчить. А потом этот палач, который ей клеймо поставил – он же сам действовал, без суда. Он права такого не имел! Злоупотребление служебными полномочиями – убивать за такое надо!

Сначала один братец девушку в койку затащил, а потом другой ее за это железом прижег. А потом граф этот, Атос, мерзавец – сначала повелся на юбку, женился, никаких вопросов не задавая, а потом увидел клеймо и опять без всяких вопросов, без суда и следствия, велел повесить. И еще страдал так картинно – обманули его, как же! Пулю себе в висок не пустил, побоялся. Зато как приятно картинно страдать в присутствии друзей! Жертва! Ха!

Она дернула плечом и отвернулась.

– На ее месте я бы тоже озлобилась. Может, мстить горе-муженьку и не стала бы, но все равно…

– Но ведь она убила еще и Бэкингема, пусть и чужими руками. И отравила Констанцию Бонасье. И пыталась отравить Д"Артаньяна с товарищами…

– Бэкингема? Так она сделала это по приказу Ришелье, чтобы остановить войну Англии с Францией. Почему Ришелье во Франции считают великим человеком, а тех, кто выполнял его поручения, мерзавцами? Если ее казнили за то, что она подослала убийцу к Бэкингему, так и Ришелье нужно было убить вместе с ней. И Констанцию она по его приказу убила. Она же не могла ее из монастыря в тюрьму отправить.

Что ей делать оставалось?

Оксана помолчала.

– Ну, и еще она в этого Д"Артаньяна точно была влюблена. Да что вы, мужики, вообще понимаете во влюбленных женщинах? Она ревновала Констанцию, понимаете?

Вот и сошлось…

– То есть вы считаете, что ее казнили незаслуженно? – приподнял бровь Болотов.

– Да, именно, – твердо ответила Оксана. – Почему эти мушкетеры, на самом деле работавшие против своего государства и убившие кучу народа, его защищавшего, герои, а она преступница? Она-то, во всяком случае, работала только на Францию, а они прикрывали королеву-шлюху, да еще и предательницу, значит, выступали против того самого короля, которому приносили клятву верности. Мужику, тому же Рошфору, все, что сделала миледи, сошло бы с рук. Еще и героем бы выставили. А она виновата – потому что женщина. Как мужики могут простить бабе, что та в их дела вмешивается, да еще и на равных?

Она фыркнула.

– Молодец, подруга, – одобрила Сапарская. – Правильно мыслишь. Мужики – они все сволочи… ну, кроме некоторых.

Болотов с Ваграновым рассмеялись.

– Женщины всегда найдут повод, чтобы объединиться против мужчин, – сообщил Вагранов, вытирая навернувшиеся слезы. – Однако же, сударыня, у вас имеется весьма независимое мышление и умение не поддаваться стереотипам. Сразу видно, что математику вы изучали долго и вдумчиво, так что ум у вас вполне дисциплинирован. Нет, положительно, ни в какие гувернантки вы не пойдете. Князя Трубецкого, царствие ему небесное, отпели позавчера, через неделю, десятого октября, нового ректора выбирают. Баллотируются двое – профессоры Мануйлов и Дернов, причем победит наверняка Мануйлов. А он мой хороший приятель. Думаю, в университет мы вас как-нибудь да протащим.

– А я к тебе буду в гости ходить и профессоров смущать! – звонко рассмеялась Натали, подталкивая Оксану локтем в бок. – Только не слушай ты их. Серьезно говорю, княжна Олейникова – дама вполне респектабельная, хотя и требовательная.

И дети у нее на загляденье. И платит хорошо – восемьдесят рублей в месяц, и питание за их счет. А в университете они все бедные как церковные крысы.

– Вот видите, милая Оксана, сколько сразу у вас искушений, – улыбнулся Болотов.

– Только выбирай. Вот сейчас Олега вашего в чувство приведем, и все станет совсем хорошо. Подъезжаем, кажется?

Олег все так же лежал на постели, коротко и тяжело дыша и вперив бессмысленный взгляд в потолок. Болотов, проигнорировав вскинувшегося Крупецкого, подошел к постели, поставил на пол саквояж и наклонился к больному. Пощупал пульс, внимательно посмотрел на зрачки.

– Шок, – уверенно объявил он. – Просто сильный шок. Я боялся кататонического ступора – такое иногда случается, но пронесло. Причина шока непонятна, но как справиться со следствиями, я знаю.

Он вытащил из саквояжа пузырек с нашатырным спиртом, раскупорил – по комнате разнесся сильный аммиачный запах – и поднес к лицу Олега. Несколько секунд ничего не происходило, потом Олег внезапно вскинулся на кровати, едва не выбив пузырек из рук врача.

– Почему я? – громко спросил он. – Неужели во всем нашем мире не нашлось больше никого на роль Эталона?

Он осекся и снова упал на кровать. Но на сей раз его взгляд обрел осмысленность.

Он оглядел комнату, потом закрыл глаза.

– Ну-ну, – ласково сказал Болотов. – Все в порядке. Вы среди друзей.

Олег медленно открыл глаза и взглянул на него.

– Нет, – прошептал он. – Не в порядке. Далеко не в порядке. Этот мир… – Он замолчал.

– Что – этот мир? – осторожно осведомился психиатр.

– Вам незачем знать, – прошептал Олег после невыносимо долгой паузы. – Да и мне, по большому счету, тоже. Как же я хочу домой!..

– Олег, – осторожно потеребила его Оксана. – Ты как?

– Сердце колотится, – слабо улыбнулся он. – Наверное, адреналина с поллитра в кровь выплеснулось. В остальном я в порядке. Ох ты, сколько вас тут собралось!

Что-то не так?

– Ты не так, – шмыгнула носом девушка. – Лежал, ничего не отвечал, ничего не говорил…

– Да? А… сколько времени? И какой сейчас день?

– Второе октября тысяча девятьсот пятого года от рождества Христова, – откликнулся Вагранов. – Пятнадцатое октября по европейскому календарю, если хотите. Почти час дня. Если вы в порядке, Олег Захарович, вставайте. Обедать пора.

– Ну уж нет! – откликнулся Болотов. – Я бы как раз порекомендовал полежать, передохнуть. Что вызвало у вас такой шок, господин Кислицын? Что-то случилось ночью? Кошмар?

– Кошмар начался два месяца назад, – Олег натянул на себя одеяло и отвернулся к стене. – Но только сегодня ночью я, наконец, осознал это в полной мере. Господа, я очень признателен вам за участие, но сейчас мне хотелось бы остаться одному. Я должен кое-что осмыслить.

Оксана прикусила губу и взглянула на Болотова. Тот кивнул.

– Господа… и сударыни, пройдемте в соседнюю комнату. Пусть господин Кислицын немного придет в себя.

– Что-то странный он у тебя какой-то, – в смежной комнате Натали осторожно опустилась на табуретку, предварительно опробовав ее прочность, постучав по сиденью. – Он всегда такой или только сегодня?

– Смею вас заверить, сударыня, Олег Захарович вполне вменяемый человек, – сухо заметил Вагранов. – Немного не от мира сего, но разумный и рассудительный. Миша, что скажешь?

– Что уже сказал, – пожал плечами Болотов. – Сильный шок по непонятной причине.

Такой с людьми случается от сильных потрясений. Панический страх, например, может приводить к подобному состоянию в качестве реакции. Некоторые наркотические вещества наподобие опиума тоже способны дать такой эффект. Но вчера вечером, сударыня, – он испытующе посмотрел на Оксану, – с ним все было в порядке?

– Да, совершенно, – кивнула та. – Мы… ну, в общем, он засыпал совершенно нормальным. А утром я проснулась, а он… – Девушка снова хлюпнула носом.

– Понятно, – Болотов прошелся по комнате. – Любопытную фразу он произнес, когда очнулся. Про "наш мир" и эталоны. С учетом того, что нам известно про его прошлое, можно…