– На всех инструментальных мебельные стенки производить? – скептически поинтересовался Шварцман. – Не многовато ли настругают?

– Не многовато, – отмахнулся Олег. – Стенки, диваны, мебель, телевизоры, в конце концов…

– Ты представляешь, какая это гигантская работа? – Бирон искривил уголок рта. – Я имею в виду, план переделать. Даже годовой, не говоря уж о шестилетнем. Да в Росплане асушники просто застрелятся!

– Вот к тому-то я и веду! – торжествующе поднял палец Олег. – Нафиг план, хоть годовой, хоть шестилетний. Все равно никогда ни один толком не выполнялся.

Приписки, брак, вал всякой дребедени, никому реально не нужной уже через год после верстки плана… Не дети малые, в конце концов. Пусть сами думают, что и как производить и что кому нужно. Сами думают, сами производят, сами продают. А взамен мы позволим предприятиям самостоятельно распоряжаться частью выручки.

Скажем, тридцать процентов – на собственные нужды.

Бегемот присвистнул.

– Ну, ты даешь, друг милый, – задумчиво произнес он. – Ты, никак, капитализм у нас внедрить хочешь? Похоже, ты всерьез несчастный Путь Справедливости сворачивать намерен…

Олег пожал плечами.

– Да Путь Справедливости давно уже сдох в тихой агонии. Кто в него верит, кроме политинформаторов, которым по должности положено? Сколько анекдотов на этот счет в народе ходит, думаю, сам знаешь. А когда над идеалами начинают смеяться в голос, считай, их больше нет. Да и потом, что было хорошо полвека назад, не обязательно правильно сегодня. И технологии новые появились, и население куда более грамотное в среднем, и политическая ситуация уже совсем не та…

– Да, материк сейчас наш полностью, – согласился Шварцман. – Только политическую ситуацию это не меняет. Пока существует Сахара с ее эксплуатацией…

– Мы не на митинге, Павел Семенович, – поморщился Олег. – Чернокожий пролетарий давно живет лучше нашего, пусть его эксплуатируют, а наш – как бы свободно трудится. Думаю, девять наших из десяти с радостью на такую "эксплуатацию" согласятся. Особенно если деньги платить будут, на которые на рынке можно барахлом затариться.

– Как только все на черный рынок устремятся, там сразу цены вырастут, – хмыкнул старый начальник канцелярии. – И ничего на повышенную зарплату купить не удастся.

– В Сахаре весь рынок белый, – отмахнулся Народный Председатель. – На черном разве что наркоту продают да оружие. У нас так же должно быть. Давайте не станем все в кучу валить, ладно? Вот что я предлагаю, – он выдвинул ящик стола и вытащил из него толстую пачку бумаг. – Это, Пашка, тот список предприятий, что ты мне месяц назад готовил. Полистал я его на досуге, почеркался карандашиком – странная картина получается… Сейчас мы о ней поговорим, но сначала, Павел Семенович, расскажите мне что-нибудь интересное про то, чем вы занимались в последнее время. В свете прорабатываемого нами "Ночного танцора", разумеется.

– О, тут картина достаточно интересная получается, – Шварцман нахмурился. – За время моего отсутствия сложилось три весьма многообещающих неформальных группировки, копающих под Смитсона, Ведерникова и Шиммеля. Судя по всему, эти господа не только вообразили себя феодальными баронами, которым и Нарпред не указ, но и в своих собственных вотчинах начали наступать людям на больные мозоли. К тебе, Олег, эти недовольные никакого особенного пиетета не питают, но с ними можно договариваться. Итак, в министерстве сельскотоварного производства можно особо отметить неких Баранова и Хуаноса…

Здание правительства, кабинет Народного председателя – Это просто чушь какая-то! – Ведерников звучно хлопнул ладонью по бедру. Ярость в голосе директора Комитета тяжелого машиностроения очевидным образом мешалась с растерянностью. – Господин Народный Председатель, я не знаю, кто из ваших так называемых экспертов готовил это предложение, но я должен категорически и однозначно заявить: предприятия в этом списке являются крайне важными для…

– Да ни для чего они не важны! – в первый раз за время заседания Олег повысил голос. – Михаил Хуанович, я бы попросил вас сесть на место и успокоиться. Вы ведете себя как дите малое! В справке ясно указано, что все эти предприятия играют незначительную роль в производственных цепочках, а их продукция в основном скапливается на складах. Объясните мне, для чего, например, народному хозяйству требуется в год пятьдесят тонн станин для… – он заглянул в бумагу, – фабельных станков? У нас что, такой острый дефицит катализирующих сердечников, которые на тех станках вытачиваются? Этих сердечников, в лучшем случае, три сотни в год всего нужно, а на выточку одного такого требуется максимум день. Эти никому не нужные станины складируются в ящиках прямо под открытым небом, а через год-другой идут в переплавку как железный лом.

– Но в плане стоит…

– В план станины в таком количестве поставили три года назад. Кретин, который это сделал, наверняка думал не головой, а задницей. Вы поручитесь головой, что сегодня каждый килограмм этих станин жизненно важен для народного хозяйства?

Вообще, господа, – Олег обвел членов Кабинета тяжелым взглядом, – по изучении предмета я должен заметить, что обновление ассортимента продукции предприятия раз в десять лет не способствует гармоничному развитию народного хозяйства.

Полагаю, настало время радикально пересмотреть наши методы управления и понять, каким образом можно сделать их более гибкими и соответствующими нынешним реалиям.

– Но при чем здесь мои заводы? – Ведерников аж вскочил на ноги от возмущения. – Я прекрасно знаю, кто, что и для чего производит! У меня нет лишних производств…

– Это вы так говорите, – оборвал его Олег. – А вот эксперты, привлеченные канцелярией, полагают иначе.

Наступила мертвая тишина. Народный Председатель в упор смотрел на директора Комтяжмаша, пока тот не опустил глаза. Остальные присутствующие неспокойно зашевелились.

– Итак, господа, – Кислицын прокашлялся. – Информирую, что я санкционировал общую ревизию основных фондов. В ближайшие три-четыре месяца проверяющие канцелярии и Министерства общественных дел совместно проведут изучение состояния дел в народном хозяйстве, особое внимание уделяя предприятиям из розданного вам списка. На тех предприятия, которые, по мнению экспертов, действительно не являются важными для нашей экономики, будет проведен эксперимент по частичному переводу их на хозяйственный расчет. Это не означает – повторяю, не означает! – что мы собираемся предоставлять им полную свободу экономических отношений, отпуская в плаванье по волнам анархии. Мы всего лишь проверим, насколько дееспособны окажутся отдельные производства в условиях предоставленной им относительной свободы.

Он звучно припечатал ладонью по столу.

– Тут уже не раз прозвучала мысль, что речь идет чуть ли не о предательстве идеалов народной справедливости. Чушь собачья! Справедливость не является помехой для самостоятельности. Полвека назад, во времена индустриализации, жесткий план развития был необходим. Разрушенное войнами государство нуждалось в твердой руке, чтобы выжить. Но сейчас другая ситуация. Нужно уходить от уравниловки, давать людям стимул трудиться…

– Вот пусть бы и соревновались за вымпелы! – проворчал Смитсон. Министр сельскотоварного производства выглядел более угрюмым, чем обычно. Его маленькие заплывшие глазки уперлись в стол, не поднимаясь на Нарпреда. – У меня в сельпрозах…

– У вас в сельпрозах, Иван Васильевич, – оборвал его Олег, – работники соревнуются не за вымпелы, а кто с утра пораньше первым до бутылки доберется. Вы сначала страну накормите, а потом уже себя в пример приводите. Это из-за вас мы нефть с газом в Сахару гоним, из-за вашего неумения производство организовать.

Без кучи импорта мы обойтись можем – без колготок джезаирских, без сапог кирхских на манной каше, без мебели кухасской – а вот без еды не обойдемся. И именно из-за вас любое уменьшение объемов нефтеэкспорта для нас смерти подобно.