Среди тех, кто нашел в себе силы жить – точнее, существовать, как с горькой улыбкой шутили в то время – ученых первого поколения осталось не так много. На внешние исследовательские станции обычно отправлялся цвет научного мира, достаточно увлеченный своими изысканиями, чтобы проигнорировать опасности межзвездных путешествий, и достаточно асоциальный, чтобы не огорчиться потерей контакта с родными и близкими. Однако их дети и внуки, не подвергавшиеся жесткому отбору, блистали способностями не более, чем аналогичные по размерам группы случайно отобранных индивидов на Земле. Среди них тоже попадались яркие личности и выдающиеся умы, но они не делали погоду в целом. Процентное соотношение "субстрата" в общей человеческой массе поднялось до отметки, пугающей даже обычно бесстрастных искинов.

Из-за потери большого количества ученых первых поколений продвижение общин по пути познания серьезно замедлилось, а в некоторых направлениях прекратилось вовсе. К счастью, лаборатория вихревых полей на "Эдельвейсе", основанная в свое время Ройко Джонсоном, почти не понесла потерь. Коллектив лаборатории, переживший смерть отца-основателя, всерьез сосредоточился на психологическом тренинге, призванном не допустить бессмысленной гибели своих членов. Ученые полагали, что дальнейшее выживание человечества зависит от них (и, как показало время, они не ошибались), так что сочли недопустимым позволять эмоциям влиять на свою работу…

Олег постучал в тяжелую дубовую дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, решительно толкнул ее. В осеннем полумраке кабинета, разгоняемом только парой тусклых электрических лампочек в хрустальной люстре, он не сразу разглядел сидящего за массивным ореховым бюро хозяина.

– Входите!.. – произнес Витте, поворачивая голову к двери. – А, это вы, господин Кислицын. Доброе утро. Разве доктор не приказал вам лежать в постели?

– Спасибо, Сергей Юльевич, но я уже два дня в постели, – Олег прикрыл за собой дверь и подошел к бюро. – Однако если вы предложите мне присесть, я не откажусь.

– Да, присаживайтесь, – граф слегка нахмурился. – Но чаще всего люди вашего положения обращаются ко мне "ваше высокопревосходительство" или "ваша светлость".

– Если вам это важно, я могу обращаться к вам хоть "ваше величество", – внутренне замерев от собственной наглости, произнес Олег. Я же его спас, верно?

Вряд ли он прикажет выкинуть меня из дома. Хотя проверять свои способности по контролю над другими людьми можно было бы и на других птичках, м-да. – Не суть важно. Наш разговор, господин граф, пойдет о вещах, жизненно важных для России.

Я надеюсь, что могу отвлечь вас от дел на час-другой?

– Жизненно важных для России… – медленно проговорил Витте. – Сударь, я обязан вам жизнью, а за это час или два времени – не слишком высокая цена. Но я хотел бы заметить, что мне достаточно часто приходится разговаривать о подобных высоких материях с самыми разными людьми. И, к сожалению, должен заметить, что чаще всего соображения моих собеседников варьируются от банальных до откровенно глупых. Что заставляет вас верить, что вы являетесь исключением? Или… Вы занимаете должность чиновника по особым поручениям при господине Зубатове, не так ли? Правильно ли я понимаю, что вы хотите передать мне какие-то его соображения? И, кстати, что там за глупая история с моим якобы внебрачным сыном?

– Нет, Сергей Юльевич, – покачал головой Олег. – Я не хочу передавать вам соображения Сергея Васильевича. Думаю, если у него таковые появятся, он и сам их передаст без постороннего участия. Да и историю с внебрачным сыном я выдумал только для того, чтобы добиться с вами аудиенции. Речь пойдет о моих собственных соображениях. Видите ли, я – из другого мира. Марсианин, если угодно. И мне как марсианину хорошо видны некоторые моменты, которые вы в силу привычки просто не замечаете…

– Сударь, с вами все в порядке? – взгляд графа внезапно стал напряженным и отчужденно-холодным. – У вас нездоровый вид. Думаю, вам все же следует прилечь и отдохнуть. Мы продолжим наш разговор в другой раз, а пока, я думаю, нужно вызвать доктора Довла…

– У меня вполне здоровый вид, господин граф, – бесцеремонно перебил его Олег. – Я удостоверился в этом перед тем, как пойти к вам. И я вовсе не сумасшедший. Как думаете, смог бы сумасшедший стать чиновником Московского охранного отделения?

Или вы полагаете, что это следствие позавчерашней контузии? Как бы то ни было, я уже сказал, что не отниму у вас более двух часов. Даже если я действительно чокнутый, максимум, что вам грозит – это смертельная скука. У меня, к сожалению, нет времени на обходные пути. В противном случае вы бы вступили в этот разговор куда более подготовленным к восприятию моих слов.

Он прокашлялся и потер глаза. Все-таки голова кружилась. Может, следовало отложить на день-другой? Ладно, сейчас уже поздно. Если я выйду из этой комнаты, то обратно в нее уже не вернусь никогда.

– У меня к вам предложение, господин граф. Я даже не стану настаивать на полных двух часах беседы. Я выдам вам монолог минут на пятнадцать-двадцать, и если по его завершении вы все еще не заинтересуетесь, я встану и уйду. У меня, знаете ли, тоже нет желания попусту тратить свое время. Договорились?

Несколько долгих секунд граф долго смотрел на Олега. Его пальцы нервно поглаживали столешницу возле колокольчика. Потом он откинулся на резную спинку своего деревянного кресла и вздохнул.

– Бог с вами, господин Кислицын. Вы действительно не похожи на сумасшедшего. Не что чтобы у меня имелся опыт общения с умалишенными, но… Почему-то я вам верю.

Не в том, что вы марсианин, разумеется – это ведь просто метафора, фигура речи, я правильно вас понял? В общем, я вас слушаю.

– Метафора, – согласно кивнул Олег. – Я и в самом деле совсем не марсианин. Есть подозрение, что моя родина находится много дальше. Но о моем происхождении мы поговорим как-нибудь в другой раз. Сейчас – к делу. Итак, в течение последних примерно двух месяцев я с большим интересом изучаю жизнь вашей страны. И ваше правительство в моих глазах очень походит на нерадивого кочегара, который наглухо завинтил предохранительный клапан и старательно делает вид, что не замечает темных личностей, подкладывающих под этот котел динамит… Взять ту же Думу, к выборам в которую сейчас якобы идет подготовка. Это же смех на палочке!

Сколько по нынешнему проекту в стране имеющих право голоса? Два процента населения? Три? Такой подход только озлобит остальных. Какой идиот вообще составлял этот проект?

– Ну, Булыгин хороший и честный человек, – извиняющимся голосом произнес Витте.

– Он действительно имел в виду общественное благо. Увы, широко мыслить он так и не научился даже на посту министра внутренних дел. Однако же вы, если я правильно понимаю, выступаете за всеобщее избирательное право?

Час спустя, когда большие часы с кукушкой пробили двенадцать, Витте взволнованно расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Олег, облокотившись на страшно неудобный жесткий подлокотник, молча наблюдал за ним. Внезапно граф, резко остановившись, в упор взглянул на Олега.

– Итак, господин Кислицын, вы полагаете, что радикальные реформы неизбежны?

Правильно я вас понял?

– Абсолютно, – кивнул Олег. Судя по всему, его особые способности действовали, и действовали очень неплохо. Графа явно что-то распирало изнутри, и требовалось лишь немного времени, чтобы он сам выложил все как на духу. – Либо вы начинаете проводить их сверху, либо они начинаются явочным порядком снизу. Судя по предпринимаемым вами в настоящий момент действиям, вы и сами прекрасно это понимаете. Те четыре или пять миллионов промышленных рабочих, что уже существуют в империи, это не такая большая сила, но в умелых руках они вполне могут послужить катализатором переворота. И таких умелых рук, судя по всему, предостаточно. Еще раз повторю – вам срочно нужно тем или иным способом нейтрализовать заинтересованные в смене власти слои населения. В первую очередь – слой торговцев, банкиров и богатых промышленников, обладающих большими финансовыми возможностями, но бесправных из-за идиотской политической системы, доставшейся вам в наследство из далекого прошлого. Вам напомнить историю Европы?