Еще пара открыток содержали такие же поздравления, больше, правда, почему-то похожие на сожаления. За каждым из этих поздравлений ощущалась улыбка, натянутая так сильно, что едва ли не было слышно, как скрипит рвущаяся кожа.

Полли стало мерзко. И хоть эти картонки были сухими и старыми ей вдруг показалось, что ее пальцы липнут в них.

Единственная добрая открытка была от тетушки Зои, Гертруды Гримм из Льотомна. Как же она была не похожа на прочие поздравления! В каждой строчке, в каждой фразе читалось тепло. Гертруда искренне радовалась пополнению в семье. Тетушку очень позабавило, что первое слово, которое сказала маленькая Зои, было «Кашалот», и к открытке она присовокупила подарок: плюшевого кашалота в очках, которого назвала Мистером Умником, при этом тетушка пообещала, что будет присылать племяннице кашалотов на все дни рождения.

Полли окинула комнату взглядом: судя по забавным плюшевым жильцам спальни Зои Гримм, тетушка Гертруда сдержала обещание…

Две следующие открытки (обе – от прабабушки из Рабберота) представляли собой поздравления с днями рождения Зои, но больше походили, как показалось Полли, на проверку сердцебиения. По намекам и оговоркам, которые старуха даже не пыталась прятать между строками, проглядывала надежда, что девочке недолго осталось.

Содержание уже следующей открытки заставило Полли нахмуриться. Снова писала добрая тетушка Гертруда, но на этот раз повод был печальным. Гертруда Гримм выражала соболезнования брату и его трехлетней дочери. Насколько Полли поняла, мама Зои умерла от болезни или… тут было не совсем понятно, поскольку Гертруда использовала слово «проклятие». А еще она советовала брату отправлять все письма и открытки от родственников, не читая, сразу в камин.

Очевидно, он не послушался, поскольку уже следующая открытка – за авторством дяди Зои, Филлиуса Гримма, – таила в себе вкрадчивые надежды, что «уж теперь братцу ничего не мешает наконец обратить свое внимание на дочь почтенного господина Редгрейва» и «что траур ему не к лицу, тем более прошла уже целая неделя, и жизнь, как-никак продолжается».

Читая все это, Полли кипела от возмущения. Постепенно она начала понимать, что это за семейство и какие в нем в ходу нравы.

Еще четыре открытки от различных родственников несли в себе соболезнования, в которых не было ни капли сожалений: в каждой либо сквозило облегчение от того, что «чужачка» больше не станет мутить воду, либо содержались увещевания написать Маргарет Редгрейв, которая «все еще ждет от него письма». Старая глава семейства так и вовсе советовала внуку отправить Зои в приют, оставить Габен и вернуться в родовой особняк.

– Что за мерзкие люди… – проскрипела Полли. С каждой прочитанной открыткой она все глубже погружалась в черноту колодца жизни Зои Гримм, с каждым новым «Дорогой Бенджамин!» ей казалось, что стены и потолок комнатушки все ближе придвигаются к ней.

После «соболезнований» в паре открыток от троюродных теток и четвероюродных племянников следовали не только сомнения в том, что Зои удастся заслужить гордую фамилию Гримм», но и уверенность, что в ночь ее семилетия, «она все испортит», ведь в ней есть частичка «дурной крови».

Впрочем, предсказания «любящих» родственников-Гриммов, очевидно, не оправдались, поскольку уже в следующей открытке было поздравление для Зои от ее двоюродного деда, в котором тот уверял, что ни на минуту в ней не сомневался. Ему вторили еще несколько родственников, включая прабабушку.

Среди сквозящих лицемерием посланий затерялось лишь одно доброе. Разумеется, от Гертруды Гримм, которая выражала надежду, что у малышки Зои нет кошмаров после ночи ее семилетия.

– Прекрасно, – раздраженно пробормотала Полли. – Значит, просто родиться в этой семье недостаточно. Ребенку еще нужно заслужить свою фамилию!

В следующей открытке прабабушка Зои осуждала стремление Бенджамина вступить в ГНОПМ. «Гриммам не нужна кафедра. Гриммы не должны делиться с чужаками знаниями, которые передавались внутри семьи веками!» Впрочем, судя по хлынувшему далее потоку злорадства, членом научного общества Бенджамин Гримм так и не стал.

Следующая открытка не только удивила Полли, но и по-настоящему ее разозлила. Это было первое, лишенное осуждения послание от прабабушки. Старуха выражала гордость за свою восьмилетнюю правнучку: девочка лично поймала свою первую зубную фею, которая прилетела за ее молочным зубом. Глава семейства Гримм лично отнесла банку с дохлой феей, которую внук прислал ей, в зал трофеев, к прочим.

– Ничего, я отомщу за тебя, подруга. Вот увидишь, Зои Гримм поплатится за свое вредительство…

Дальше была череда скучных открыток: Зои девять, десять лет – ничего примечательного, если не считать несколько посланий, в которых говорилось, что семейство тревожит то, что девочке не нравится огнестрельное оружие. Дядя Бенджамина так и вовсе «посчитал своим долгом» выслать ему список правил и уроков на тему того «как приучить ребенка к пистолетам».

Далее, когда Зои было одиннадцать лет, в семействе Гриммов произошло нечто экстраординарное: в городе на крайнем севере убили одного из старейших Гриммов. Присутствие Бенджамина требовали для помощи в расследовании и мести.

Полли так и не узнала, чем закончилась история с местью, поскольку уже в следующей открытке тетя Гертруда писала о том, что была рада присмотреть за Зои и выражала надежду, что девочка навестит ее еще раз. Бенджамин Гримм и его дочь вернулись в Габен. Также здесь была и вторая открытка от Гертруды, отправленная лично брату, судя по всему, в то же время: в ней она писала, что ее беспокоят перемены настроения Зои и что она углядела в них такие же признаки пока что скрытого безумия, как и у ее матери. Она настоятельно советовала брату обратиться к доктору.

– Значит, это началось, когда тебе было одиннадцать…

Последовал ли Бенджамин Гримм совету сестры, Полли не узнала. Уже в следующей открытке (Зои недавно исполнилось двенадцать) родственники поздравляли его с изгнанием зайтгебера. Полли так и не поняла, кто или что это, но по тону поздравлений было очевидно, что отец Зои сделал нечто поразительное. Их с девочкой приглашали на ежегодную встречу всех Гриммов в родовом особняке.

Полли так глубоко погрузилась в историю жизни Зои Гримм, что и не заметила, как подобралась к концу стопки: осталось лишь три открытки.

В первой дед Бенджамина уверял его, что Крампуса не существует и что человек, который выдает себя за него, мошенник или сумасшедший.

Ну а во второй…

Писал один из кузенов профессора Гримма и обращался он напрямую к Зои: «Мы узнали о том, что случилось. Мы прибудем на похороны».

Полли поняла, что произошло.

– Тебе было двенадцать, когда его не стало…

На очереди была самая последняя открытка и, судя по тому, что чернила на ней не успели поблекнуть, написана она была недавно. Пришло это послание из Льотомна. Тетушка Гертруда просила Зои вернуться. Она не понимала, отчего Зои сбежала, ведь она была к ней так добра и все эти годы относилась к ней, как к собственной дочери. Гертруда умоляла Зои не забывать о лекарствах, посещать «того замечательного доктора» и быть осторожной. А еще – ни в коем случае не доверять поверенному ее отца из адвокатской конторы «Гришем и Томм». Закончила она словами: «Я надеюсь, ты будешь себя хорошо вести и постараешься не сходить с ума. Не забывай писать мне. Ты знаешь, что есть место, где тебе всегда будут рады, кроха. Помни это».

В самом низу стояла приписка. «По эпилогу» гласило: «И не вздумай искать Крампуса. Помни, что случилось с твоим отцом…»

В коробке из-под печенья больше ничего не было. Полли вдруг почувствовала, как разболелась голова – кажется, она слишком глубоко пробралась за обивку Зои Гримм.

«Ну что, ты довольна?»

Нет уж, чувство, которое переполняло ее, не имело ничего общего с удовлетворением. Теперь она знала, кто такая Зои Гримм, но она по-прежнему не понимала ее. Девочка, родившаяся в семье злыдней, для которых традиции превалируют надо всем остальным, потерявшая мать, а затем и отца. Почему она сбежала от тетки? Зачем вернулась в Габен? Что она делает?