Взгляд Полли переполз с жестяной банки, на крышке которой был изображен улыбающийся кашалот, на несколько пустых аптечных склянок.

– «Литий доктора Хоггарта в пиннетках для…», – Полли прищурилась, пытаясь разобрать мелкий текст на этикетке, – «…для подавления аффективных расстройств (со вкусом лимона и прошлогодней страсти).

«Аффективные расстройства – это ведь мании», – вспомнила она кое-что из рассказов доктора Доу.

Полли кивнула своим мыслям: в том, что Зои Гримм сумасшедшая, не было никаких сомнений, учитывая, что она вытворяла в городе. И вот, наличие у нее безумия только что подтвердилось.

Больше в комнате на первом этаже не обнаружилось ничего заслуживающего внимания, и Полли вышла в прихожую.

Она уже поставила было ногу на первую ступеньку, как тут откуда-то сверху раздался звук, который заставил ее замереть на месте.

Лязгнул металл.

Зубная Фея действовала молниеносно. Погасила фонарь и вжалась в стену. В ее руке снова появился «москит».

«Я все-таки здесь не одна?!»

Полли на цыпочках двинулась вверх по лестнице, вслушиваясь. Звук не повторялся, но чувство тревоги никуда не делось.

Выставив перед собой пистолет, она выглянула в гостиную.

Никого.

Полли простояла в тревожном ожидании, наблюдая за тем, как снег падает в дыру, казалось, целую вечность. А потом звук раздался вновь.

Сверху загудело, потом что-то лязгнуло, и все стихло.

Полли подошла к пролому и задрала голову. Разглядев, что стало причиной неведомого гула и лязга, она вздохнула с облегчением. Над домом проходила старая труба пневмопочты – когда по ней скользила почтовая капсула, труба тряслась, и ее опора шаталась.

Полли спрятала пистолет и вновь зажгла «штурм-фитиль».

Она уже собиралась вернуться вниз и изучить комнату Зои Гримм, но тут кое-что в гостиной привлекло ее внимание.

Всю стену слева от лестницы занимало семейное древо, которое венчала лента с витиеватой надписью: «Древнее и почтенное семейство Гримм». На месте каждого имени размещался небольшой, размером с чайное блюдце, портрет в круглой рамке, отчего казалось, что многочисленные родственники Зои Гримм глядят на Полли через маленькие иллюминаторы. Круглая рамка в самом низу пустовала, словно кто-то не хотел или считал себя недостойным быть частью «древнего и почтенного семейства».

Полли снова оглядела гостиную: та не выглядела, как место, в котором собираются родственники – скорее, оно походило на место, которое каждый из членов семьи старательно пытается избегать. Еще бы: более неуютную гостиную представить достаточно трудно, и если забыть о проломе в потолке и крыше, то чего только стоит это ветхое кресло, или не идущие часы, или пустой камин.

На стене над камином висела затянутая пылью картина в овальной раме. Полли подошла к ней, подняла повыше фонарь. На картине были изображены мужчина в клетчатом костюме-тройке и широко улыбающаяся светловолосая девочка с задорно торчащими хвостиками. С трудом Полли различила в ней черты женщины, которую встретила на лестнице в редакции.

Что толкает человека на плохие поступки? Что заставляет его стать злодеем? Дело в одном лишь безумии?

Полли опустила штурм-фитиль и обернулась. Перед тем, как изучить комнату Зои Гримм, она решила заглянуть еще кое-куда и открыла одну из выходивших в гостиную дверей.

«Кабинет мертвеца… – подумала она. – Джаспер бы так и сказал…»

Полли не просто знала, что автор рукописи «Крампус», которую она нашла в квартирке вора подарков, мертв, но именно его некролог и привел ее сюда.

Обнаружив имя профессора монстрологии на титульном листе «Крампуса», она отправилась в архив Тремпл-Толл, где и нашла заметку о «скоропостижной и безвременной кончине Бенджамина Эдварда Гримма в следствие трагичного несчастного случая». Коротенький некролог оканчивался словами: «Если вы хотите выразить соболезнования, можете сделать это, отправив письмо сожаления по адресу: Пыльная площадь, дом № 18».

Также в некрологе говорилось, что у профессора Гримма осталась двенадцатилетняя дочь. Судя по дате, указанной в газете, умер он чуть меньше пятнадцати лет назад.

В доме № 18 на Пыльной площади ничто не указывало на то, что здесь когда-либо жил еще кто-то, помимо профессора Гримма и его дочери. Полли посетила мысль: «Неужели Зои провела здесь все эти годы совершенно одна? Неудивительно, что она сошла с ума…»

Кабинет был небольшим и тесным – чем-то он напоминал лавку древностей.

«Джасперу бы здесь понравилось…»

Свет фонаря полз по корешкам книг, которыми были заставлены стенные шкафы. Повсюду стояли стеклянные банки: в зеленоватой жидкости внутри плавали какие-то бесформенные конечности с перепонками и когтями. Отдельную полку занимали выстроившиеся рядком скелеты похожих то ли на птиц, то ли на летучих мышей существ. Из-под потолка свисали сушеные рыбы жуткого и монструозного вида – на миг Полли показалось, что все они наблюдают за ней своими блеклыми серебристыми глазами.

На письменном столе развернулся рабочий беспорядок, словно хозяин кабинета отошел всего на минуту, вот только для него минута превратилась в вечность.

Очевидно, сюда давно не заходили: все было покрыто толстым слоем пыли. Полли могла понять Зои Гримм, ее чувства и ту боль, которую она, вероятно, испытывала, попадая в это место. Сама она так и не решилась зайти в комнатку во флигеле, где жила ее тетушка. Хотя сейчас она не смогла бы туда попасть даже, если бы захотела…

Полли вышла из кабинета и направилась к лестнице.

Спустившись на площадку, она замерла у двери. Снова прочитала табличку.

«Не входить! Здесь водится монстр!»

– Никакой вы не монстр, мисс Гримм, – прошептала Полли. – Вы просто очень одинокий человек, которого скорбь и безысходность свели с ума. Поверьте мне на слово, я кое-что знаю о настоящих монстрах.

Она толкнула дверь и вошла в комнату. Бледный свет штурм-фитиля вырвал из темноты то, чего она прежде не замечала. Тут и там были разбросаны плюшевые игрушки – и все они представляли собой довольно милых и забавных кашалотов в цилиндрах. Один был в очках, другой держал в плавнике трость, третий восседал на игрушечном велосипедике, еще парочка играли в шахматы… Судя по тому, сколько их тут было, незваная гостья поняла, что Зои Гримм испытывала к кашалотам весьма нежные чувства.

Полли шагнула на ковер и, стараясь не наступать на разбросанные по всей комнате вещи, подошла к кровати.

Разглядывая обстановку спальни, она будто бы знакомилась ближе с хозяйкой, узнавала ее все лучше. И тем не менее, ничто здесь не давало даже намека на то, что именно заставило Зои Гримм именно сегодня ступить на путь злодеяний.

На кровати лежала коробка печенья «Сладости Каминника». Коробка выглядела очень старой, и лицо улыбающегося Человека-в-красном на крышке почти стерлось.

«Там вовсе не печенье», – догадалась Полли.

Поставив фонарь на прикроватный столик, она открыла коробку.

– Хм…

Полли сняла перчатки и достала из коробки стопку открыток. Ее пальцы задрожали, в груди что-то щелкнуло. Она была близко… Так близко, чтобы подцепить обивку Зои Гримм и заглянуть под нее…

То, что Полли поначалу приняла за открытки, на деле оказалось кое-чем совсем другим – уже спустя пару минут она поняла, что в коробке из-под печенья хранилась… целая жизнь.

Полли изучила почтовые марки: открытки приходили со всего мира, из множества разных городов, но вот штемпеля… Все марки были гашены штемпелями с оттиском «Почта Гриммов», и Полли с удивлением подумала: «Неужели у них есть своя собственная служба сообщения?»

Коробочная жизнь Зои Гримм начиналась с открытки из Рабберота. Писала прабабушка Зои. Она сухо поздравляла Бенджамина с рождением дочери и высказывала уверенность в том, что наследница древнего и почтенного семейства Гриммов будет воспитана с соблюдением всех традиций, несмотря на то, кто ее мать. Также она надеялась, что правнучке понравится ее подарок (Полли не сдержалась и поморщилась) – трехголовая пиявка.