Женщина в пелерине достала из сундука плюшевую рыбу, маленькую заводную карусель, носатую маску с длиннющей улыбкой и наконец извлекла прямоугольный деревянный короб с резной крышкой.

– Это она… – прошептала незнакомка, и Говард увидел, как ее руки задрожали. – Я уверена, мистер Пибоди. Видите шильду? Что на ней выгравировано? Верно: «Коллоди». А значит, это она.

«Что? Коллоди? Я уже слышал это имя… Вот только где?»

Говард вытянул шею, пытаясь разглядеть странный предмет в руках женщины получше. Он не рассчитал и задел плечом стеллаж. Один из стоявших на нем щелкунчиков покачнулся и стукнул другого. А тот – следующего. И всего за миг деревянные челюсти игрушечных солдат начали дробно отстукивать.

Говард застыл и воскликнул:

– Ой!

Снеговик и его спутница уставились на него. Женщина в пелерине гневно прищурилась.

– Подглядывать нехорошо, – сказала она. – Как и подслушивать. Что ты слышал, коротышка?

Говард не ответил, развернулся на каблуках и ринулся прочь. Врезаясь в полки и ящики с игрушками, он побежал к выходу из лавки. За спиной раздавался топот преследователей.

Оказавшись возле двери, Говард схватился за ручку, повернул ее. Распахнул дверь и…

Тут его нагнали.

Женщина в пелерине ухватила Говарда за пиджачок. Он извернулся и ткнул ее своим острым носом.

– Ах ты мелкая дрянь!

Она разжала руку, и, освободившись от хватки, Говард рванул прочь из «Тио-Тио». Оказавшись на улице, он припустил в сторону старой больницы.

Преследователи остановились у дверей, глядя вслед беглецу. Женщина в пелерине остановила уже ринувшегося было в погоню снеговика, достала из сумки снежок, прицелилась. Пару мгновений она выжидала, следя взглядом за отдаляющимся коротышкой, а затем размахнулась и… короткий свист… бам!

Сбив котелок, снежок врезался точно в деревянную голову. Говард рухнул в сугроб.

Мистер Пибоди сорвался с места и бросился к подстреленному беглецу. Подбежав, он ухватил его за нос и оторвал от земли. Кукла задергалась в вытянутой руке снеговика, кулачки замельтешили по воздуху.

– Пусти, верзила! – завопил Говард. – Пусти мой нос, тебе говорят! Ты что, болван?! Я же человеческим языком говорю…

Он пытался вырваться, но в следующий миг сильные руки засунули его в мешок.

– Что?! – в ярости закричал Говард. – Меня?! В Мешок?! Я вас покусаю! Я вам отломаю носы! Выпустите! Выпустите меня! Я требую!

Но его требований никто не слушал.

– Моя шляпа! Верните мою шляпу!

Мешок на миг раскрылся, и внутрь засунули котелок Говарда. После чего куклу окутала темнота.

– Попался, – раздался голос женщины в пелерине. – Будешь знать, как подглядывать за Зои Гримм!

Мешок с Говардом внутри взгромоздили на плечо и куда-то понесли.

– Выпустите! – в отчаянии скулил Говард. – Я никому ничего не скажу!

Но, разумеется, ему никто не поверил.

***

Ох, уж эти глупые дети!

На что они рассчитывали? На то, что, если они оставят для него на карнизе окна или у дверей туфлю, полную конфет, то таким образом они его задобрят? Глупые дети с их глупыми традициями… Разве они не слышали, разве не знают, что ни Крампус, ни гоблины из его свиты не едят конфеты? Крампус и его слуги едят детей…

Из-за стены раздавалось приглушенное ворчание радиофора. Аудиодрама была в самом разгаре: бабушка главных героев как раз запугивала своих внуков жуткими рассказами о стылой заснеженной чаще.

Зои Гримм не было дела ни до страхов детей из аудиодрамы, ни о тех жутких опасностях, что их подстерегали. Она ненавидела эту историю: отец часами напролет переслушивал «Мешок Крампуса», пытаясь обнаружить в детской пьеске запрятанный ключ, который, как он рассчитывал, приведет его к самому Крампусу. Зои знала «Мешок» наизусть, и ее воротило как от приторных героев и напускной жути чащи, так и от выеденной ложечкой морали: будь хорошим, будь честным и добрым.

Нет уж, она не будет ни хорошей, ни честной, ни доброй. Добрые люди в этом городе бедствуют и живут, как крысы. Как взрослые, так и дети. Отец был хорошим – и теперь он мертв. Честная жизнь в Габене ведет к падению, недолгому полету и столкновению с брусчаткой…

Впрочем, сейчас Зои в любом случае была слишком занята, чтобы слушать трансляцию по радиофору, и к тому же ее все время отвлекали.

– М-м-м… м-м-м…

В углу каморки со сломанными шестернями сидел связанный по рукам и ногам Говард Бек; в его рот была заткнута скомканная грязная тряпка, а мистер Пибоди то и дело тыкал его в деревянную грудь зонтиком.

– Хватит! – велела злодейка, и снеговик нехотя оставил куклу в покое.

– Нам сейчас не до коротышки, – добавила она раздраженно. – Не терпится провести испытания штуковины!

Зои Гримм сидела на трехногом стульчике у стены и, используя одну из полок в качестве стола, вертела и крутила на ней короб, который украла из лавки игрушек. Она рассматривала его со всех сторон, даже переворачивала кверху ногами, и все равно не могла понять, как так вышло, что старуха Фрункель просто забыла о такой красоте и редкости.

В тонких гравировках и узорчатой резьбе, покрывавшей стенки, был изображен город: если приглядеться, можно было различить улочки и домики, окошки и дымоходы, черепицу и флюгеры. Крышка так и вовсе являла собой нечто невиданное: там, в переплетении терновника, проглядывали закрытые глаза – дюжина глаз. Даже винтики, скрепляющие короб, обладали фигурными шляпками – каждый являл собой миниатюрную улыбающуюся или плачущую рожицу. Все это частично скрывалось под слоем грязи и ржавчины, но творение истинного мастера было видно невооруженным глазом…

Зои от восхищения едва дышала. Не столько от вида этого диковинного предмета, сколько от осознания того, что именно она держит руках. То самое отличие простой старой вещи от вещи с историей ощущалось при каждом прикосновении. Зои мучил вопрос: «Как этот резной короб оказался у миссис Фрункель и скольких хозяев он сменил прежде, чем попасть в “Тио-Тио”?» Впрочем, если начистоту, сейчас у нее не было времени на подобные загадки истории.

– Ну что, попробуем…

Не без труда Зои высвободила фигурный крючок и открыла дверку на боку короба. Раздалось жужжание шестеренок, и наружу выдвинулся деревянный бутон розы. Он завращался по часовой стрелке, разворачивая лепестки, и спустя пару мгновений полностью «расцвел». В сердцевине цветка чернело круглое отверстие.

Зои выбрала из лежащих рядом гнутых ручек одну и попыталась втиснуть ее в отверстие. Не вышло. Тогда она взяла еще одну – результат тот же. Попробовала третью, и наконец штырь вошел в паз, встал в упор, внутри короба что-то щелкнуло. В тот же миг украшавшие крышку короба две дюжины глаз открылись, и из-под разъехавшихся век выдвинулись тонкие медные трубки.

Зои усмехнулась и бросила взгляд на мистера Пибоди – тот ободряюще кивнул. Тогда мисс Гримм крепко обхватила ручку и, собравшись с духом, принялась ее вращать.

Цилиндр внутри короба пришел в движение, меха наполнились воздухом. Из недр шарманки вырвались звуки едва угадывающейся мелодии, прерываемые хрипами и шипением.

Зои поморщилась.

– Проклятье… – Она отпустила ручку, и мелодия затихла.

Из угла раздался злорадный, заглушенный кляпом смех куклы.

Снеговик приблизился и навис наш шарманкой, сунув к ней свой длинный острый нос.

– Я не знаю, что с ней не так, мистер Пибоди, – сказала Зои. – Это старье пылилось у Фрункель много лет. Что? Конечно, я попытаюсь ее починить. Она нам нужна – без нее все рухнет.

Зои достала из кармана кожаный чехол с инструментами, который она загодя стащила у часовщика-настройщика башни. До сего момента она надеялась, что вскрывать брюхо шарманки не придется.

Зои перевернула короб кверху днищем и, счистив с него грязь, обнаружила крышку с изображением сердца. Отодвинула четыре крючка, и крышка со скрипом открылась.

Мисс Гримм поднесла лампу и заглянула внутрь.