Искра идеи жила. Сперва она едва тлела, но мистер Блохх руками мистера Грея понемногу подкармливал ее верной растопкой, время от времени подбрасывал щепки и сухие газеты. И искра росла – мистер Грей плел ее, пестовал, распаляя все сильнее. Он ощущал себя химиком, работающим с нестабильными реагентами: одно неосторожное движение, и прогремит взрыв.

Возможности для второй попытки у них не было. Нельзя перестараться, нельзя допускать грубых движений – это работа невидимыми спицами, каждая из которых в сотню раз тоньше швейной иглы. Все сорвется, стоит только хранителю идеи заметить чужое вмешательство. Если он поймет, что у хода его мыслей есть свои создатели, все развалится, как карточный домик…

Мистер Грей в нетерпении переминался с ноги на ногу. Почему так долго?

Это был тот самый момент. Когда все либо сорвется, либо подтвердится. Сейчас… сейчас… ну же…

В переулок въехал кэб.

– Поезжай… поезжай дальше… не останавливайся… – тревожно проговорил мистер Грей, глядя, как экипаж ползет мимо. Несмотря на все надежды мистера Грея, кэб остановился напротив двери дома № 7. Кэбмен посигналил, давая понять будущему пассажиру, что экипаж прибыл.

Мистер Грей гневно сжал руки в перчатках.

Этого не было в плане! Откуда здесь взялся этот экипаж? Кто его вызвал?

– Проклятье! Что происходит?

Спустя какое-то время дверь дома № 7 открылась. По дорожке к экипажу прошла высокая женщина в черном. Она забралась в кэб, и тот покатил прочь из переулка.

Мистер Грей боялся вдохнуть от напряжения.

Спустя пару минут дверь снова открылась, и на пороге показались доктор Доу и женщина в красной пелерине с капюшоном. Они о чем-то говорили – с такого расстояния мистер Грей не мог разобрать ни слова.

Доктор закрыл дверь, а женщина в пелерине подошла к ожидавшему ее снеговику. Она что-то ему сказала, после чего они двинулись в сторону вокзала.

Вскоре они исчезли из виду.

Мистер Грей ждал.

На почтовом ящике дома, возле которого некоторое время назад стоял снеговик, загорелись два светящихся глаза, а затем, взмахнув крыльями, в воздух поднялась большая черная птица.

Подлетев к ржавому аэростату на крыше дома № 8, она проникла в иллюминатор и уселась на спинку кресла пилота.

Мистер Грей, пытаясь унять дрожь в пальцах, приблизился к механической вороне и переключил незаметный тумблер у нее на боку.

– Что ты узнала?

Фонографические цилиндры внутри птицы-автоматона пришли в движение. Металлический клюв раскрылся, и из него вырвалось шипение – в нем зазвучал женский голос: «Вы не поверите, мистер Пибоди. Неожиданным образом я получила то, чего мне так не доставало. У меня появилась замечательная идея! Она вам точно понравится…»

То, что женщина сказала дальше, развенчало все опасения мистера Грея.

Им удалось… Искра не просто жила, она вросла в сознание жертвы, стала его неотъемлемой частью.

Это был важный шаг, впрочем, преждевременно радоваться не стоило. Пусть Зои Гримм и двигалась по проложенным для нее рельсам, этого было недостаточно.

– Самое время запустить на пути встречный состав. Столкновение неизбежно.

Мистер Грей спрятал механическую ворону в сумку и шагнул к овальному проему двери «Рокфорта». Все только начиналось…

***

Мистер Твуни сжимал штурвал так крепко, что скрипели не только его перчатки, но и костяшки пальцев.

И все же он не слышал этого из-за скрежета его аэрокэба, гула котла и воя ветра. Погода к вечеру ухудшилась, снег бил в лобовое стекло и залепливал иллюминаторы. Кронштейны, удерживающие оболочку, ходили ходуном, экипаж швыряло из стороны в сторону и все время казалось, что он вот-вот развалится на части. Стрелки датчиков на приборной панели дрожали у самой красной зоны.

Мистер Твуни дернул туда-обратно ручку слева от штурвала, и в тот же миг с лязгом закрылись и снова открылись наружные шторки, очищая стекла. На мгновение он различил мигнувший в небе фонарь на аэробакене.

Полеты над городом с наступлением темноты и ухудшением погодных условий запретили, и кэбмен за последние пятнадцать минут уже, вероятно, в сотый раз пожалел о том, что согласился доставить ту престарелую пару на границу с Сонн. Они выглядели вполне презентабельно, и мистер Твуни назвал им цену втрое выше обычной. В иное время он и не подумал бы лететь, учитывая обстоятельства, но… ему не хватало всего тридцать пять фунтов, чтобы купить в лавке у мистера Голсуорта тот чудесный гребень для Мэри.

Доставил пассажиров мистер Твуни без происшествий: тряска была едва ощутимой, метель вроде как улеглась, и он прекрасно видел навигационные огни на аэробакенах. Но вот обратный путь на Чемоданную площадь из просто неприятного «крен-штивания», «тангаж-шатания» и легкой качки быстро превратился в «Проклятье! Если я разобьюсь, Мэри так и не получит подарок на Новый год!»

– Нужно было следовать обратно на площадь по земле… – процедил мистер Твуни. – И зачем я только поднялся в воздух?!

Запищал топливный датчик – химрастопка заканчивалась. Котел едва справлялся, удерживать экипаж на заданном курсе становилось все сложнее…

Мистер Твуни прильнул к смотровому окну, пытаясь разглядеть промелькнувший огонек, но снег будто слизнул его. Кругом была лишь темнота да метель.

И тут он вдруг поймал себя на неприятной мысли: «А ведь аэробакены должны были опустить еще полчаса назад. Что же это тогда было?» Вряд ли в Саквояжне сейчас нашелся бы еще один безумец, решившийся поднять свою махину в небо.

И только он это произнес, как по правому борту загорелся свет.

Мистер Твуни повернул голову к иллюминатору и протер запотевшие лётные очки.

Рядом с ним в небе над городом кто-то был! Он увидел фонари. Скопление огоньков сосредоточилось на… кэбмен сперва не поверил своим глазам!.. алой оболочке экипажа, летевшего примерно в тридцати ярдах от него.

«Пожарные?!» – пронеслось в голове, и тут он заметил, что это никакой не экипаж.

Сквозь снег по воздуху летели большие сани: красные полозья с подкрученными носами и фигурными стойками, золоченые молдинги и орнаменты на бортах, несколько пропеллеров и пыхтящая бордовым дымом батарея выхлопных труб. За рычагами сидел…

– Не может быть…

Бесформенная груда в кресле, оказавшаяся огромной красной шубой, зашевелилась, и к мистеру Твуни повернулась голова в капюшоне с белой меховой оторочкой. Потрясенный кэбмен различил пышную белую бороду и большие лётные очки.

– Человек-в-красном!

Мистер Твуни потянулся к ручке, управляющей шторками, дернул ее, сбрасывая со стекол налипший снег, и…

За иллюминатором больше никого не было. Свет фонарей растворился в темноте и метели.

Кэбмен для верности снова передернул шторки и протер очки. Ничего. Сани и тот, кто сидел за их рычагами, исчезли.

– Мне же не почудилось?

Вместо ответа завизжали датчики. Экипаж тряхнуло. Скрежет стрингеров и ферм оболочки проник в кабину, и мистера Твуни прошиб пот.

Больше не протянуть! Нужно снижаться!

Кэбмен склонился над окулярами перископа нижнего обзора – наземные огни походили на искорки.

Пальцы мистера Твуни замельтешили, переключая тумблеры. Он схватился за располагавшуюся над головой рукоятку регулятора высоты и потянул ее вниз.

– Я должен приземлиться… – бормотал кэбмен. – Должен вернуться к Мэри…

Началось снижение. Непогода противилась, пыталась помешать ему вырваться из ее лап, но экипаж мистера Твуни фут за футом опускался к земле и вскоре он уже был над ярко освещенной улицей. Кэбмен узнал башенку над зданием суда – улица Семнадцати Слив!

Когда колеса кэба коснулись брусчатки, мистер Твуни с облегчением выдохнул:

– Не иначе сам Каминник помог мне! Маленькое новогоднее чудо для Томаса Твуни!

Кэбмен переключил режим управления в «наземный ход», и экипаж двинулся в сторону Чемоданной площади.

Ну а что касается Человека-в-красном, то к счастливому приземлению мистера Твуни он не имел ни малейшего отношения. У него были свои заботы. И к новогодним чудесам эти заботы также ни коим образом не относились.