Касаясь проблемы башкиро-монгольского противостояния, острая фаза которого завершилась летом — осенью 1236 года, невозможно не задеть тему покорения завоевателями Волжской Булгарии, тем более что часть северо-западных башкир, находившихся с булгарами в союзнических (но отнюдь не вассальных) отношениях, еще не ощутила на себе всю мощь монгольского натиска, и натиска этого долго ждать не пришлось. Осенью 1236 года началось массовое вторжение монголов на правобережье Итиля и в пределы Волжской Булгарии. Задачей войск южного крыла, находившихся под началом Гуюка и Мункэ, было проникновение в глубь половецких степей — в сторону Дона, Прикаспия и областей Северного Кавказа. Но следует сразу же оговориться: царевичи, переправляясь через Итиль, посматривали на север, дожидаясь сообщений о разгроме булгар. И лишь получив его, зимой 1237 года устремились к намеченным целям[104].
Необходимо подчеркнуть, что в отношении булгар монгольская дипломатия поработала так же активно, как и в отношении башкир, и отчасти добилась положительных результатов, недаром Юлиан по этому поводу сообщал: «Там (в Булгаре. — В.3.) было два князя: один князь со всем народом и семьей покорился владыке татар, но другой с немногими людьми направился в весьма укрепленные места, чтобы защищаться, если хватит сил» [38, с. 99]. Рашид ад-Дин, в свою очередь, даже назвал поименно булгарских владетелей, преклонивших колена перед Чингисидами: «Пришли тамошние вожди Баян и Джику, изъявили царевичам покорность, были [щедро] одарены и вернулись обратно…» [41, с. 38]. И вновь перед нами классическая, прямолинейная, но эффективная схема воздействия монголов на оппонента. Как и в случае с башкирами, они действовали по принципу: вы нас признаете в качестве властителей — мы вас одариваем… с той разве разницей, что через пару-тройку лет (1238–1239 годы) Баян и Джику «опять возмутились», а Субэдэю пришлось их усмирять. Но в 1236 году подавляющее большинство булгарской знати — воинственно настроенное и опиравшееся на мощное во всех отношениях войско — намеревалось монголам противостоять. Тем не менее как и в Башкирии, крупного полевого сражения между сторонами не произошло, а битва, описанная Рашид ад-Дином и расположенная в его сочинении в контексте монгольских завоеваний в Волго-Камье, представляет собой не что иное, как описание сражения при Шайо, случившегося весной 1242 года. Очевидно, что «башгурды», о которых там идет речь, и «булгары», представлявшие собой, по словам персидского летописца, «многочисленный народ христианского исповедания» [41, с. 37], никак не являются башкирами и булгарами в буквальном смысле слова — под ними Рашид ад-Дин в данном случае подразумевает, ничем не поясняя своих мотивов на этот счет, венгров и поляков.
Вторжение монголов в Волжскую Булгарию носило, впрочем, как все их подобные акции, главной целью которых было обеспечение безопасности северного фланга «кипчакского фронта» (ведь именно Дешт-и-Кипчак был основной целью завоевателей), молниеносный характер. Сосредоточив большую часть своих войск на булгарском направлении, монголы, создав подавляющее численное превосходство над противником, который к тому же «затворился во градах», надеясь в осадных боях пересидеть нашествие, всей невидимой доселе для восточноевропейцев силой обрушился на Волго-Камье. «Царевичи, — пишет Джувейни, — для устройства своих войск и ратей отправились каждый в свое становище и местопребывание, а весной выступили из своих местопребываний и поспешили опередить друг друга. В пределах Булгара царевичи соединились: от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные. Сначала они [царевичи] силою и штурмом взяли город Булгар, который известен был в мире недоступностью местности и большою населенностью. Для примера подобным им, жителей его [частью] убили [частью], пленили» [17, с. 258–259]. О трагических событиях, происходивших в тот год в Прикамье, повествует Лаврентьевская летопись: «В лето 6744 (1236 г.)… тое же осени приидоша от восточные страны в Болгарьскую землю безбожнии татары и взяша славный великий город Болгарьский, и избиша оружьем от старца и до унаго и до сущаго младенца, и взяша товаров множество, а город пожогша огнем, и всю землю их плениша» [32, с. 42][105]. В свою очередь, Юлиан, непосредственный свидетель событий, находившийся в это время на Руси, описывая завоевание Башкирии — «Великой Венгрии» монголами, свое сообщение о падении Волжской Булгарии не обособил от военных действий, которые те осуществляли в течение 1236–1237 годов в нижнем и среднем течении Итиля, в том числе на его правобережье. По словам Юлиана, «завладев ими (башкирами. — В.3.) и обратившись к западу, [татары] в течение одного года или немного большего [срока] завладели пятью величайшими языческими царствами: Сасцией, Фулгарией, взяли также 60 весьма укрепленных замков, столь людных, что из одного могло выйти пятьдесят тысяч вооруженных воинов. Кроме того, они напали на Ведин, Меровию, Пойдовию, царство морданов» [1, с. 264][106].
Отсутствие в официальных источниках сведений о сопротивлении северо-западных башкирских племен — юрми, байлар, буляр и других, населявших земли по Ику и Мензеле [28, с. 318–329], которые, согласно преданию «Биксура», еще в 1232–1233 годах оказали булгарам помощь в отражении крупного рейда монголов, не означает, что их не коснулось очередное вражеское нашествие, волны которого после уничтожения главнейших городов Волжской Булгарии докатились и до района среднего течения Камы. Возвращаясь к легендарному повествованию о батыре Биксуре (а в этом случае нельзя в очередной раз не отметить поразительного соответствия эпического материала материалу исторических источников хотя бы в той его части, где сообщается об интервале между случившимися вторжениями монголов), следует подчеркнуть, что определенная часть знати племени байлар, к которой относился герой предания, попыталась оказать сопротивление завоевателям. «Года через три, — вещует Сказитель, — Батый-хан снова направил большое войско в страну булгар[107]. Биксура со своими егетами снова поднялся на борьбу. В одном из сражений его тяжело ранило. Со своим другом Ахметом он скрылся в лесах горы Тикей. Спустя какое-то время силы покинули Биксуру, и он скончался. Это было в том месте, где сейчас находится кладбище деревни Ново-Ахметово. Ахмет похоронил друга, а сам на том месте обосновался. Когда вражеские войска ушли, Ахмет взял под свой кров оставшихся сородичей Карагай-атая (отца Биксуры. — В.3.) и построил новый аул» [6, с. 166–167].
Действительно, Биксуре и его соплеменникам вновь пришлось отражать вражеское нашествие. Не исключено, что в составе облавных кошунов находились и башкирские чамбулы, подчиненные, возможно, тому же Муйтэн-бию[108]. Не стоит гадать, было ли так на самом деле или нет, но в перехлесте событий того сурового и трагичного для башкир 1236 года два эпических героя — Муйтэн-бий и Биксура — гипотетически вполне могли встретиться на поле боя, скрестив мечи в яростной схватке… причем чисто из практических целей монголы использовали своих вассалов усерген против пока что еще не покоренных байлар. Завоевателям, добравшимся до глухих таежных урочищ Чулманидели, были необходимы проводники и переговорщики из числа башкир, уже признавших власть великого каана, и поэтому нельзя исключать их участия в увещевании проживавших там племен юрми и байлар. Монголы, ворвавшись на любую территорию, подлежавшую подчинению и на которой они активнейшим образом проводили политику террора и насилия, в то же время не упускали возможности договориться с отдельными областями или городами о добровольном изъявлении покорности. Надо сказать, если покорность действительно проявлялась, то население хотя и бывало начисто ограблено, а частью рекрутировано на службу в хошар, избегало, по крайней мере, самого ужасного — поголовного уничтожения. Известен (один из многих) хрестоматийный случай, когда сдавшиеся на милость победителя города Гарч и Гур в северо-западном Афганистане не были тронуты проходившими мимо них в 1220 году туменами Субэдэя и Джэбэ [41, с. 220]. На Руси в 1238 году подобным образом уцелел Углич, правда, по какой-то причине этот факт обычно замалчивается.
