— Ты опять, Александр Васильевич, хватаешь то, что лежит на поверхности. Клад надо искать не в кошельке. Он может быть набит бумагой... Взять хоть те же лыжи. Согласившись с Три «И», что на них пришла женщина, я спросил, есть ли лыжи у Маркина? Не пророк, но эти лыжи мы скоро найдем.

— Откуда такая мысль? — искренне удивился Мельников.

— Оттуда, что не хватаю попавшиеся под руку соблазнительные факты, а глубоко все анализирую.

Тихий зуммер командирского телефона перебил Волкова. Степан Герасимович снял трубку. Говорил полковник Шилов:

— Степан Герасимович, пригласите Мельникова и зайдите ко мне.

Когда они зашли, полковник Денис Тимофеевич Шилов давал кому-то разнос по телефону:

— Не хочу слышать оправданий. Бросайте на полосу всю технику, но полеты должны начаться в три! — положил трубку. — Садитесь, товарищи!

Волков и Мельников сели.

— Сейчас мне позвонили из Верхнесалтыково. Нашелся Маркин.

— Жив? — невольно вырвалось у Волкова.

— Жив. Он в железнодорожной больнице. Сотрясение мозга и легкое обморожение.

— В сознании?

— Да. По сообщению товарища, что звонил, сотрясение мозга не сильное. Врачи готовы его отдать хоть сегодня.

— Маркин сам пришел в больницу или его подобрали?

— Нашли на обочине дороги без сознания километрах в пяти от станции Верхнесалтыково. Вроде, попал в аварию.

— Человек, что подобрал и привез в больницу, известен?

— Водитель грузовика. Фамилию, наверное, записали.

— Все ясно, товарищ полковник! Придется срочно за ним ехать, — поднялся со стула Волков.

— Действуйте!

У себя Степан Герасимович что-то решал молча. Мельников, как часовой, стоял у двери, затягиваясь папиросным дымом.

— Сколько километров до Верхнесалтыково? — спросил Волков.

— Около ста.

Волков рассчитывал: «Сейчас двадцать минут первого. Если выехать в два, должны вернуться около девяти вечера». Спросил:

— Каковы планы, Александр Васильевич?

— Возьму охрану и с ходу на «газике» махну за Маркиным.

— А дальше?

— Останусь там разбираться, а его доставят сюда. Только надо сажать под следствие. Чудес хватит, — откровенно намекнул Мельников.

— Как сажать, сам решу, — строго сказал Волков. — Поедешь за ним не ты. Кикнадзе пошлет двух-трех офицеров. Старшим посоветуй Азарова. Инструктаж с ними проведу в этом кабинете без пятнадцати два. К двум организуй для команды машину. Когда вернутся, пусть Азаров позвонит мне в гостиницу.

— А что же делать мне?

— Тебе?... Обедаешь и выезжаешь в Верхнесалтыково. Маркиным, видимо, занималась милиция. Забери все материалы. Желательно разыскать водителя грузовика и побеседовать с ним. Важны детали. Например, время, когда Маркина подобрали. Ну, и прочее. Неплохо, если сам съездишь на то место. Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. Думаю, возвратишься не раньше ночи. Только Маркин не должен тебя видеть.

— Понял! Когда вам доложить о результатах?

— Утром. Спать долго не дам.

Отпустив подчиненного, Степан Герасимович задумался. Маркин... Что он сообщит? Неужели и сейчас будут загадки и неясности? А как дела с лыжами? Нашлись ли?..

Звонок из комендатуры прервал раздумья:

— Товарищ подполковник, докладывает комендант. К бюро пропусков прибыла милицейская машина. Вам срочная депеша.

— Хорошо. Высылаю посыльного.

Депеша оказалась простой запиской в заклеенном конверте: «Лыжи нашлись. Следы от них. На лыжах «СОМ». И подпись: Три «И».

Ровно в восемь Игнатенко вошел в номер Волкова. Нового в квартире маркера обнаружить ничего не удалось. Во дворе лыжня туда-обратно и старательно заметенные следы у порога. За двором следы лыж от потайной калитки уходили влево и терялись на хорошо укатанной дороге.

Принялись за поиски радиопередатчика. Представитель угрозыска Николай Бычков уже скрылся в темном зеве лаза в погреб, а Игнатенко полез следом, когда в раскрытой из сеней двери появился с улицы щупленький старичок с седой жидкой бороденкой и слезящимися глазами.

— Извините, гражданин хороший, а милиционер, что вчерась вечером ко мне заглядывал, где будеть?

Иван Иванович догадался, что речь идет о Бычкове. Вчера Николай был в милицейской форме и вечером по заданию Игнатенко побывал во многих избах. Ночь темна, да и у ночи глаза есть. Вдруг кто-то видел ночного лыжника. Но, увы...

— Зачем вам милиционер? — спросил у старика Игнатенко.

— Дело есть, мой хороший, дело.

Николай вылез из погреба. Прошли в комнату.

— Вчерась я точно ничего не знал, — начал старичок. — А сегодня вот какое дело сотворилось. Мой Митька, внук младший, в школу не пошел. Учителька заболела. Выхожу во двор корове сенца подкинуть, глядь, а постреленок к ногам лыжи присобачивает. «Где взял? — спрашиваю. — Это вить ворованные. Видел, вчерась милиционер их искал?» Напужался Митька: «Не видел я никаких милиционеров. И лыжи не воровал. В овраге давеча нашел». Ну, стало быть, отнял я у Митьки лыжи и шустрей к вам.

— Молодец, дед! — похвалил Игнатенко. — Митька ваш дома?

— А как же! Я ему наказал сидеть и ждать.

Через полчаса конопатый мальчонка, в пожелтевшем овчинном кожушке и рыжей собачьей шапке, вел Игнатенко и Бычкова к оврагу. Мальчуган показал то место, где нашел лыжи. Бычков остался внизу, а Игнатенко и Митька поднялись наверх. Прошли на участок, откуда, предполагалось, сбросили лыжи. Рядом дорога. Покинув окраину Степняково, она уводила к соседним поселениям. Из Степняково дорога бежала по улице, куда выходила тайная калитка. След лыжни от калитки вел в том же направлении. Все совпадало: лыжи эти.

Игнатенко походил по дороге. От края дорожной накатки до обрыва метра три. Следов к обрыву — никаких. Значит, тайный лыжник бросал лыжи в овраг прямо с дороги, чтобы не оставить отпечатков обуви на заснеженной обочине. Прикинув самое короткое расстояние к маячившему внизу Николаю, Игнатенко очень внимательно стал изучать этот участок. И не ошибся. Как преступник не ловчил, но сработал не чисто. На целинном снеге обочины крепко вдавленным овальчиком отпечатался след от носка обуви. Бросая лыжи, ночной лыжник все же чуть заступил за дорогу. Иван Иванович заметил еще одну деталь. Улетая в овраг, одна лыжина чиркнула снежную шапку на гребне обрыва. Теперь чекист не сомневался, что вдавленный овальчик — след преступника.

Игнатенко стал рассматривать вмятину через лупу. В его настывшей ладони появились две черные волосинки. Преступник был в черных валенках. Крепко вдавленный овальчик говорил о том, что лыжник бросал лыжи, опираясь на эту ногу. Одно трудно было определить: валенки принадлежали мужчине или женщине? Впрочем, и женщина могла надеть мужские валенки.

Иван Иванович закончил доклад и положил на стол завернутые в бумажку крохотные волосинки от валенка.

— Какой вывод, Три «И»?

Игнатенко неуверенно пожал плечами:

— Странно все выглядит. Человек усиленно заметает свои следы и почти рядом с домом жертвы бросает в овраг меченые лыжи.

Степан Герасимович стрельнул улыбчивым взглядом:

— Ишь... Ты, однако, не Мельников.

— Мельников?.. Он оказался прозорливее меня. Женщина, действительно, могла надеть мужские валенки и нечего бы ей карусель с лыжами городить. Тут что-то не то.

— Что же тогда-то? Значит, на лыжах был «СОМ»?

Игнатенко встал, прошелся по комнате.

— Сомнительно, Степан Герасимович! «СОМу» бросить там лыжи — что петлю на шее затянуть.

— А если припекло? Скажем, следом ехали и могли его заметить?

— Вряд ли. Во-первых, нечего без цели лыжнику в степь уходить. Во-вторых, если кто-то за ним ехал, все равно гореть. Но брошенные с отметиной лыжи — улика гораздо весомей, чем показания свидетеля о незнакомой фигуре на лыжах. Тут либо нас хотят сбить с толку, либо глупость по неопытности.

— Кто же такую глупость мог сотворить? — хитровато прищурил глаз Степан Герасимович.