...Александр Васильевич подошел к окну. На улице светило солнце. Обледенелые стекла чуть таяли. Часовой в тулупе распахнул ворота, и во двор гауптвахты въехал «газик». Из машины резво вылезла Азарова. Мельников поспешил ей навстречу.
— Ну, уж никак не думала, Александр Васильевич, что привезете меня в казенный дом, — улыбнулась Азарова, идя за Мельниковым. В кабинете начальника гауптвахты Маргарита Ивановна бесцеремонно сняла беличью шубку и, не дожидаясь приглашения, села.
— Я готова. Надеюсь, тут-то вы посвятите меня в тайну столь романтического свидания?
Мельников все рассказал. Конечно, только то, что касалось ее. Азарова смотрела на него удивительно чистыми серовато-голубыми глазами. Но прежняя веселость в них пропала.
— Ну, что ж, зовите своего Мюнхгаузена.
Маркин вошел вялый, на исхудалом лице пробилась щетинка.
— Вы знаете эту женщину?
Семен внимательно посмотрел в красивые глаза Азаровой. Не выдержал ее прямого горделивого взгляда, опустил веки.
— Нет. Где-то видел, но — нет!
— Маркин, повторите, пожалуйста, кому вы отдали телеграмму и кто обещал сообщить о телеграмме мужу? — снова спросил Мельников.
— Жене Азарова отдал.
— А вы его жену хорошо знаете? — вспыхнула Азарова.
— Н-ну, не хорошо, но...
— Юноша, — перебила Маргарита Ивановна, — я впервые вижу таких нечестных молодых людей. Впрочем, если у Азарова кроме меня есть еще жена, то вы правы.
На лице Семена промелькнула тень испуга.
— Из-звините. Я... Т-тут что-то...
— Тут нужно вещи называть своими именами, юноша, — капризно сдвинула брови Азарова. — Вы удовлетворены, Александр Васильевич?
Да, Мельников все понял. Проводив Азарову, вернулся в кабинет. Маркин сидел ссутулившись, ухватившись забинтованными руками за голову.
— Так как вы все это объясните, Маркин?
— Т-тут к-какая-то ошибка, товарищ к-капитан! Ош-шибка!
— С паспортом ошибка. Тут ошибка. Прекратите врать!
В комнату вошел начальник караула. Протянул Мельникову записку. Александр Васильевич развернул ее и прочел: «Звонил комендант. Передал распоряжение начальника штаба перевести лейтенанта Маркина с простого ареста «под следствие».
Все ясно. Если уж Волков принял такое решение...
— Скажите, Маркин, где ваша плащ-накидка?
— Д-дома.... Впрочем, знаете, я ее давно что-то не видел.
— А это не она? — Мельников раскрыл чемоданчик, вынул из него просохшую накидку и показал Маркину.
— Д-да. П-пожалуй, моя. Где вы ее взяли?
Мельников не ответил. Достал из чемоданчика галоши. Маркин растерянно посмотрел на них, и его левый глаз нервно дернулся.
— Ст-тран-но. Они у меня д-давно пропали.
— Мне тоже кажется, что странно. Зачем вы вторую пару купили?
— Я галоши при штатском к-костюме в непогоду ношу.
— Понятно, — едва скрыл иронию Мельников. — Ну, а на лыжах вы здорово ходите?
— Не п-понимаю... Я лыжи не люблю.
— Тем не менее у вас есть собственные лыжи.
Маркин побледнел:
— Шутите, т-товарищ к-капитан!
— Мы здесь не шутки шутить. — Мельников прошел к шкафу и, глубоко засунув за его заднюю стенку руку, вытащил оттуда почти новую лыжу. На ней надпись: «СОМ». — Узнаете?
— Н-нет, нет! Галоши с накидкой мои, а л-лыжи — п-пас!
Мельников лихорадочно думал: «Почему признал то, но отпихивается от лыж? Ах, да... Лыжи — явная улика в смерти маркера, а с плащом придумал какой-то ход». Ошарашил:
— Так вот, Маркин! В этом плаще и галошах был убийца Яковлева. На плаще и галошах следы Яковлевой крови. Вещи ваши.
Лицо Маркина сделалось полотняным, сказать он ничего не мог, только конвульсивно ухватился за живот.
— Раз-зрешите на улицу. У м-меня оп-пять...
Его вывели, а Мельников закурил. Хитрит! Ишь, опять живот. Ему нужно выиграть время, чтобы отразить удар.
Александр Васильевич не ошибся. Едва Маркин вернулся, на его губах появилась вымученная улыбка:
— Видите, как получилось? Чуть п-поволновался и... Я вспомнил, т-товарищ капитан! Галоши и накидка давно у меня пропали. Рассеянный я б-больно. Кто-то под меня сработал.
Прищурясь, Мельников смотрел на Семена. Ах, бестия! Прав Волков. Он предвидел, что этот может попытаться выйти сухим. Но дудки!
— А чем вы докажете, что вещи у вас пропали? Нужны свидетели. И дальше. Только совершилось второе убийство, теперь уже маркера, вы внезапно исчезаете. В кармане чужой паспорт, в другом ампула с ядом, а в овраге лыжи с «СОМом».
— К-какой марк-кер? К-какая ампула?..
— Не притворяйтесь, Маркин! Ваша карта бита.
Семен сидел, опустив голову. Глаза рассеянно и дико блуждали по полу. Он что-то соображал. Что?.. И вдруг:
— Т-товарищ к-капитан! Я вспомнил. Есть у меня свидетель. Есть! Насчет телег-граммы. Козырев. Лейтенант Козырев!
— Козырев? А не повторится здесь то, что с женой Азарова?
— Н-нет, не повторится. К-козырева я-то отменно знаю.
Что ж, раз нашелся свидетель, надо проверить. Минут через пятнадцать Козырев прибыл на гауптвахту. Маркин смотрел на него, как на единственное чудо, которое может его спасти.
— Витя, помнишь, в среду вечером мы встретились с тобой у нашего общежития? Я очень спешил. Ты спросил: «К-куда?» Я ответил, что т-телеграмму от друга получил, бегу отпрашиваться в Верхнесалтыково. К-кажется, даже показал ее тебе.
Козырев смотрел на Маркина в упор и очень неприязненно.
— Ты наглец, Семен! Я не видел тебя с того вечера, как квартиру посмотреть сводил.
— К-как?.. Т-ты ведь...
— Хватит, Семен! — отрезал Козырев и повернулся к Мельникову. — Товарищ капитан, я не знаю, серьезное дело или пустяк, но спасать лжецов не могу.
— Вы свободны, Козырев!.. Что теперь скажете, Маркин?
Семен молчал. Он сидел, обессиленно опустив голову на длинные руки. Бледный, даже позеленевший. Он был сломлен.
Мельников глянул на часы. Полшестого. Заспешил к Волкову.
У «газика» Александра Васильевича поджидал Козырев. Попросил Мельникова отойти в сторонку. Когда отошли, взволнованно сказал:
— Я перед вами виноват. Еще тогда мне показалось, что в окне был Маркин. Но такое обвинение... Я не мог...
— Я вас понял, Козырев! Спасибо. Буду разбираться.
На улице уже было темно. Ярко горел фонарь у ворот, под затемненным грибком стоял в тулупе часовой. «Газик» выехал из ворот, фары полоснули темноту. Луч света помчал к штабу.
29
По следу «Урагана»
Степан Герасимович ждал Мельникова в кабинете. Тот вошел ровно в шесть. Точный, отметил про себя Волков и попросил:
— Возьми ключ от тыльных дверей и предупреди начальника караула, чтобы туда не ходили. Мы поколдуем малость.
«Колдовать» начали не с улицы. Быстрым шагом прошлись с секундомером по коридору и вошли в комнату Кикнадзе.
— Так... Около минуты, — вполголоса сказал Волков и что-то записал в блокнот. — Александр Васильевич, как думаешь, сколько надо времени, чтобы выломать окно?
— Взломщиком я не был, но думаю, минуты за две управлюсь.
— Хорошо. Будем считать две вместе с прыжком на улицу.
Потом вышли из штаба. Прошли к окну, из которого прыгал убийца, Волков проинструктировал Мельникова, как действовать, велел надеть плащ-накидку и по команде «пошел» включил секундомер.
Все указания Александр Васильевич выполнял очень старательно. Пробежал по снежной целине, где восемнадцатого декабря оставил следы преступник, и, стаскивая на ходу плащ-накидку, свернул на дорогу к тыльной двери штаба. Отпер замок, сорвал дощечку с печатью и, открыв дверь, очутился в тамбуре. Засунул брус, который ими же был заранее вынут из скоб, протер шваброй пол и быстро прошел по коридору в комнату Кикнадзе.
— Четыре минуты сорок секунд, — объявил Волков. — Даже перещеголял убийцу. — Степан Герасимович шутил, но Мельников чувствовал, что у него что-то не получается.
Повторили операцию еще раз. Время затратили почти то же. Волков делал какие-то расчеты на бумаге. С досадой заметил:
