Догоняю малышку возле забора. Она плачет и рвётся к Сергею. Встречаемся с ним взглядами. Обжигаюсь о его отчаяние.

- Сергей Мирославович, вам лучше уйти. Вы – юрист и понимаете, что нарушать судебное предписание не имеете права. Видите, что девочка расстроена… Не усугубляйте.

Муж больше не спорит, ещё раз пересекается со мной взглядом, отворачивается и уходит.

Я ничего не понимаю… Это какое-то извращённое издевательство. Надо мной, над Надюшей, над ним самим. И даже над нашим будущим малышом.

Накануне Нового года царит суматоха. Мы с Богданом закупаем последние необходимые продукты и едем с Надюшей в центр к огромной украшенной ёлке, где устраивают представление для детворы.

У дочки в садике на днях был утренник с “настоящим” Дедом Морозом, который пел, плясал и раздавал детям конфеты, карандаши, фломастеры и раскраски из большого мешка. Он произвёл на малышку огромное впечатление. Дома только и разговоров о нём и о будущих подарках.

Я даже хотела пригласить к нам актёров, поздравляющих детей с Новым годом, но свёкор запретил из соображений безопасности.

Что-то у них там происходит, что они постоянно начеку. Он руководит всем из дома, у нас часто бывает его помощник – парень чуть старше меня. Все совещания Мирослав Данилович проводит удалённо. В отеле наняли управляющего и заменили часть сотрудников.

И Сергей там больше не работает…

Я наблюдаю только со стороны, после больницы ездила в отель лишь однажды. Острой необходимости в моём присутствии там больше нет. Отделка последней части номеров закончена, скоро начнут устанавливать мебель.

Пока Надюша уплетает последний в этом году ужин, выглядываю в окно. Возле въезда во двор замечаю знакомый внедорожник. Охрана его не впускает. Долинский выходит из будки и смотрит на наши окна.

- Я хочу спуститься вниз и поговорить с Сергеем, – осторожно говорю свёкру.

- С ума сошла? Никуда ты не пойдёшь, – говорит категорично. – Я отпустил Богдана. Тебя некому сопровождать.

Хочу возразить, что я и без няньки в состоянии дойти до проходной, но уже давно поняла, что спорить бессмысленно.

- Тогда позовите его к нам, – предлагаю альтернативу. – Не дело, чтобы человек встречал Новый год один.

Мирослав Данилович оставляет мою реплику без внимания. Я злюсь. Мне надоел информационный вакуум вокруг меня. Но ещё больше бесит клетка, в которой меня заперли без достаточных объяснений.

- Что Сергей натворил такого, что вы от него шарахаетесь как от прокажённого? – в который раз задаю один и тот же вопрос.

- Я вовсе не шарахаюсь, мы периодически видимся и каждый день созваниваемся. Но от тебя он должен держаться подальше.

Меня очень удивляют его слова. Я думала, что свёкор после конфликта в больнице или каких-то других событий прекратил общение с сыном. А оказывается, прекратила по его указанию только я?

- Что за судебное предписание? – вспоминаю слова Богдана.

На столе вибрирует мобильный свёкра. Он смотрит на имя исходящего абонента и сбрасывает.

- Запрет на общение с тобой, – отвечает просто, будто само собой разумеется.

- Судебный? Но почему? Он ведь мне ничего не сделал, только напугал.

На самом деле, конечно, не только. На руке после его выходки с капельницей потом была сильная гематома. Но и это вряд ли могло стать основанием для суда.

- Просто повезло, что шкаф упал не на тебя. И где гарантия, что он не упал бы на тебя на следующий день? Полина, я понимаю, что ты – добрая душа, уже его простила и теперь будешь всячески выгораживать. Но он нестабилен, агрессивен и опасен. И в любой момент может совершить что-то ужасное по отношению к тебе. Я предвижу это, я могу действовать на опережение, и я действую.

- Но разве это справедливо? – почти кричу в отчаянии. – Наказывать за то, что ещё не случилось и может вообще никогда не произойти.

Я видела его недавно. Я чувствовала, как ему больно. Он бы никогда не причинил мне зла…

Смотрю вниз. Джип продолжает стоять. И я радуюсь: может быть, хоть сегодня ему++ удастся как-то прорваться?

- Твоя безопасность важнее справедливости, – Мирослав Данилович отвечает спокойно, уверенный в правоте.

Неужели он такой бездушный и ему совсем плевать на сына?

- Но не только это, – продолжает. – Сергей стал слишком эмоциональным, а значит, уязвимым. Это поставило под удар наш бизнес и грозило нам большими финансовыми потерями. Его нужно было вывести из игры. Кстати, благодаря тому, что ты вовремя раскусила человека, выдавшего себя за твоего покойного мужа, я успел отозвать доверенность и подстраховаться с судом.

- Он был как-то связан с вашим бизнесом? – я и раньше догадывалась, что была лишь средством для достижения какой-то не благой цели. Но узнать, что мной воспользовались в игре против мужа и свёкра, крайне неприятно.

- Задача была вывести Сергея на эмоции, и им это удалось. Они его чётко просчитали. Следующий шаг – его проигрыш в суде и подписи под нужными им документами, в результате чего мы лишились бы огромного очень лакомого участка земли. На кону огромные деньги, это ведь не только стоимость самого участка, но и прибыль в перспективе.

- Но Сергей – не дурак, он наверняка смотрит, что подписывает...

Телефон снова вибрирует, но Мирослав Данилович так и не берёт трубку.

- А они купили его секретаршу. Я вообще не понимаю, зачем он держал возле себя эту безмозглую курицу. Предполагаю, расчёт был подсунуть ему на подпись среди прочих бумаг то, что им надо. Когда человек в стрессовом состоянии, то на раз может черкнуть закорючку не вникая. Он слишком доверял этой девице.

- Но не подписал? Ничего страшного не случилось?

- Не успел, я забрал у него право подписи за меня. Они не могли предвидеть, ни что ты раскусишь этого актёра до суда, ни что я – ещё крепкий орешек, – довольно усмехается. – Так что мы с тобой отлично сыграли против них.

Джип всё так же стоит за воротами. Свёкор наконец отвечает на звонок, но понять, кто это и по какому вопросу – невозможно.

- Мама, я покакала, – кричит из туалета Надюша, и я выхожу из кухни, так и не добившись никакого результата. Разве что появилось примерное представление о происходящем.

Пора мыть и укладывать дочь спать.

Делаю всё на автомате. Никакой радости от наступающего Нового года не испытываю.

Свёкор непробиваем. Я не знала его в жизни до инсульта, но догадываюсь, что это был сильный и властный мужчина, который привык командовать и требовал от окружающих безоговорочного подчинения. Именно так он сейчас себя ведёт, возвращая себе былую власть и влияние.

Малышка засыпает, и я иду в гостиную накрывать на стол. Мирослав Данилович в своей комнате разговаривает с кем-то на повышенных тонах, а потом замолкает.

Джип всё так же стоит возле проходной. До наступления Нового года остаются три часа…

В дверь звонят.

Вздрагиваю. Сердце замирает в надежде. Торопливо мою руки и спешу в прихожую. Слышу звук открывающейся двери и молюсь, чтобы это оказался Сергей.

- Я запретил тебе приходить в мой дом! – голос Мирослава Даниловича звучит строго и безапелляционно, а моё сердце ускоряется. – Запретил приближаться к ней!

- Я принёс подарки под ёлку, – отвечает Сергей. – Месяц прошёл, срок запрета истёк, я ничего не нарушаю.

Муж всё ещё за дверью, отец не впускает его в квартиру.

- Но в любой момент можешь нарушить! Оставляй коробки и уходи.

- Батя, она – моя жена. Дай мне хотя бы пять минут поговорить с ней!

- Ты потерял право называться её мужем, когда устроил погром в больнице и чуть не покалечил её! Я предупреждал тебя, что если посмеешь обидеть Полину, будешь иметь дело со мной! Я никогда слов на ветер не бросаю.

Голос железный. Даже немного страшно… Вдруг так и не впустит?

- Пожалуйста! Всего пять минут. В твоём присутствии. Хочешь, пса своего сюда позови. Или наручники на меня надень. Да ну сколько можно уже? Вот, – протягивает отцу какую-то папку.