Приходится согласиться. В конце концов, мне любопытно, что он собирается сказать. Кроме того, необходимо разведать обстановку относительно перспективы моего возвращения в общежитие.

Мы едем в тот же ресторан, что и в прошлый раз. Похоже, биг-босс тут частый гость. Администратор, увидев нас, расплывается в улыбке. К нам тут же спешит официант, которому Долинский бросает короткое:

- Мне как всегда. А даме… – и не дожидаясь моих пожеланий делает мне заказ.

Хочется возмутиться и заявить, что я это сегодня не хочу. Но у меня нет цели разозлить его, поэтому я решаю промолчать.

- Я хотел с тобой поговорить, – нарушает он тягостное молчание. – Ты видела те фотографии в моей комнате.

Не реагирую. Трудно понять, к чему он клонит.

- Я был женат, у меня была дочь. И она была очень похожа на Надюшу. Как две капли воды.

Насчёт последнего утверждения я бы поспорила, но это не принципиально.

- Её звали Ангел, Ангелина. Они с женой погибли в первые дни войны… Спрятались в подвал во время обстрела, но перекрытия не выдержали… Кто же знал заранее, что нужно было строить бункер?

Он опускает голову и сжимает глаза, касается руками висков, трёт их. Ему очень больно… Знаю, говорить о тех, кого забрала у нас война, адски тяжело.

- Я думал, что умру. Был зол на судьбу за то, что меня не было вместе с ними, и они ушли без меня. Знаешь, как выглядит детский гробик? Маленький такой… как будто игрушечный.

Он замолкает. Я мотаю головой. Не могу такое представлять! Даже думать об этом невыносимо… Зачем он мне всё это говорит? И себе душу травит.

- После похорон я, не заходя домой, пошёл в военкомат. Потом ранение. Думал – всё, скоро встречусь со своими. Но Доценко не дал, хотя я так просил его отпустить меня! Всегда смеялся над фразой “врач от Бога”. Думал: какая чушь! Я же материалист. Но это именно о нём, Павел – гений. Как будто во время операции у него за спиной стоит сам Бог и управляет его руками. Я не верю в мистику. Но знаешь, сколько людей он буквально с того света вернул, как меня?

Перед глазами всплывает знакомый блондин. Всегда вежливый, спокойный. По нему не скажешь, что он какой-то особенный, со звездой во лбу.

- Когда я был в госпитале, маму осколком убило. Она из магазина возвращалась… Батя постарел как-то сразу, сильно сдал. А когда мой младший брат Алексей погиб, то его инсульт срубил. Видимо, это было последней каплей. После этого я понял, зачем меня судьба оставила в живых – кто-то должен был о бате заботиться, он совсем один остался… Вот как-то так…

- Мне очень жаль, – единственное, что удаётся выдавить из себя.

Такие истории, увы, не единичны. И каждая из них наполнена невыносимой болью. Но тем, кто остался, нужно как-то жить дальше… Ради детей, ради будущего.

- Ешь, пока горячее, – меняет тему. – Тут вкусно готовят, я всегда здесь обедаю.

После этого разговора аппетита нет. Но Долинский настойчиво следит за моей ложкой и вынуждает есть через силу. Невыносимый человек… Даже сейчас ему непременно нужно навязывать свою волю.

- Не уезжай от нас. Надюшка на батю хорошо влияет. И на меня тоже. Знаю, характер у меня мерзкий, но постараюсь держать себя в руках. Ещё долго будет холодно и сыро. В общежитии скоро отключат отопление. Зачем рисковать здоровьем ребёнка?

Жую молча. Мне нечего ему ответить. Мне не очень нравится, что моей дочери отведена фактически роль куклы для двух взрослых людей… Вдобавок одного из них я явно раздражаю, и он терпит меня только ради Нади. Сколько это будет продолжаться? Задыхаюсь в этой западне.

- Вы с малышкой своим присутствием постоянно напоминаете мне, что жизнь продолжается.

Интересно, “вы” сказано фигурально или он на самом деле имеет в виду и меня тоже?

Разговор оставляет странный осадок. С одной стороны, я теперь знаю о трагедии семьи Долинских, знаю причину их заинтересованности в Надюше, лучше понимаю вспыльчивость и нервозность Сергея. Я чувствую его боль, и мне очень жаль этого красивого, сильного, но очень несчастного мужчину.

А с другой, я по-прежнему остаюсь в неведении, что нас с дочкой ждёт впереди. Отпустят ли нас, когда станет тепло? Или станут удерживать, когда я захочу уйти? Ведь это не может продолжаться бесконечно…

* * *

Восьмое марта начинается для меня со слабого стука в дверь. Надюша под утро спит очень чутко и сразу просыпается.

- Девочки, я еду в столицу по делам, тороплюсь. У меня для вас кое-что есть, – Долинский довольно бесцеремонно вваливается в наше сонное девичье царство.

В руках у него два букета мимоз и какие-то коробки. Ничего себе! Биг-босс помнит, какой сегодня праздник?

- Это – моей принцессе, самой красивой на свете девочке! – вручает малышке цветы и куклу в игрушечной коляске.

Знаю, этот подарок стоит целое состояние. И мне неловко, что он потратил столько на мою дочь. Но Сергей так искренне широко улыбается, будто не он, а ему вручили роскошный подарок.

Надюша не знает, за что хвататься. Цветы приводят её в восторг, она тут же тычет нос в пушистые шарики. А кукольная коляска – её голубая мечта. Она во время прогулок с завистью поглядывает на девочек с такими игрушками. Неужели Долинский успел обратить на это внимание? Я планировала купить ей такую колясочку, как только станет чуть теплее.

- А это тебе. Если будут вопросы, вот телефон парня, который поможет разобраться, – Долинский протягивает мне коробку и кладёт поверх визитку.

Своим глазам не верю. Это подарок мне?

Благодарю и тороплюсь открыть. Чувствую себя маленькой девочкой, которой от Деда Мороза досталось нечто необычное.

В коробке оказывается… ноутбук. И судя по тому, что значится на прилагающейся к нему книжечке, параметры у него тянут на целое состояние и даже больше.

- Но это… Это слишком дорого! Я не могу принять такой подарок!

Я всего несколько дней назад пыталась всунуть ему куда меньшую сумму, но он отказался.

- Не говори ерунды. Новая модель, много оперативки, хорошая видеокарта. Оптимально для твоих дизайнерских программ. И весит не очень много – можно спокойно носить его с собой.

- Но у меня есть ноутбук! Я догадываюсь, сколько этот стоит. Такой дорогой подарок я не могу принять!

Правда, мой старый был куплен ещё за два года до войны, и теперь с трудом справляется с серьёзной графикой, но пока работает. Менять его в мои планы не входило, потому что я догадываюсь, сколько стоит такая роскошь!

- Это не обсуждается, – выдаёт Долинский свою коронную фразу.

- Но я не могу…

- Полина, пожалуйста, сделай мне приятно. Я уже сто лет никому ничего не дарил.

И что я могу ему на это ответить? Он – самый настоящий манипулятор!

- Лёне позвони, – кивает на визитку. – Он тебе всё установит, поможет перенести информацию. И да, его услуги уже оплачены. Так что не стесняйся. Он нуждается в этом заработке, не лишай парня работы.

И мне бы возмутиться и настоять на своём. Такая дорогая вещь – непозволительный перебор! Но… То ли меркантильная часть меня просыпается из спячки и требует жертвоприношения, то ли здравый смысл объявляет выходной. Я не решаюсь спорить с этим мужчиной и почти безропотно принимаю его подарок.

Долинский оказывается прав. Конец марта балует нас необычным теплом, и первого апреля в общежитии выключают отопление, прикрываясь оправданием, что при таких температурах обогревать жилые помещения не положено. Но через несколько дней начинается похолодание: дожди, по ночам температура падает почти до нуля. Однако отопление больше не включают. Девочки жалуются, что дети ходят простуженные. И я тихонько радуюсь, что не уехала отсюда.

Моя зарплата уже вполне позволяет снять нормальную тёплую квартиру, не вынимая ни копейки из неприкосновенного запаса – денег, полученных после смерти Саши. Но я не тороплюсь.

Ведь дело не только в тепле. Я настолько привыкла жить здесь, что мне совсем не хочется уезжать. Если раньше я чувствовала себя пленницей и грезила о дне, когда меня отсюда отпустят, то теперь хочу, чтобы он как можно дольше не наступал.