— А где все… все остальные? — Вопрошает сильно поредевший класс. Едва ли треть пришла. А то и меньше. Мальчишек больше девочек, их нет никого, кроме новенького вусмерть запуганного бэшки. И нескольких девочек нет.

— Сегодня их не будет. Витя передал, что для вас же лучше, если они не придут.

— Да? — Лилия задумывается, дети продолжают переминаться.

— ЛильНиколавна, — обращается девочка, проводившая короткие переговоры, — можно мы уже сядем?

— Ах, да, садитесь, конечно, — Лилия спохватывается, сама возобновляет движение к столу.

«Что же делать?», — девушка машинально проводит перекличку, с тоской делая пометки на фамилиях отсутствующих. Нескучно начинается третья четверть.

Лилия даёт задание сквозного чтения. Первый читает первый абзац, второй продолжает со второго и так далее. Помещение наполняется сменяющими друг друга голосами, которые никак не могут вспугнуть тоскливое настроение учительницы.

Что и почему так случилось? Колчин виноват? Не могла Лилия так думать, ей ли не знать, как дружна его группка. Разлучать их огромная ошибка, но разве директору докажешь. Отмахнулся Пётр Ильич в стиле «да ну, ерунда какая, с глаз долой — из сердца вон». Но даже она не предполагала, насколько опасно так грубо задевать эту четвёрку. Это не локальный скандал и не одиночная истерика, Колчин поднял на дыбы всю школу. Подумать только, первоклассник! Практически весь вчерашний день пропал в смысле учёбы. Учеников кое-как успокоили только к третьему уроку. К тому времени во многих классах половины школьников уже не было.

Извне к классу приближаются шаги. Судя по поступи, крупный мужчина. Короткий стук, в дверь заглядывает директор.

— Лилия Николаевна, я Колчина у вас забе… ру? — Директор осекается, разглядывая слабозаселённый класс.

— Его нет, Пётр Ильич…

Лилия тоже впадает в шок, но по другой причине. Слабое хихиканье в классе не смогло приглушить тихую фразу «волосатая жопа пришла». Даже пришибленный бэшка оживляется. К громадному облегчению Лилии директор не уловил или не понял, о чём речь. Вернее, о ком. И почему-то никто не встал. Хотя, справедливости ради, надо учесть, что директор не вошёл, а заглянул.

Дверь закрывается. Шаги разочарованно удаляются. Хихиканье и шушуканье в классе продолжается.

На следующий день.

Сцена 4. Наказание невиновных

Обстановка в классе не очень. Душноватая. Лилия боится смотреть нам в глаза, неуверенно и суховато даёт задания. Катя за дисциплиной демонстративно не следит, но парадоксальным образом её заметно никто не нарушает. И Эдичка, что совсем удивительно.

На переменке девочки любимую учительницу гурьбой не облепляют, как обычно. Настроения нет ни у кого. Наверное, реакция после вулканического выброса позавчера. Что-то назревает, против чего протестует разум, но внутри зудит.

А чего это четвёртый класс в нашем туалете забыл? Подхожу, распахиваю двери.

— И чо за херня? — Грубо спрашиваю тёплую компашку из четырёх человек. — Какого хрена здесь курите? Пшли нах отсюда!

Не оглядываясь, чую, что за мной собирается мрачная толпа, чего-то ждущая и чего-то жаждущая.

— Ты чо, Витёк? — Спрашивает один гопнического вида. — Мы ж тоже вэшки!

— Насрать! Гадить в нашем туалете вы не будете, — оборачиваюсь, о, Рогов рядом набычился.

— Лёня, Эдик! Сходите в каптёрку уборщицы, возьмите веник, ведро и швабру, — оборачиваюсь к курильщикам. — А вы сейчас всё аккуратно подметёте и полы помоете.

— Чо, оборзел вконец?! — Удалая четвёрка вываливается из санитарного помещения.

Но уйти не могут. Мои одноклассники уже заблокировали коридор. Подваливает Рогов с Эдиком, ставят грязеуборочные принадлежности рядом с дверью. Кажется, мы совершаем ошибку. Вряд ли фатальную, но. Один из четвёрки хватает швабру и явно не с целью применения по назначению. С-сука!

— Нахер свалил! — Один мощно отталкивает меня, лидер компании перехватывает швабру.

Я бы, наверное, упал, но некуда. Сзади меня поддерживают одноклассники.

Команду отдаю оглушительным свистом. Кто бы сомневался, что первыми бросятся Зина с Ерохиным. На швабриста. Он успевает оттолкнуть шваброй технично сгруппировавшуюся Зину и начинает терять равновесие из-за плотно обхватившего его ноги Димона. Швабра успевает взлететь ещё пару раз, но всё кончается, когда поднырнув под деревяшку, врезаюсь ему головой в живот.

По-волчьи взвывшая толпа одноклассников накрывает врагов мощной волной. Безобразная и упоительная массовая драка разгорается с места в карьер. По углам жмутся букашки и девчонки, наблюдая за жестоким побоищем с ужасом и восторгом.

Нас растаскивают только минут через десять после звонка на урок. Когда битва уже давно перетешла в банальное избиение поверженных врагов. Учительницы-начальницы сами ничего сделать не могли. Побежали за директором, на которого тоже все плевать не хотели. Уже директор снял с урока физкультурника и тот прибежал вместе с восьмиклассниками. Всеми парнями, что на уроке были.

Короче, месили мы школьных гопников довольно долго и всласть. Когда нас, тяжело дышащих, оттаскивают, — некоторых, включая меня, держат по двое, — на полу, испятнанном кровью, тяжело возятся трое. Один как-то смог вырваться и улизнуть. Валяется рядом сломанная швабра. Один мой одноклассник, Олежек, еле удерживает слёзы, бережно придерживая руку. М-да, большое сражение без потерь никогда не обходится. Кажется, ему удар шваброй достался.

— Колчин!!! — Гремит голос директора. — Что ты опять устроил! В мой кабинет! Живо!

— Олежку — в медпункт! — Успеваю отдать команду, перед тем, как старшеклассники берут меня под конвой.

Даю себя отвести. Не на казнь же меня отправляют. Мне показалось или на самом деле голос директора полыхал торжеством.

Сцена 5. Кабинет директора

— Всё, Колчин, ты допрыгался! — Точно, он торжествует. Считает, что спалил меня по полной.

Минут пять рассказывает мне (сучья волосатая жопа!), какой я кошмарный потц, и что меня даже колония для малолетних преступников не примет. И как он долго терпел мои выходки. Но вот сейчас его терпение лопнуло окончательно.

— Ты устроил несколько драк в школе. Только я знаю про три. Сегодня, позавчера и что-то у тебя там с первым «А» было. Наверняка ты и в своём классе дрался.

Молчу, внимательно смотрю на него и слушаю. Понятное дело, что он сейчас всё соберёт. Настоящий ребёнок на моём месте кипел бы от возмущения и наделал бы массу ошибок. Со стороны его восприняли бы, как взбесившегося зверька, а значит, всё плохое про него — правда.

Вполне возможно, директор на такую реакцию и рассчитывает. Чтобы я разбушевался и выложил всё, что накопилось. Тем самым обнажил бы свою аргументацию, которую он внимательно выслушает и придумает потом, как нейтрализовать. Лжесвидетелей подберёт, ещё что-то. И вывернется.

Не получится. Сижу, рассматриваю шкаф с остеклёнными дверцами, стены, небольшую двухрожковую люстру на потолке. У меня своя тактика. Глухое молчание на допросах — самое эффективное противодействие. Свои козыри не выкладываю, на чужие плюю с высокой колокольни. И это больше всего сбивает с толку допрашивающего. Он не видит никакой реакции и не знает, попал ли он в цель хоть раз или все выстрелы в молоко.

— Я вынужден тебя исключить из школы, — наносит главный и чувствительный удар директор.

Задумываюсь. Это намного хуже, чем перевод в другой класс. Обдумываю меры противодействия. Например, мои друзья уйдут за мной. Мы все очень хорошо учимся, нас с руками в любую школу оторвут. С родителями Кати придётся сложно, но и тут есть плюсы. Николай Дмитрич наверняка волну поднимет, и сверху точно поинтересуются, что там в школе № 7 происходит?

Но ни о чём таком я его предупреждать не буду. Предупреждён, значит, вооружён, а на хрена мне вооружать врага?

Директор рассматривает меня, пытаясь уловить хоть какую-то реакцию, я рассматриваю его. Особо не примечательное, но импозантное лицо. Брюнет. Светло-водянистые глаза образ не портят. По первому впечатлению не портят, но если знать, какой он козлина, то смотреть на них неприятно. Мужчина крупный, молодой, лет тридцати, возможно с маленьким «хвостиком», с сильными руками. Комплекцией, пожалуй, чуть уступает моему отцу, а в росте — нет. Где-то метр восемьдесят четыре — восемьдесят пять.