— Эй, ты, хер моржовый, а ну, отвали от моей дочери!

Встаю, отряхиваюсь. Катя на этот раз присоединяется без возражений.

— Как думаешь, Кать, кто победит, если они в рукопашной сойдутся?

— Я думаю, они! — Без тени сомнения высказывается девочка. Без всяких уточнений понимаю, кого она имеет в виду под словом «они».

— Чистый цирк, кино…** — здесь чуть не вставляет крепкое слово, но вовремя спохватываюсь, — никакого кина не надо.

— Точно, — соглашается Катя.

Так началась наша дружба.

*Примечание: Витя намеренно исказил слово «контрфорсы». Что означает контрфорс в архитектуре, можете сами в интернете посмотреть.

** Ничего особенного. Витя хотел сказать «кино, уссышься».

Примечание. Описанные события произошли после сцены № 2, но до сцены № 1. Вот такая каша пока в моей голове. Так-то хронологический порядок следующий: 2, 3, 1.

Мне снова удалось вырваться на улицу одному. Мачеха всё время норовит сплавить Кирюшку вместе со мной, но удалось отговориться. Пришлось выдержать тяжёлую утомительную схватку. Попробуйте переспорить женщину! Но я победил.

— Вероника Пална, там во дворе часто гуляют страшные мальчики, один я убегу, а с Киром не смогу, — стараюсь выдвинуть аргумент посильнее.

— Так что теперь?! — Мачеха предуготовляется к любимой артподготовке, акустическому воздействию на витины (мои) уши. Знает, что от её грозного голоса ребёнок тушуется. Тушевался, но о том, что излюбленный ею эффект уходит в прошлое, мачеха пока не догадывается.

— Кирюше совсем на улице не гулять?! — Звуковое давление начало нарастать.

Спокойно гляжу на мачеху, не морщусь, как раньше. Встаю ровно, закладываю руки за спину (коренной Витя так любит делать). И неожиданно перехожу на официальный тон.

— Я решу вопрос, Вероника Пална. Но на это потребуется время.

Мачеха от неожиданности закрывает рот, с лёгким «ф-х-с-с-с» выходит заготовленный для акустического залпа воздух. Развиваю успех, терять время нельзя.

— Пока можете гулять с ним сами. Мне нельзя отвлекаться на него, пока я всё не сделаю.

— И что ты там можешь сделать? — почти нормальным тоном спросила мачеха, против логики добавив сарказма.

— Если не смогу, вам придётся всё время гулять с нами, — пожимаю плечами. Про себя гадко, раньше так не умел, ухмыляюсь. Чтобы он не переиграл какую-то глупую вздорную бабу? Да на раз!

— Вот это видел?! — в пяти с половиной сантиметрах перед носом возникает кукиш. Задумчиво кривя губы, разглядываю яркий маникюр на ухоженных пальцах.

— Вероника Пална, вы хотите, чтобы Кирюшку избили до полусмерти? Я не смогу его защитить, их двое, и каждый сильнее меня. И старше, — немного приукрашиваю вражеские возможности.

— Перестань называть меня Вероникой Палной! — истерически выпаливает мачеха.

О-хо-хо, тяжко вздыхаю. Применим тяжёлую артиллерию.

— Хорошо. Одевайте Кирюшку. Только заранее «Скорую помощь» вызовите, а то они, бывает, задерживаются. Бинты приготовьте, йод, зелёнку… аспирин, — на этом мои медицинские познания почти исчерпываются, а про галоперидол и уже не для Кирюшки осторожно умалчиваю.

Мягко надавливаю на мачехину руку, до сих пор увенчанную кукишом, не отказываю себе в удовольствии полюбоваться на её открывающийся и закрывающийся рот и топаю одеваться. Вот так и должно быть! Мужчина делает, баба — молчит.

На миг обернувшись, ловлю мимолётный уважительный взгляд отца. Тот в нашу перепалку не встревал, играет с Киром.

Выходя на улицу, догадываюсь, почему отец не вмешивался, и почему нас выпроваживали на улицу обоих. Выходные хочется провести с толком, а тут дети под ногами путаются. Сочувствую, понимаю, что дело молодое, но пока помочь ничем не могу.

Погода так себе. Солнце то и дело прячется за облака, но хорошо, что ветра нет. Ветра нет, зато злая девочка на месте. Вот она-то мне и нужна. Ещё в окно её заприметил.

Траектория моего якобы бесцельного блуждания по двору неуклонно приближается к объекту. И вот мой Витя в своей излюбленной позе стоит рядом со злой девочкой и начинает подкат. По отработанной схеме, один раз пролезло, почему ещё раз не попробовать.

— Сударыня, вы позволите к вам присоединиться?

Ни фига не срабатывает! Или как-то не так действует. Девочка не захлопала глазками, как Катя, и таращиться на меня не стала. Она скупо бросает мне хмурый взгляд, как медный грош нищему, и недовольно сопит. Всё!

Хм-м, обхожу девочку с другой стороны. Меня игнорят, это минус. Но и не гонят, это плюс.(с)

— Сударыня, имел удовольствие видеть вашу битву на днях. Позвольте выразить вам своё восхищение, сударыня. Вы были бесподобны! — последние слова произношу с неподдельным восхищением. Зачем подделывать то, что есть? Даже не надо вызывать из памяти картинку, она сама то и дело всплывает, переполняя душу благоговейным восторгом. Рычащая от бешенства девочка, зубами повисшая на ноге визжащего от ужаса врага. Блаженное, сладостное видение! Кто из нас не мечтал увидеть ненавистное нам существо в предельно жалком виде? Ну, кто? Пусть первый бросит в меня камень.

Девочка на этот раз награждает меня более долгим взглядом. И вроде огонёк злости горит не так ярко. Хотя это могло и показаться, но приступ воодушевления бросает меня в решительную атаку.

— Я видел, было здорово! Эпичная битва! — Стараюсь изо всех сил, размахиваю руками, пою дифирамбы без всякой меры. Когда говоришь комплименты женщине, одно хорошо — можно не соблюдать меры, главное, чтобы искренность била через край. Тогда можно лепить всё, что угодно.

— Ты богиня войны! Я такого даже в кино не видел! Только Афина Паллада, богиня войны и победы способна на такое!

Ни одна женщина не устоит перед таким каскадом комплиментов. Злая девочка уже не отрывает взгляда, и злобы в глазах… нет, она никуда не делась. Но лежит спокойно, ждёт своего часа. Решаюсь на последний бросок.

— Я заснуть не смогу, если не узнаю имя богини. Как тебя зовут? — Замираю, как азартный рыбак, старательно пуча глаза.

— З-зина! — Выплюнутое звериным рыком короткое слово сопровождается едва слышным глухим ворчаньем.

Мои нервы не выдерживают напряжения, рыком, сопровождающим короткое слово, меня отбрасывает от девочки, шарахаюсь назад… тум-м! Спотыкается о снежный ком, падаю на спину. В голове из того омута памяти, где внавал хранится всякая хрень, всплывает фраза «Это фиаско, брат».

— Ёрш твою медь, бл…ский выхлоп, ржавый якорь мне в ж… — немного подумав, добавляю, уперев очи в дурацкие серые облака, — это пиз…ц какой-то!

Удручённо поднимаю голову и вдруг вижу совсем близко чрезвычайно заинтересованный взгляд злой Зины. Она помогает, — о, боги! — злая девочка помогает мне подняться! Ошарашенный этим фактом, сажусь на снежный валунчик. Зина пристраивается рядом. И повторяет всё, что я только что непроизвольно сказал, нисколько не смущаясь фактом нецензурности произносимого. Но всё повторить не может.

— Ржавый… ржавый… а дальше? Дальше что сказал? — на меня глядят серые, — оказалось, что они у неё серые, — глаза. В них горит, полностью забивая обычный огонь адского зла, неизбывный интерес к новой, запретной и такой соблазнительной лексике.

С облегчением вздыхаю. Всё, злая девочка у меня в кармане. Я с ней познакомился, она начинает общаться, и испытывают ко мне неслабый интерес. Аплодирую сам себе, никогда до этого так не гордился своими победами на переднем крае гендерного фронта.

— Хочешь научиться? — Зина кивает часто-часто, — Ну, смотри, если говоришь это мальчику или дяденьке, тогда так…

Беру паузу, набираю воздух в лёгкие и выдаю на одном выдохе:

— Ржавый якорь тебе в жопу, с-сучий ублюдок! — Дурное дело нехитрое.

Испытываю парадоксальное чувство гордости от того, что Зина буквально излучает на меня откровенное восхищение и огромное уважение. Уважение увеличивается ещё больше, когда на вопрос «Кто придумал?» отвечаю кратко: