Хотя глядя на Обормота, начинаю сомневаться. Уж больно много счастья в повизгивании пса. Кажется, эта скотина наслаждается. Хозяин подтверждает:

— Он это любит, — потом вздыхает, — Ладно, нам пора. И Обор… тьфу, Джек нагулялся.

Он хватает Обормота, кладёт на плечо и шагает к своему подъезду. Пёс смотрит на нас с плеча хозяина, пасть раскрыта до ушей, улыбается, подлец. Мы переводим дыхание, дышим густыми клубами пара. Девчонки и Кирюшка раскраснелись, как созревшие помидорки. Я, небось, тоже. Расходимся, хватит с нас на сегодня. Это животное нас вконец измотало.

Открываю дверь по команде папы. Сообразительный ребёнок в доме лет от пяти и старше крайне полезная штука. Дистанционное голосовое управление очень многими вещами. Вот и сейчас, не надо самому вставать с дивана, бросая любимую газету на глупейшую тему футбола и хоккея.

Открываю. Стоят две мои любимые матрёшки, Катя и Зина. Морозец в последнее время стоит жестче обычного, вот и одевают всех детей так, что они на колобки становятся похожими. Открываю, не дожидаюсь, что скажут уже открывающие рты девчонки, тут же закрываю со словами:

— Подождите, я щас!

Теперь потрясти папу.

— Па, ко мне девочки в гости пришли. Можно, пап, а пап? — Чуть-чуть нагнетаю. Родителей тоже можно дрессировать. Папахену приходится решать сложную проблему. С одной стороны, много детей в доме — неизбежный шум, чего не хочется. Это минус. С другой стороны, один Кирюшка его производит столько, что того же старшего вовсе не слышно. Опять же девочки, народ, в принципе, малошумный. И самое неприятное, этот гад Витюшка сейчас будет полчаса ныть и стонать. Нунафиг!

— Ладно. Но чтоб тихо у меня!

Ветром несусь в прихожую, за мной подрывается Кирюшка. Распахиваю двери на максимальную гостеприимную ширину.

— Заходите, девочки.

— Заходите, деечки! — Восторженно орёт Кирюшка. Этот тип рад любому кипишу.

Слегка помявшись, заходят. Помогаю им разоблачиться. Всей толпой чинно входим в гостиную, папа с любопытством смотрит из-за газеты, мачеха выглядывает с кухни. Старательно склеиваю в голове всё, касающееся правил этикета в таких случаях.

— Это Зина, это Катя, — потом обращаюсь к другой стороне.

— Это папа, можно звать дядей Сашей. Это… — тут я малость помялся, но решил, что уж Киру-то она точно матушка, — мама, можно звать тётя Вероника.

Зина посмотрела на всех хмуро, но без злобы, что надо расценивать, как максимально возможную симпатию. Катя вдруг изображает нечто похожее на книксен. Мачеха расцветает всем лицом. Чего бы я так сиял?

— Это Кирюшка, — продолжаю я, — можно звать «Эй, ты, быстро пошёл отсюда!».

Катя хихикает, Зина не реагирует.

По окончании официальной части веду их в комнату. К вящему удовольствию родителей наперёд можно сказать, что провели мы несколько часов интересно и почти бесшумно. Единственный шумовой фактор — Кир, но он неизбежное постоянное зло в этом смысле, поэтому его можно не учитывать.

У меня есть, что показать девчонкам. Пару недель я провёл очень плодотворно. Для начала выкатил родителям длинный список того, что мне нужно. Кроме шашек и шахмат в списке была позиция «пачка пластилина — 4 шт.». Четырёх мне не хватило, докупали ещё столько же. Мне попался в руки журнал с изображением и описанием разных замков. Крепости самого разного стиля. Составил из всех картинок некую фантазийную компиляцию. Ничо так получилось на рисунке.

Родители возражать не посмели. На этот случай у меня заранее была заготовлена истерика на тему: «Выбросили мои игрушки — давайте новые! Иначе я ваши повыбрасываю!». Видать, почувствовали неладное, быстро всем снабдили. Надо же как-то откупаться. Мачехе вовсе не просто так доступ в комнату закрыт. Женщинам свойственны приступы чистоты. И, поддаваясь им, входят в раж и выбрасывают всё подряд, лишь бы всё блестело и всё было на месте. Даже не все взрослые мужчины догадываются, что за исчезнувшие носки, которые он где-то небрежно оставил, или непонятные женскому разуму пропавшие железки, ответственна любимая женщина. Тварь такая! Но я в курсе, и если пропали какие-то мои игрушки, — а они пропадали, глять! — я знаю, кто приложил к этому руку. Нет никаких барабашек или зловредных домовых и прочих гномов. Если что-то из мужских вещей в доме пропадает, виновно то самое, очаровательное существо с невинной моськой.

Примерная прикидка расхода материалов сразу показывает, что делать всё сплошняком не выйдет. Даже двадцати коробок пластилина не хватит. Только пустотелое, только хардкор! Но пластилин слабая опора. Поэтому для стен использовал пустые спичечные коробки. Замучился их собирать, родителям на мои планы плевать с высокой колокольни. Кончились спички, коробок летит в урну. И что мне потом эти «О, извини, сын, опять забыл». Заставил купить четыре упаковки и все распотрошил. Потом лишними спичками забил все наличные непустые коробки до отказа. Их там в два раза больше помещается, если до упора набить. Помнится, «любимая» мачеха удивлялась, почему спички так долго не кончаются. Я как увижу, что их мало, добавлял из своих запасов.

Так что с прямыми стенами я выкрутился. Их оставалось только облепить слоем пластилина. Приспособил Кирюшку раскатывать блины и кроить налепляемые листы. С круглыми башнями пришлось прибегнуть к другой технологии. Скручивал в плотную трубку листы из старых газет и журналов. Получилось прочно. Всё остальное, зубчики, башенки и прочее уже вылеплял целиком из пластилина.

Из упаковочной коробки из-под чего-то давно купленного и лежащего на балконе соорудил подставку. В несколько слоёв. В верхнем вырезал контур рва, который обозначил слоем синего пластилина. Вода, типа.

В общем, гигантский двухнедельный труд, несмотря на помощь и помехи, усиленно чинимые Кирюшкой, — этот мелкий гад один раз мне стену разломал, — почти завершился. Остались мелочи и заселение замка.

Девочек стараюсь поразить в самое сердце. Сразу в комнату не впускаю.

— Подождите минутку. Кирюшка, посторожи, не пускай их пока.

Кир тут же встал перед дверью, растопыривает руки в стороны. Бодигард, бляха! Я детишкам всё равно не доверяю, поэтому дверь блокирую изнутри. Повозиться пришлось с минуту. И вот открываю дверь, завожу гостей, Кирюшка тут же начинает прыгать вокруг стула, на котором стоит нечто под колпаком из журнальных лощёных листов. Соорудил его для защиты от пыли. К пластилину легко всё липнет.

— Итак, девочки. Приглашаю вас в замок, в котором мы будем жить ближайшие два часа. Оп-ля! — Сдёргиваю колпак.

— И-а-а-х! — вскрикивает Катя и, вытаращив глаза, отвешивает челюсть вниз. Зина просто залипает, на минуту превратившись в статую. Кирюшка из солидарности тоже старательно пялится, будто не видел никогда.

Замечаю, что дверь тихонько открывается. Заглядывают родители, привлечённые аханьем Катюшки. На лице мачехи неистребимое женское любопытство «чем это пасынок девочек завлекает?». И уходит позже успокоенного видом мирных детей отца. Блокирую двери, ну, их нафиг, у нас щас дел по горло.

Через полчаса опомнился. Я всё-таки взрослый человек и понимаю больше. Девчонки у меня, а их родители знают? Спрашиваю.

— Ой, надо предупредить! — в глазах Катюшки вспыхивает огромная озабоченность и тут же исчезает, когда Зина, вообще отмахнувшаяся от меня, тычет пальцем в картинку.

— Вот такой шлем тебе подойдёт…

— Ты чего? Вот этот намного красивее!

Бесполезняк! Дети, да ещё девочки, два в одном флаконе. Встаю, — мы тут совместно валяемся перед журналом с всякими замками, рыцарями, прекрасными дамами, — выхожу из комнаты. Вопросительно глядящему отцу поясняю проблему.

— Надо их родителей предупредить, что девочки у нас…

Первой решаю навестить маму Зины, начинать лучше с дальних мест. Да и нравится она мне больше, чем изрядный сноб Катин папа.

Матушка Зины новость встречает абсолютно равнодушно. С налётом грубейшей игривости.