– Хочу.

– Ну и отлично. Пойдем, я тебе шатун отдам.

– Пойдем, а я носки принесла.

Владимир отдал мне шатун, новый, чем-то пропитанный. Спросила. Оказалось, льняным маслом.

– Точно. Пропитаю так же всю прялку.

– Его нагревать и втирать надо. Знаешь, где покупать? Справишься сама?

Кивнула. Знаю, справлюсь, просто из головы вылетело. Не до того было. Достала носки. Я их удлинила, получилось что-то среднее между носками и гольфами. Удобно и обмотки наматывать, и штаны фиксировать, да и из кожаных ботинок немного видно будет.

– Хороши, спасибо, – похвалил Владимир. Тут же сел на лавку и примерил. – И с размером угадала. Только жаль под сапогами кирзовыми видно не будет.

«Мама анархия»! Сапоги кирзовые! Точно! Мне же Марина показывала фото, где Владимир кошкой их начищает, как раз, наверное, с ближайшего турнира. А где она, кстати? Как раз в это время они с Вовой познакомиться должны.

– Ну, можно ботинки кожаные пошить, – предложила я.

– На шестнадцатый? Как-то не очень, а что умеешь?

– Не мой профиль. Вот одежду сшить, связать, спрясть, соткать, когда станок куплю – это да, а обувь максимум себе сошью, хотя без колодки это печальное зрелище.

– Смешная ты! – констатировал Владимир. – Приноси чертеж, я гляну, какой тебе станок нужен.

– Спасибо, – обрадовалась я.

Ребята дружно перещупали носки, спросили, могу ли на заказ, сказала, что могу. Но не к майскому турниру. Владимир опять отметил мою осведомленность, пришлось выворачиваться, что у них только и разговоров, что о майском турнире. Пригласили посмотреть. Сказала, что не знаю, отпустят ли родители. На самом деле, не уверена, что переживу культурный шок от вида реконструкции формата весны две тысячи третьего года. У меня от своих старых фотографий за две тысячи пятый тихая истерика порой случалась.

Подошел к нашей группе тот парень, что меня палкой бил. Боги! Это не парень, а Марина! Кажется, радость скрыть не удалось. Познакомились. Все, теперь я за Владимира спокойна. Марина его своими нежными ручками скрутит и в светлое будущее направит.

В школу я шла со смесью страха и азарта. Как и ожидала, мой вид произвел эффект бахнувшей светошумовой. Ну не умеют подростки эмоции держать в узде! Меня трогали руками, спрашивали: как, зачем и почему. Кто-то говорил «молодец», кто-то говорил «зря», кто-то что специально – я так на себя внимание обращаю. Я знала, что просто этот день надо пережить и желательно с максимально безразличным выражением лица. Версия поступка для всех страждущих узнать причины была проста: «Решила, что так удобней». Все. Точка. Дальше, если хотят, пусть придумают сами.

Учителя тактично молчали и лишь удивленно приподнимали брови. Оба виновника смены моего имиджа повели себя одинаково и ожидаемо. Макс отвернулся, Олег скривился. И оба перестали меня замечать. Совсем. Я понаблюдала еще некоторое время и с тихой радостью отметила, что мой невербальный посыл прочли правильно.

В один из вечеров ко мне все же подошла мама. Поговорить о моем подростковом поведении…

В машине было тихо. Водитель не любил музыки в авто, она его отвлекала. Хотя мысли, что роились в его голове, отвлекали сейчас гораздо сильнее. Его супруга тоже не торопилась начинать разговор. Смотрела в окно на окрасившееся алым, сиреневым и охристо-желтым небо. Закаты в их городе были просто волшебны. Усталость дня постепенно отступала, но желанный покой не приходил. Ее занимали мысли. Их покладистая, мягкая, сговорчивая, понятная во всех аспектах, дочь поменялась. И мать анализировала эти перемены, пыталась понять, к добру ли они или к худу. С одной стороны, выросла успеваемость, сегодня на родительском собрании – последнем в этом году, это отметили все, без исключения, учителя. Да и она сама видит, сколько сил и времени тратит Алиса на учебу, с каким усердием занимается. Даже на акробатику записалась, так как спина болеть стала от многочасового сидения. С другой стороны, дочь отдалилась, перестала рассказывать, что у нее на душе. Выдает только голые факты. И только тогда, когда считает необходимым. Раньше так поступала только младшая, но родители привыкли к тому, что их дети разные. Алиса никогда не скупилась на откровения. А потом в одно мгновенье раз и закрылась. Что это: этап взросления или подростковый бунт? Или их с отцом просто озадачил тот факт, что дочь перестала быть удобной? С волосами этими. Знала же, что отец будет в ярости, и все равно отстригла, и не как-нибудь, чуть-чуть, нет, под самый корень, смотреть жалко! В брюки эти жуткие залезла, не вытряхнешь. Связалась со странной компанией, там сплошь мужики взрослые. Отец возил ее на этот их турнир посмотреть. Приехал в шоке. Рассказал, что дети великовозрастные, лет по тридцать каждому, а в костюмы наряжаются и на мечах дерутся. Инфантилизм какой-то.

Женщина вспомнила, как прошлым летом ее дочь прочла газетную статью про этих самых «фехтовальщиков» и пыталась их найти. Рассказывала что-то про интерес к истории. Тогда всеми это было воспринято как очередная детская идея, которая вскоре пройдет. Не прошла. Нашла. Сидит теперь на прялке этой прядет, что-то иглой вяжет. Даже на крайне либеральный взгляд матери попахивало это все, по меньшей мере, сектантством.

Отец тоже подлил масла в огонь. После инцидента со стрижкой стал «забывать» выдавать деньги на проезд и питание. Они специально давали им условно карманные деньги ровно столько, чтоб хватало на проезд до школы и обратно и обед, плюс рублей пять оставалось на личные «хотелки». Дети эти деньги копили всеми правдами и неправдами, стараясь сэкономить. Покупали всем потом подарки на новый год. Родители очень гордились их финансовой грамотностью и своей здравой идеей. А теперь вообще не понятно, что делать. Женщина пыталась объяснить мужу, что неправильно решать вопрос таким способом: и так выделяемых на еду и автобус давалось впритык, но тот был непреклонен. Хотел, чтобы дочь сама подошла, напомнила, попросила. А та, гордая, не стала, и сестре, судя по всему, за нее просить запретила. Потому как Татьяна первый раз спросила, но после ответа отца «Вот Алисе надо, пусть сама за деньгами и приходит», больше про сестринскую часть не узнавала. Сначала думали, что они с сестрой делят пополам долю Татьяны. Потом, когда Алиса купила гитару, оказалось, что деньги у нее имеются. На вопрос «откуда» дочь ответила: «Заработала, нитки спряла». Все это казалось женщине странным, неправильным, словно поезд, сошедший с привычной колеи. Нет чтоб с мальчиком каким начать встречаться. Надела на себя эти тряпки жуткие и ходит гаврошем. Хотя опять же на вопрос о причинах ответила прямо и честно, но ответ этот породил еще больше мыслей и вопросов.

– Маша, где мы ее упустили? – подал голос отец семейства, видимо, мысли у него в голове крутились похожие.

– Я не думаю, что мы ее где-то упустили, – встала на защиту дочери супруга.

– Не думаешь?! – начал выходить из себя собеседник. – А о чем ты думаешь? На что это, по-твоему, все похоже? Изуродовала себя, общается, не пойми с кем. Так и до наркотиков недалеко! Ты этого хочешь? Тогда разговаривать поздно будет! Ты говорила с ней? Меня-то она не услышит!

– Толь, не кричи. Поговорила я с ней, она мне все объяснила. Ребенок идет на контакт, все нормально.

– Нормально? – не унимался отец. – Зачем она волосы обрезала, а?

– Сказала, что это была проверка, – начала рассказывать Мария и, убедившись, что муж замолчал и слушает, продолжила: – В школе из-за нее подрались два одноклассника, ей это не понравилось. Она почему-то решила, что этот поступок ребят приравнивает ее к вещи. Интересной, желанной, но все же вещи. И решила проверить, насколько она будет интересна, если уберет внешние гендерные признаки. Ребята проверку не прошли и после смены имиджа напрочь потеряли к ней интерес. Я сегодня у классной руководительницы уточнила. Действительно, была драка, и после нее Алиса подстриглась. И да, мальчишки больше особого интереса не проявляют, переключились на что-то другое.