– Нет, – прошипела я, чувствуя обжигающие слезы на щеках. Внутренний голос был беспощаден. Никому другому я бы не простила этих слов. Но сейчас пришлось вскрыть шкатулку внутрисемейных отношений, и заглянуть во внутрь. Вместо обид и претензий там лежало зеркало, в котором отражалась всего лишь я.

В комнату к родителям пришла только после кружки валерианового чая и умывания холодной водой. Мокрая, встрепанная, как воробей. В руках держала паку с документами.

Родители выглядели взволнованными, судя по всему, пока я истерила и успокаивалась, успели здорово себя накрутить.

Села на так и не разложенный диван и без вступлений заявила:

– Мне нужна ваша помощь.

Мама тут же села рядом, а папа весь подобрался.

– Не стой, садись, долго рассказывать буду.

Отец нахмурился, прикусил изнутри щеку, но сел. Я выдохнула и начала:

– В прошлом году мной были выиграны два конкурса. Результатом одного была покупка ткацкого станка, второго – продажа двух отрезов ткани.

Родители кивнули, эта информация была им знакома. Да и рояль в кустах, а точнее, много ремизный ткацкий станок в комнате не заметить было сложно.

– Помимо этого, летом я заключила ряд сделок гражданско-правового характера с «Домом мод» Татьяны Буриной, – я протянула стопку документов. Родители с огромным удивлением её просмотрели. Договоры были составлены хорошо и четко. У каждого было техническое задание, эскиз и акт выполненных работ, а также копия моей расписки о получении денег.

– Дальше, – продолжила свой рассказ, – этой осенью мы с моим другом образовали и зарегистрировали интернет-портал для реализации мастерами декоративно-прикладного искусства своей продукции. С ноября месяца сайт приносит доход.

Достала и передала копии учредительных документов, отчет о финансах, трудовую книжку, где я гордо числилась директором по развитию. Папа сглотнул, мама подпёрла рукой подбородок.

– Также от столичного Дома мод мне поступил заказ на пять отрезов ткани по десять метров каждый.

Дала свеженький договор, оригинал которого совсем недавно пришел по почте.

– Поэтому я целыми днями сижу у Саши дома и тку.

Родители снова синхронно кивнули. Эпичность семейной беседы, когда я сообщила о том, что перевезла инструмент к Александру, сложно было недооценить.

– Он, конечно, не против, и мы, в общем, встречаемся, – тут я сделала небольшую паузу и внимательно посмотрела отцу в глаза. – Но вы же понимаете, что это всё не совсем правильно?

Родитель едва заметно кивнул и, кажется, немного расслабился. В любом случае, туго сжатая пружина начала медленно выпрямляться.

– Так вот, я бы хотела иметь свою мастерскую, куда можно было бы поставить станки, стол для валяния, прялку, чтоб всё это дома не болталось. Сначала искала гаражи, а потом наткнулась на небольшой домик, – рассказывать было тяжело. Но чем больше я говорила, тем меньше мой монолог напоминал отчет и больше становился похож на повествование.

– Тебе нужны деньги? – спросила мама, кода я закончила.

– Нет, мам. Мне нужна ваша помощь в оформлении сделки и в ремонте, пожалуйста.

Это «пожалуйста» спусковым крючком выдало одновременно две реакции. Во-первых, меня прорвало, и глупые слезы непроизвольно снова полились из глаз. А во-вторых, отец, опрокинувшись на спинку дивана, расхохотался во весь голос. Мама обняла и прижала меня к себе, от чего плакать захотелось еще сильней. Когда же гормоны этого тела придут, наконец, в норму, и меня не будет мотать из эмоциональной крайности в крайность?

Успокоившись, отец вытер рукой глаза:

– Боже, Алиса! Мы тут с матерью такого понадумать успели! Нельзя же так! Я уже и проблемы с законом, и наркотики, и беременность представить успел, а ты всего лишь дом хочешь купить!

– Да почему же вы думаете самое плохое? – искренне удивилась я, вспоминая Сашу с его подозрениями.

– А что еще остается? – спросила мама. – Это свойство человеческого мозга – заполнять догадками информационный вакуум. Тебя все дни напролёт нет дома. В школе можно было хоть учительнице позвонить и узнать все, а тут. Ни как ты учишься, ни чем занимаешься, ни где пропадаешь субботу – воскресенье.

– Ну, я же в десять дома, – удивленно пожала плечами.

– Да, спасибо, что ночуешь, – съязвил в ответ папа. – Интересно, что бы мы с матерью делали, заяви ты в один прекрасный момент, что переезжаешь жить к Александру. Дома бы заперли?

Я растерялась. А действительно, какие у них есть рычаги давления? Понятно: пока мне нет восемнадцати, можно, конечно, привод сделать. У меня так одногруппница на юрфаке развлекалась с родителями. Сбежит из дома пиво пить, родители её через милицию находят, а потом сидят ночь в ОПДН, всей семьей протоколы пишут. Кому от этого легче? Выходит, всё взаимодействие строится лишь на понимании, уважении чужих границ и умении слушать. Взрослые в этой ситуации так же беспомощны, как и дети. Только на них еще и груз ответственности лежит за жизнь и здоровье своих чад.

– Когда сделка? – спросила мама.

– Не знаю, – честно сказала я. – Надо документы внимательно посмотреть, да и дом глянуть не по темноте.

– Надо же! – усмехнулся отец. – А я-то думал, что тебе нужна только наша подпись.

Я опустила голову, было стыдно.

– Толя! – укоризненно покачала головой мама.

– Ладно, ладно. Съездим завтра все вместе к твоему риелтору и на дом посмотрим. Ты мне лучше скажи, это всё? – он кивнул в сторону документов, – или ещё что есть интересное?

– Да ничего особенного, – смутилась я. – Ещё немного пишу книжки, тексты песен для местной группы, рисую дизайны интерьеров и веду уроки в школе рукоделия, но так, по мелочи всё.

– А спит за тебя какая-то другая девочка? – усмехнулась мама, снова меня обнимая.

– Я твои договоры можно нашему юристу покажу? – уточнил папа.

И я, наконец, дурочка, поняла, что это не контроль. Это забота.

Алиса Беляева

– Нет! – Ларин злился и, ради разнообразия, злился на меня:

– Турнир – это собрание друзей, а ты бюрократию собралась развести!

– Собраться можно и в баре, но мы выезжаем за город, шьемся, куёмся. Неужели Вам не обидно, что мы тратим время, деньги, силы, чтобы сделать качественную вещь, а кто-то в занавеске приехал и норм?

– Алиса, о чем ты! Опомнись! Мы в детском лагере турнир проводим. Как можно с людей аутентичность требовать, когда у самих беседки и дорожки, как в «Героях третьих»?

– Да легко! – нервно провернула на руке браслеты. – Я же не предлагаю вводить всеобщую паспортизацию и даже не говорю о личных допусках. Просто коллективное фото клуба и ответственность главы за своих людей. Это несложно и должно быть понятно! Опять же нам рассчитывать количество участников проще будет, а то плюс – минус пятьдесят человек. Сидим, гадаем до последнего.

– Нет! – еще раз рявкнул Ларин. И я поняла: давить дальше нет смысла. Только хуже сделаю. Упрётся рогом в стену и чисто из принципа будет делать по-другому, даже когда сам мысленно поймет, что был не прав. Замолчала. Ну почему так? Через каких-то четыре-пять лет всё равно введут систему допусков, подражая западным клубам. Да и от лагеря откажутся, перейдя к формату livinghistory[34] фестивалей. Не понимаю, что мешает это сделать раньше?

– Вы еще подеритесь, – встрял Дима, вспомнив, наконец, кто тут глава клуба. – Устроили разборки на всю раздевалку!

Ларин недовольно засопел и отвернулся. Я принялась с очень серьезным видом натягивать сапоги. Тайм-аут. Надо замолчать и успокоиться в первую очередь самой. С Вовой у нас и раньше случались споры. И в них было главное: не кто кого перекричит, а кто кого перемолчит. Давая второй стороне подумать самостоятельно. Подобрать новые доводы, взвесить все за и против. К некоторым вопросам мы возвращались по три – четыре раза, позволяя пескам времени отточить принятое решение. Ладно! Дима и Вова мое предложение услышали. Пусть думают, обсуждают, взвешивают. Я пока считаюсь новичком, потому на клубных советах не присутствую. Поэтому и приходится зёрна будущих решений заранее закидывать в почву. Озимые мысли – так сказать.